Сюсаку Эндо - Уважаемый господин дурак
«Уважаемый дурак!» — воскликнула Томоэ вчера вечером, когда поезд скрылся в темноте ночи. Сейчас она повторила про себя эти слова вновь. И задумалась, не ошибалась ли в своей критической оценке мужчин. Чувства Томоэ к Гастону, конечно, не имели ничего общего с чувством девушки к молодому человеку, который ей нравится. Но то, что этот недалекий человек, которого она в глубине души презирала и над которым насмехалась, должен оказаться для нее загадочным и непонятным, стало глубоким шоком для такой уверенной в себе девушки, как Томоэ. И дело не только в том, что он предстал перед нею таким таинственным, но и в том, что она проиграла ему, хоть он и был дураком. Чувство поражения было для Томоэ особенно неприятным — она гордилась собой как девушкой умудренной опытом и современной.
Несмотря на всю независимость характера, она вдруг поняла: необходимо поговорить с братом. В конце концов, она всего-навсего — юная барышня. Поскольку у нее нет того, кого она могла бы, не кривя душой, назвать «своим парнем», Такамори — единственный, с кем можно обсудить проблему мужчин. Она набрала номер его телефона. Его голос на другом конце провода звучал необычно по-деловому. Томоэ осознала, что, хотя дома он вел себя довольно фривольно, в деловой обстановке банка его поведение менялось.
— О, это ты? — Когда он понял, что это всего лишь его сестра, манера его разговора резко изменилась. — Почему ты мне звонишь в это время? У меня будут неприятности с боссом. У нас не поощряется разговаривать по личным делам в рабочие часы.
Томоэ предположила, что его непосредственный начальник, которого он постоянно боится, — где-то поблизости.
— Я прошу прощения. — Ей стало неловко. — Я просто хотела спросить, не можем ли мы где-нибудь встретиться по дороге домой.
— Дай подумать... — Голос Такамори звучал неуверенно — он не очень понимал, чего она от него хочет. А он был уверен, что она чего-то хочет, ибо такое предложение с ее стороны было фактически беспрецедентным.
— Ты не сможешь?
— Думаю, я бы смог... — Брат вдруг заговорил очень тихо. — А ты угостишь меня ужином? Я совсем пустой.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что могу положительно рассмотреть твое предложение, если ты угостишь меня ужином.
В пять часов Томоэ натянула чехол на пишущую машинку и отправилась в женский туалет обновить макияж. Когда она вышла, в коридоре прямо, как спичка, стоял Осако.
— Томоэ-сан, не согласились бы вы пойти со мною в кино? У меня есть два билета на фильм «Буря».
— Спасибо. Но у меня сегодня уже назначено свидание, — вежливо ответила она. — Возможно, в другой раз.
Мягко отделавшись от воздыхателя, она поспешила на встречу с Такамори в кафе в районе Юракуте. Вопреки своей обычной манере он не опоздал и уже ждал ее, покуривая, сидя у стены и наблюдая за тропическими рыбками в аквариуме.
— О чем ты хотела со мной поговорить? Могу поспорить, что это связано с Гастоном.
— Как ты догадался?
— Потому что у меня самого он не выходил из головы весь день.
— Хотела бы я знать, что он делает сейчас в Ямагате.
— Томоэ, я... — Брат решительным жестом затушил сигарету в пепельнице. — Я собираюсь попросить недельный отпуск. В прошлом году я не брал ни одного дня, поэтому имею на это право. И я хочу поехать в Ямагате, ибо понимаю: покинуть Гастона сейчас — это как выбросить лучшую часть меня самого. Вот такие у меня ощущения.
После подобного открытого заявления своих чувств, Такамори смущенно почесал в затылке.
— Я еду в Ямагату, — решительно повторил он.
— А что, если мне тоже поехать? — Томоэ положила ложечку в кофейную чашку и закрыла глаза.
— Но тебе нет необходимости ехать туда. — В глазах Такамори появился шутливо-язвительный блеск. — Тебе не надо больше утруждать себя Гастоном. К тому же, разве не ты всегда жаловалась на него?
— Тогда зачем ты едешь?
— Я говорил тебе — у меня свой взгляд на Гастона, а ты его всегда высмеивала. Я же — никогда.
Такамори редко так сыпал соль на сестринские раны, но ей нечего было на это ответить, и как бы ни было больно Томоэ в душе, приходилось признать: брат прав.
— Я вовсе не презирала его. Даже я могла видеть, что он хороший человек, даже слишком хороший. Однако в людях подобного рода я не нахожу ничего привлекательного.
— Привлекательного?
