Анна Гавальда - Просто вместе
Она ошеломленно смотрела на него.
— Вот и хорошо. Я выложил все, что хотел, и теперь не могу встать, так болит жо… задница. Ну и? Что ты там мастеришь?
— Это ты, Франк? Это правда ты? Я никогда в жизни не слышала от тебя такой длинной речи… Надеюсь, ты не заболел?
— Ничего я не заболел, просто устал. Осточертело все, понимаешь?
Она долго смотрела на него, потом тряхнула головой, словно наконец очнулась, и показала ему свое шитье.
— Это для малышки Надежды, она работает в утреннюю смену. Милая девушка… Я чиню ее свитер… Кстати, вдень-ка мне нитку в иголку, я не могу найти свои очки.
— Садись на кровать, а я займу кресло, идет?
Он заснул, не успев приземлиться.
Сном праведника.
Разбудил его грохот подноса.
— Что это такое?
— Ужин.
— Почему ты не спускаешься в столовую?
— Вечером еду всегда разносят по комнатам…
— А сколько сейчас времени?
— Половина шестого.
— Что за бред? Они заставляют вас есть так рано?
— По воскресеньям всегда так, чтобы персонал мог пораньше освободиться…
— Ну и ну… Что это за еда? Она же воняет…
— Не знаю, что это, и предпочитаю не думать…
— Это рыба?
— Скорее картофельная запеканка…
— Брось, пахнет рыбой, точно… А это что за коричневая дрисня?
— Компот…
— Не может быть!
— Очень даже может…
— Уверена?
— Да я уж и сама засомневалась…
Они почти закончили свое расследование, и тут вернулась сестра.
— Ну, как дела? Вкусно? Вы закончили?
— Подождите-ка, — возмутился Франк, — и двух минут не прошло, как вы принесли ужин! Дайте ей спокойно поесть!
Сестра, ни слова не говоря, захлопнула дверь.
— И так каждый день… Но хуже всего — в воскресенье… Они торопятся уйти… Трудно на них за это сердиться, правда ведь?
Старая дама поникла головой.
— Бедная моя бабуля… Ну что за дерьмо все это… Что за дерьмо…
Она сложила салфетку.
— Франк…
— Угу…
— Прости меня…
— Это ты меня прости. Все у меня идет наперекосяк. Но ничего, я начинаю привыкать…
— Могу я теперь забрать тарелки?
— Да-да, пожалуйста…
— Поблагодарите шефа, мадемуазель, — добавил Франк, — скажите, что ужин был просто замечательным…
— Ну ладно, я, пожалуй, пойду.
— Не подождешь, пока я надену ночнушку?
— Давай.
— Помоги встать…
Он услышал, как полилась вода в ванной, и стыдливо отвернулся, пока Полетта укладывалась в постель.
— Погаси свет, малыш…
Она зажгла ночник.
— Иди сюда, посиди со мной две минутки…
— Ладно, но не больше. Мне ведь еще ехать…
— Две минуты.
Она положила руку ему на колено и задала вопрос, который он меньше всего ожидал услышать:
— Скажи-ка, девушка, о которой ты мне рассказывал… Та, что живет с вами… Какая она?
— Глупая, самодовольная, тощая и такая же испорченная, как все бабы…
— Ну и ну…
— Она…
— Она что?
— Она вроде как из умников… Да не вроде — точно интеллигентка. Они с Филибером вечно роются в книжках, часами могут трепаться о всякой ерунде. Но знаешь, что самое странное? Она уборщица…
— Да что ты?
— Ночная…
— Ночная?
— Говорю тебе — она странная… Если бы ты увидела, до чего она худая, тебе бы плохо стало…
— Она что, не ест?
— Понятия не имею. Да мне плевать.
— Как ее зовут?
— Камилла.
— Какая она?
— Я же тебе рассказал.
— Опиши мне ее лицо.
— Эй, ты почему об этом спрашиваешь?
— Чтобы ты подольше не уходил… Да нет, конечно, мне просто интересно.
— Ладно, слушай: у нее короткие каштановые волосы — совсем короткие, почти ежик… Глаза, кажется, голубые, ну, во всяком случае, точно светлые. Она… ей, да плевать я хотел!
— А нос у нее какой?
— Нормальный.
— …
— По-моему, у нее веснушки… Она… почему ты улыбаешься?
— Нипочему, я тебя слушаю…
— Ну уж нет, я пошел, ты меня нервируешь…
7— Ненавижу декабрь. Праздники плохо на меня действуют…
— Я знаю, мама. Сегодня ты повторяешь это уже в четвертый раз…
— Неужели ты любишь праздники?
— А что? Ты ходила в кино?
— Что я там забыла?
— Едешь в Лион на Рождество?
— Придется… Знаешь ведь, какой характер у твоего дяди… Ему нет до меня дела, но, если я проигнорирую его индейку, будет целая история… Составишь мне компанию в этом году?
— Нет.
— Почему?
— Я работаю.
— Выметаешь елочные иголки? — с сарказмом в голосе поинтересовалась мать.
— Именно так.
— Издеваешься?
— Нет.
— Заметь — я тебя понимаю. Поедать рождественское полено в компании идиотов — это ужасно, разве нет?
— Ты преувеличиваешь. Они милые…
— Брр… Эти «милые» тоже плохо на меня действуют…
— Я заплачу… — Камилла перехватила счет. — Мне пора…
— Ты что, постриглась? — спросила мать уже у метро.
— Я все ждала: заметишь ты или нет?
— Отвратительно. Зачем ты это сделала?
Вниз по эскалатору Камилла бежала.
Ей нужен глоток воздуха. Немедленно.
8Она сразу поняла, что в доме кто-то чужой. Женщина. По запаху.
От приторно-сладкого аромата ее затошнило. Она быстрым шагом направилась к себе и увидела их — в гостиной. Франк лежал на полу и глупо смеялся, глядя на извивающуюся в танце девушку. Музыка гремела на полную мощность.
— …Вечер, — бросила она, проходя мимо.
Закрывая дверь, она услышала, как Франк буркнул: «Не обращай внимания. Говорю тебе, нам нет до нее никакого дела… Давай, подвигайся еще чуть-чуть…»
Это была не музыка, а грохот. Бред сумасшедшего. Дрожали стены, пол и картины на стенах. Выждав несколько мгновений, Камилла решила нарушить их уединение.
— Сделай потише… Будут проблемы с соседями…
Девица замерла и захихикала.
— Эй, Франк, это она? Она? Ты Кончита?
Камилла молча рассматривала подружку Франка. Филибер был прав: фантастика!
Средоточие глупости и вульгарности. Туфли на платформе, джинсы с финтифлюшками, черный лифчик, ажурный свитер, укладка «домашнего розлива» и гелевые губы, не женщина — мечта идиота!
— Да, это я, — наконец ответила она и повторила, обращаясь к Франку: — Убавь звук, прошу тебя.
— Ты меня достала! Давай… Отправляйся баиньки в свою норку…
— Филибер дома?
— Нет, у Наполеона. Иди спать, говорю.
Девица заливалась радостным смехом.
— Где тут у вас сортир? Эй, сортир где?
