Повесть о любви и тьме - Оз Амос

Я помню его во фланелевом костюме светло-кремового цвета либо в костюме в полоску, с острыми как лезвие стрелками на брюках. Иногда он надевал к этому костюму пикейный жилет с серебряной цепочкой, покоившейся на его животе (эту жилетку он называл хазия, от ивритского слова хазе – “грудь”, не зная, что в современном иврите хазия означает “бюстгальтер”, и я, бывало, отчаянно пытался подавить ироническую усмешку, которая вот-вот могла взорваться диким хохотом). Летом он носил светлую щегольскую соломенную шляпу, а зимой – шляпу, называвшуюся у нас “борсалино”, – с полями и шелковой лентой вокруг тульи. Был он невероятно вспыльчив, склонен к внезапным бурным взрывам, с громами и молниями, но быстро отходил, все прощал, сам просил прощения, сожалел, слегка смущался, словно весь его гнев был не более чем приступом тяжелого кашля. Еще издали всегда можно было определить, в каком дедушка настроении, цвет лица его менялся, как огни светофора: розовый – белый – красный – и вновь розовый. Большую часть времени дедушкины щеки розовели от удовольствия, но изредка случалось, что белели или краснели от гнева и возмущения. Однако спустя короткое время вновь розовели, возвещая всему миру, что громы стихли, что вот уже и зима пролетела, цветы снова повсюду… И после краткого перерыва вновь излучал дедушка свою светлую веселость, в мгновение забывал он, на кого и за что сердился, по какой причине гневался, – словно ребенок, было заплакавший, но тут же успокоившийся, и вот он уже смеется и играет.

14

Рабби Александр Зискинд из Гродно, скончавшийся в 1794 году, упоминается в раввинистической литературе под именем ИОША – по первым ивритским буквам названия его известной книги (на русский язык это название можно перевести как “Основа и корень служения Всевышнему”). Был он мистиком, каббалистом, аскетом, усердно трудившимся над сочинениями нравоучительного характера, многостороннее влияние которых трудно переоценить. О нем рассказывали, что он “целыми днями сидел взаперти в узкой комнатушке и учил Тору, никогда не поцеловал ни одного из своих сыновей, не держал их на руках, не вел с ними праздных бесед”. Жена его одна заботилась о пропитании и воспитании детей. Тем не менее этот в высшей степени аскетичный человек призывал “служить Всевышнему с огромной радостью и воодушевлением”. Но ни радость, ни воодушевление не помешали рабби Александру Зискинду завещать, чтобы после смерти “погребальное братство исполнило четыре приговора” над его телом, растерзав каждый из его органов. Например: “Пусть поднимают меня несколько человек до самого потолка и бросают меня беспрерывно со всей силой прямо на землю, не подстелив ни простыни, ни соломы, и совершат это семь раз, один за другим, так заклинаю я погребальное братство исполнить надо мной семь смертей, и пусть не радеют они о моем позоре, ибо позор этот послужит чести моей, хоть немного отведя от меня Высший Суд”. Все это – ради искупления грехов или “ради духовного очищения Александра Зискинда, рожденного женщиной по имени Ривка”. Еще вспоминали о нем, что странствовал он по городам Германии, собирая деньги для заселения Эрец-Исраэль, и даже был арестован за эту деятельность.

Сын его, один из тех, кого отец ни разу не поцеловал, ни разу не взял на руки, рабби Иоселе Браз снискал славу чистого праведника, всю жизнь он посвятил изучению Торы, ни в один из шести дней творения не покидал Дома учения, даже для сна; он позволял себе подремать сидя – не более четырех часов в сутки: голова – на руке, рука – на столе, и в пальцах зажата горящая свеча, чтобы, когда она догорит, пламя разбудило его. Даже еду, которую он торопливо заглатывал, приносили ему в Дом учения, откуда выходил он только с наступлением субботы и куда возвращался с ее исходом. Аскетизм рабби Иоселе был сродни аскетизму его отца. Супруга его хозяйничала в лавке по продаже тканей и так же, как это делала в свое время ее свекровь, всю жизнь содержала и детей, и мужа, поскольку он по скромности своей наотрез отказался занять должность раввина и бесплатно обучал Торе детей бедняков. Даже сочинений после себя рабби Иоселе оставил совсем немного, поскольку не считал, что способен сказать что-то новое в сравнении с тем, что сказано его предшественниками.

