Флора Шрайбер - Сивилла
Как здорово, думала Вики, идя по Мэйн-стрит, ощущать эти резкие безжалостные порывы ветра и контролировать тело, которое способно на такие ощущения. Хотя она была новичком в деле владения телом, которое шло по улице, на самой этой улице она чувствовала себя старожилом. Все это она уже много раз видела.
Вики знала обо всем, что происходило в жизни Сивиллы Изабел Дорсетт, независимо от того, знала об этом сама Сивилла или нет. Как ни парадоксально, но если для Сивиллы, жившей в этом мире, время было прерывистым, то для Вики, спрятанной в дальнем уголке бытия, оно оставалось непрерывным. Время, которое было капризным и часто исчезало для Сивиллы, для Вики оставалось постоянным. Вики, которая помнила все, служила тропинкой памяти в расчлененном внутреннем мире Сивиллы Дорсетт.
Эта крепкая память в сочетании с тем фактом, что, появившись на сцене, Вики объединила в себе все фантазии, сотворенные Сивиллой, и стала источником силы Вики. Виктория из фантазий, как и новая Вики, альтернативное «я», была уверена в себе, ничего не боялась, была устойчива к влияниям взаимоотношений, которые расстраивали Сивиллу.
Вики насмешливо подумала о людях, которые, увидев стройную фигурку Сивиллы Дорсетт, ожидают, что она будет без конца переходить дорогу туда-сюда, чтобы избежать встречи с ними. Так вот, этого они больше не увидят, думала Вики, входя в помещение почтового отделения.
Посылка из Элдервилля действительно пришла. Это добрый знак, решила Вики. Если бы посылка еще не пришла, миссис Дорсетт нашла бы в этом ее вину. Вики чувствовала, что очень хорошо знает эту женщину — вовсе не ее мать, справляться с которой она пыталась помочь Сивилле все эти годы.
Пробыв дома ровно столько, чтобы отдать миссис Дорсетт посылку, Вики вновь вышла через заднее крыльцо и отправилась погулять. Для нее это было естественным поступком, потому что именно она подталкивала Сивиллу к таким бесцельным прогулкам как к превосходному средству против постоянных упреков Хэтти Дорсетт в ничегонеделании. Когда Сивилла тихо сидела, погруженная в размышления, Хэтти раздраженно бросала: «Да не сиди ты сиднем. Господи, ну займись чем-нибудь!» Прогуливаясь, можно было думать и в то же время «чем-то заниматься».
Вечером, после окончания ужина, Хэтти предложила Вики прогуляться вместе. Хэтти и Вики шли молча, и рука матери властно направляла шаги той, кого она считала своей дочерью. Проходя мимо дома Стикни, который был раза в два больше дома Дорсеттов, Хэтти фыркнула:
— Старина Стикни выжил из ума. Надеюсь, они куда-нибудь его упрячут.
Они шли дальше, и Хэтти рассказывала про Эллу Бейнс, которая «делает нехорошие вещи с одним учителем в нашем городе» и за которую «следовало бы взяться властям»; про Риту Ститт, чья мать на самом деле не была ее матерью и которую несколько месяцев назад Хэтти осадила, заявив об этом (Вики подумала: «Ты мне не мать, и я бы могла в отместку за Риту осадить тебя, сказав тебе об этом»). Потом Хэтти Дорсетт заговорила про Денни Мартина.
— Я рада, что ты не грустишь из-за отъезда этого мальчишки, — сказала Хэтти. — Я говорила тебе — папа был против того, чтобы ты водилась с ним.
— Да, ты говорила мне, — согласилась Вики, зная, что вовсе не ей, а Сивилле миссис Дорсетт бросила эти жестокие слова.
— Что ж, юная леди, я могу кое-что добавить, — продолжила Хэтти с ребяческим торжеством. — Ты еще не знаешь, что наш папа несколько месяцев назад разговаривал с отцом Денни. Наш папа прямо рубанул сплеча, сказав, что нехорошо тебе водиться с людьми вроде Мартинов, которые не нашей веры.
Вики внутренне содрогнулась. Мартины, как и Хэтти Дорсетт до ее обращения в новую веру, были методистами. В свое время Уиллард Дорсетт женился на методистке, однако возражал против того, чтобы его дочь дружила с мальчиком этого вероисповедания. Какое лицемерие! Но вслух Вики не сказала ничего.
— Так вот, — продолжала Хэтти, — папа косо смотрит на Мартинов и по другим причинам. Он чувствует, что у них нет «класса», стиля, происхождения. Их отец приехал сюда из Нью-Джерси, чтобы искать золото, а кончил тем, что стал водителем молоковоза. Теперь он опять мечется, все чего-то высматривает. Откуда он взял деньги, чтобы купить эту бензоколонку в Техасе, никто понятия не имеет. В общем, папа хорошенько поговорил с этим отцом Денни. Мистер Мартин сказал, что они скоро уезжают из города, поэтому никто ничего делать не стал. Но, моя юная леди, я подумала, тебе следует знать, что папа думает про Денни и про их семью.