— Да, привлекательного. У него отсутствуют все мужские качества. — Наконец Томоэ нашла слова, чтобы отразить наступление брата. — Это лицо, одежда... Но даже это не самое плохое. Возьми его слабость, трусость. Он падает духом и плачет, как женщина. Я думаю, для нас, девушек, такой не может быть привлекательным.
— Вот оно что. Да, я думаю, это похоже на правду. — Такамори закурил вторую сигарету.
— Не подумай, что у меня имеются причины для того, чтобы составить о нем неверное мнение. — Томоэ почувствовала гордость — вот какую победу она одержала в споре.
— Но, послушай, Томоэ. Не все мужчины красивы и сильны. Среди них есть те, кто родился трусливым и слабо характерным. Есть даже такие, кто может легко заплакать. Но если такой человек, слабый и трусливый, мужественно переносит бремя своей трусости и слабости и храбро борется, чтобы прожить красивую жизнь, — вот это я называю подвигом. Гастон мне нравится не потому, что у него сильная воля и умная голова. А скорее потому, что, будучи слабым и трусливым, он по-своему продолжает бороться. Меня больше привлекает Гастон, чем какой-либо святой или герой.
Оба некоторое время сидели молча. Томоэ никогда раньше не слышала, чтобы ее брат так серьезно о чем-либо говорил. Он обычно слишком смущался высказывать глубокие мысли. Каждый раз, когда беседа перескакивала на серьезные вопросы, он обычно вставлял фривольные замечания или переводил разговор на другую тему.
— Ты можешь предположить, зачем он приехал в Японию? — Томоэ задала брату тот же вопрос, что и Гастону в ресторане в Ёцуя.
— Ни малейшей идеи. Поразительно загадочный человек, этот Гастон.
***
Стоял красивый ясный день. Экспресс «Аоба» отошел от станции Уэно в девять часов утра и сейчас уже оставил позади Кояма и Уцуномия. Слева можно было видеть цепь вулканических гор Насу.
— Тебе еще не надоело жевать? — Томоэ подняла голову от еженедельника, который читала, и недовольно посмотрела на брата.
В ответ она услышала лишь удовлетворенный вздох. По-прежнему работая челюстями, он повернулся к окну. Ни он, ни Томоэ никогда не были в районе Тохоку к северу от Токио. Еще детьми они пару раз ездили на юг в Кагосиму, где жили их дедушка и бабушка, но на север сейчас ехали впервые.
По голубому небу плыли два кучевых облака. Ветерок шевелил листву, серебрившуюся на солнце. Даже далекие горы Насу, казалось, сверкали на солнце.
— Томоэ, здесь начинается район Тохоку, — сказал Такамори. — Можно сказать, сейчас мы уже на севере страны.
— Осторожно, не урони мороженое на брюки.
— Давно мы никуда не ездили из Токио. Токио отнимает у человека душу, делает его раздражительным — как, например, тебя. Этот город не для меня.
— Если ты будешь есть дальше, у тебя определенно расстроится желудок.
Такамори прильнул лицом к окну Он видел реку, что текла вдоль путей, поднимая холодные брызги, деревенскую девушку, едущую через мост на велосипеде.
Гас, должно быть, тоже проезжал здесь и видел эту сценку. Однако нет — Гастон ехал ночным поездом и вокруг была полная темнота, все спали.
Такамори представлял себе Гастона: как он сидит в ночном поезде, ему неудобно, поскольку узкие проходы между сиденьями не позволяли ему вытянуть ноги. Видимо, не спал он один. На что он смотрел? На звезды в черном небе, как однажды они вместе смотрели на них?
Начиная от Фукусимы, к поезду стали постепенно подступать горы, их крутые склоны были покрыты соснами и криптомериями. Тоннели следовали один за другим, и скоро поезд выскочил на знаменитый перевал Итая.
«Зимой здесь, должно быть, много снега», — подумал Такамори и вообразил, как они смогут приехать сюда зимой с Гастоном.
После перевала Итая все больше пассажиров заговорило на диалекте Тохоку.
Небо покрылось облаками. Повсюду виднелись фруктовые сады, а на склонах террасами располагались виноградники, обращенные к лучам заходящего солнца. Среди других деревьев в небольших рощах резко выделялись каштаны, покрытые белыми цветами. Были там яблони и сливы, чьи плоды были защищены бумажными мешочками, а также вишневые деревья, покрытые красными ягодами. Поезд все дальше уходил на север, и деревьев становилось больше.
— Вы знаете, как называют этот сорт вишни? Его называют «Наполеон».
Томоэ и Такамори поразились, услышав отрывок разговора из соседнего купе. Необычное совпадение: в этом районе, где они с Гастоном впервые, — услышать имя Наполеона.