Сын рабби Иоселе рабби Александр Зискинд Браз (дедушка моего дедушки Александра) был богатым купцом, торговавшим зерном, льном и даже свиной щетиной. Его торговые операции распространялись до Кенигсберга, Данцига и Липсии (он же Лейпциг). Скрупулезно соблюдал он заповеди еврейской религии, но, очевидно, отошел от фанатизма отца и деда: не повернулся спиной к миру, не жил за счет того, что жена его трудилась до седьмого пота, не отвергал веяний времени и просвещения, позволил своим детям учить русский и немецкий, почерпнуть кое-что из “мудрости чужеземцев”, и даже дочь свою Рашу-Кейлу Браз поощрял учиться, приобретать знания. И уж наверняка не грозил членам погребального братства самой страшной религиозной карой, если не растерзают они его тело после смерти.

Менахем-Мендл Браз, сын Александра Зискинда, внук рабби Иоселе, правнук рабби Александра Зискинда, автора книги “Основа и корень служения Всевышнему”, поселился в Одессе в начале восьмидесятых годов девятнадцатого века. Вместе со своей женой Перлой он владел небольшим заводом по производству стекла. До этого, в молодости, он служил правительственным чиновником в Кенигсберге. Менахем Браз был человеком красивым, богатым, склонным к эпикурейству, отчаянно смелым, преступающим условности даже такого свободного города, как еврейская Одесса конца девятнадцатого века. Атеист, не скрывавший своих взглядов, открыто исповедующий гедонизм, он презирал и отвергал религию и религиозных фанатиков с той же пылкостью, с какой его дед и прадед исполняли все заповеди и предписания иудаизма. Менахем Браз был вольнодумцем и не боялся выставлять свое вольнодумство напоказ: на глазах у всех он курил в субботу, с наслаждением уплетал некошерную пищу. Он проводил время в погоне за удовольствиями, поскольку считал, что жизнь коротка, а в мире грядущем не будет ни вознаграждения, ни наказания. Поклонник Эпикура и Вольтера, он полагал, что человеку следует протянуть руку и черпать полными горстями все, что предлагает ему жизнь, без каких-либо ограничений наслаждаться всем, что только душа пожелает, – лишь бы не наносить при этом ущерба ближнему, не ущемлять окружающих и не приносить им страданий.

Сестру Менахема-Мендла по имени Раша-Кейла просватали за простого еврея из небольшой деревни Олькеники, расположенной неподалеку от Вильны в Литве. Его звали Иехуда Лейб Клаузнер, и был он сыном арендатора поместья Иехезкиэля Клаузнера, потомка рабби Авраама Клаузнера, автора “Книги обычаев”, жившего в Вене в конце четырнадцатого века.

Клаузнеры из деревни Олькеники, не в пример своим ученым двоюродным братьям из соседнего местечка Тракай, были в большинстве своем простыми сельскими евреями, крепкими, упрямыми и наивными. Иехезкиэль Клаузнер разводил коров и овец, выращивал фрукты и овощи – сначала в деревне Попишук (или Папишки), затем в деревне Рудник и, наконец, в Олькениках – все места недалеко от Вильны. Иехуда Лейб, как и его отец до него, учил немного Тору, немного Талмуд – из уст сельского учителя, исполнял заповеди еврейской религии, но ненавидел всякую бесплодную казуистику. Он любил пребывать вне дома и не желал сидеть взаперти.

Занявшись торговлей зерном, он обанкротился, поскольку имевшие с ним дело купцы мигом обнаружили его наивность и смогли без труда обмануть его и оттеснить в сторону. После чего Иехуда Лейб Клаузнер на остатки капитала купил лошадь и телегу и стал развозить из деревни в деревню пассажиров и грузы, что доставляло ему истинное удовольствие. Был он спокойным возницей, довольным своей долей. Любил вкусно поесть, любил субботние песнопения, любил добрый глоток вина в зимнюю ночь. Обладал мягким характером, ни разу в жизни не ударил коня плетью. Никогда не прятался от опасности. Любил странствовать в одиночку, ехать медленно, спокойно; телега его, груженная дровами либо мешками с пшеницей, двигалась во тьме мимо леса, пустынных долин, пробиралась через снежные бури, катилась по ледяному покрову, сковавшему зимнюю реку.