— Денни уехал, — только и сказала Вики.
— И папа считает, это хорошо, — сообщила Хэтти, словно бы не желая высказывать собственного суждения.
Вики подумала: как хорошо, что Сивилла никогда не узнает о том, что сделал ее отец.
— Ну, пойдем назад, — сказала Хэтти. — Я хотела рассказать тебе все это без папы. Теперь, когда ты знаешь, мы можем идти домой.
На следующее утро в школе Вики полностью владела и телом, и учебным материалом. И хотя другие дети продолжали держаться отчужденно, Вики понимала, что эта отчужденность объясняется событиями двух последних лет, которые прошли со дня смерти Мэри Дорсетт, бабушки Сивиллы.
Вики тщательно, в мельчайших подробностях наблюдала за тем, как в течение двух лет Пегги Лу, полностью завладевшая телом, — личность, которая действительно жила, — растеряла всех школьных друзей Сивиллы. Во время перемен Пегги Лу оставалась сидеть за столом и делала бумажных кукол, вместо того чтобы идти во двор и играть с другими детьми. Во время перерыва на ланч и после окончания уроков она старалась тайком улизнуть из школы, избегая детей, пытавшихся заговорить с ней или пойти рядом. Когда они предлагали ей прогуляться вместе, она загадочно отвечала: «Не могу» — и куда-то убегала. Через некоторое время ее перестали куда-либо приглашать или что-либо предлагать.
И Вики знала, что Пегги Лу изолировала себя от остальных детей не потому, что не любила их; пребывание с ними раздражало ее, потому что у них было то, чего не было у нее, — дом, в котором живут братья и сестры, дом, где нечего было бояться. Вместо того чтобы ходить к другим детям в их дома, она убеждала себя в том, что ей ничего не нужно, а убедив себя окончательно, одиноко отправлялась в белый дом с черными ставнями, где все то, что раздражало ее, поджидало за каждым углом.
Ее горькое одиночество имело одну положительную сторону. У нее выработалось настоящее чувство независимости, способность делать то, что ей действительно хочется, невзирая на чьи-то указания или возражения. Пребывая в изоляции, Пегги Лу умела каким-то образом ощущать себя свободной, хотя это была такая свобода, от которой ей хотелось проломить дыру в самом центре вселенной.
Иногда Вики сожалела о том, что позволила Пегги Лу выйти на передний план у могилы Мэри Дорсетт. Но тогда Вики считала (и сейчас, вспоминая об этом, полагала, что считала правильно), что иной образ действий невозможен.
К тому же, уверяла себя Вики, хотя Мэри Дорсетт была чудесным человеком, она не являлась ее бабушкой и потому у Вики не было причин включаться в эти ужасные переживания. Она решила, что больше всего это подойдет Пегги Лу. Кроме всего прочего, Сивилла, стоявшая у могилы, ощущала гнев. Разбираться с гневом было функцией Пегги Лу, а не Вики.
Более того, эти два года, отданные Пегги, не прошли даром. Именно появление Пегги Лу (а вовсе не рука, положенная на плечо Сивиллы) предотвратило прыжок девочки в могилу Мэри Дорсетт. Пегги Лу, активный ребенок, после похорон смог ла сделать то, чего не сделала бы Сивилла, ребенок пассивный. Когда гости, прибывшие на похороны, остались в доме Дорсеттов, Пегги Лу завоевала благодарность мистера и миссис Дорсетт, сняв с них заботы о беспокойной двухлетней Элли. В самом деле, Дорсетты были довольны тем, что их дочь стала наконец активной, и Вики с изумлением увидела, что Хэтти Дорсетт лучше уживается со своей дочерью после смерти Мэри Дорсетт, чем до нее. Дочь, вернувшаяся с похорон и остававшаяся в доме в течение двух лет, могла огрызаться и, придя в ярость, бегать по мебели, но она была более обаятельной, чем дочь, которая жила в этом белом доме до смерти Мэри Дорсетт.
Пегги Лу была в большей степени «как другие дети», чем Сивилла. Хотя у Вики не было полной уверенности, она искала объяснение в том, что Пегги Лу, игравшая роль дочери после смерти Мэри, была гораздо больше похожа на саму Хэтти, чем Сивилла. Любопытно было также наблюдать, как по возвращении Сивиллы миссис Дорсетт посчитала именно Сивиллу, а не Пегги Лу «какой-то другой». «Этот ребенок стал совсем другим, — кричала Хэтти. — Я от нее через потолок выскочу!»
Вики вспомнила, как она велела Пегги Лу у могилы Мэри Дорсетт откликаться на имя Сивиллы Дорсетт, потому что невежливо тыкать людям в глаза их ошибки. На второй день своего пребывания в этом мире Вики и сама последовала собственному совету. В комнате шестого класса она немедленно откликнулась, когда мистер Стронг, ее учитель, произнес имя Сивиллы Дорсетт.
