Эрленд Лу - Наивно. Супер
Вряд ли мне когда-нибудь понадобится покупать трактор, но уж коли придется, то я возьму «Мэсси Фергюсон». Я просто констатирую факт.
Я пишу открытку Лизе и спрашиваю ее, какой бы она купила трактор.
Пока я сидел на скамейке, допивая молочный коктейль, мне вдруг пришла новая идея – коммерческая.
Меня вдохновило на нее здешнее капиталистическое окружение.
Моя идея касается особого вида телефонных услуг.
Надо будет обстоятельно выяснить, каковы возможности основать такую службу.
Это будет очень удобно.
В большинстве случаев эти услуги бывают противными и малосимпатичными. Они апеллируют к темным сторонам нашей личности, к людям, подобным Кенту – моему нехорошему другу. Они апеллируют к нашим инстинктам, к нашему страху одиночества.
А я хочу основать другого рода телефонную услугу. Хорошую.
Для людей, которым требуется ненадолго отвлечься. На несколько минут почувствовать, что мир хорош.
Я попрошу Бёрре напеть на магнитофон песенку про киску. Это славная песенка.
Где ты, киска, пропадала? Свою маму навещала. Что ты делала там, киска? С молока слизала сливки. Ну а мама что сказала? Мама шлепок надавала.
Ну а твой ответ каков? Мяу, не надо шлепаков!
Я возьму номер на 829, выплачу Бёрре одноразовый гонорар, крон этак тысячу, напечатаю объявление в газете и буду брать двенадцать или пятнадцать крон с тех, кто позвонит.
На этом можно заработать деньги.
Я совершенно уверен, что такая услуга будет востребована. Она имеет рыночную перспективу.
У каждого из нас случаются тяжкие часы. Бывают дни, когда в душу закрадывается ощущение бессмысленности существования и мы впадаем в цинизм или иронию. Дни, когда мы перестаем верить в любовь и в то, что все в конце концов будет хорошо.
Услышать в такие мгновения милую песенку, пропетую тоненьким детским голоском, – настоящее утешение.
Если бы такая телекоммуникационная услуга уже существовала, я бы сам стал ее прилежным потребителем. И может быть, даже скорее преодолел бы свои трудности.
Приятная и согревающая душу телекоммуникационная услуга.
Я нашел новую нишу.
И если дело пойдет, я расширю свое предприятие, добавив еще несколько песенок.
Про старую лошадку.
Про козлика.
«Я знаю сад прекрасный».
Это длинный список.
Я расскажу это брату. Может быть, он вложит в эту затею крупные деньги, а если у него деньги кончатся, я щедро отплачу ему за финансовую помощь. Моя идея не в том, чтобы обогатиться. Я просто хочу, чтобы у меня было все о’кэй, а еще не прочь обзавестись хорошими часами.
Если я стану получать заметную прибыль, то смогу поделиться деньгами с какой-нибудь некоммерческой организацией.
Я страшно доволен своей идеей.
Странно, что за ней понадобилось ехать в Америку.
ШЛЕМ
Я взял велосипедный шлем.
Это отличный шлем. Голубого цвета.
Первые полчаса я был в восторге оттого, что вот наконец-то у меня есть шлем. И предвкушал, как похвастаюсь им перед Бёрре.
Но вот сейчас это уже не кажется мне так здорово. Все вышло довольно глупо.
Шлем-то не мой. Я взял чужую вещь.
Брат мне сразу же заявил без обиняков, что не желает иметь к этому шлему никакого отношения, но что он не хочет на меня давить.
Я вспоминаю дедушку и его историю про яблоню и мальчиков.
Я чувствую себя неустойчивой личностью. Бесхарактерным человеком.
Взять шлем показалось мне тогда самым естественным поступком. Вот это-то, кажется, больше всего меня и пугает.
Мы с братом выходили из большого музея, где смотрели чучела зверей и предметы, собранные со всего света.
Я был в приподнятом настроении и говорил что-то о динозаврах, и китах, и африканских млекопитающих. Я говорил также о высоком и плечистом чернокожем мужчине, который попросил меня сфотографировать его перед огромным бурым медведем с Аляски. О медведях он знал, кажется, все и говорил о них с большим уважением. Он сказал, что, если мне когда-нибудь придется совершить вынужденную посадку на Аляске, я должен тщательно обходить стороной бурых медведей. Потому что эти бурые медведи способны развивать скорость до тридцати пяти миль в час и одним ударом могут убить человека.
И вот пока я на ходу рассказывал все это брату, мы поравнялись с припаркованной машиной, на бампере которой лежал велосипедный шлем. Я остановился как вкопанный. Затем огляделся по сторонам и в мгновение ока придумал себе в оправдание целую историю, согласно которой шлем теперь должен был принадлежать мне.
Мне казалось совершенно очевидным, что шлем был потерян каким-то велосипедистом на улице и кто-то его поднял и положил на автомобиль, чтобы его не раздавил на мостовой проезжающий автобус или еще какая-нибудь машина. Мне даже казалось, что я спас шлем, потому что, если бы я его оставил лежать, он обязательно свалился бы с бампера, когда автомобиль тронется, и был бы раздавлен под колесами.
Поэтому я взял шлем и положил его к себе в сумку, продолжая разговаривать с братом о совершенно других вещах. Но через некоторое время я почувствовал, как шлем в моей сумке постепенно тяжелеет, а когда мы пришли домой, он уже стал совсем неподъемным.
И только тут я заметил написанное внутри шлема имя и телефонный номер. Нельзя сказать, чтобы мне от этого стало легче. Владелец шлема обрел имя. Его зовут Хосе, и я представил себе, что он – эмигрант, недавно бежавший с Кубы и только что получивший в США временный вид на жительство. Но у него же наверняка нет работы! Он едва сводит концы с концами. И шлем, конечно же, дареный.
Вот такое неприятное положение, с которым очень не хочется разбираться.
Сначала меня так и подмывало углубиться в толстую книгу по теории хаоса, но шлем лежит на моем ночном столике и требует к себе внимания. А я-то уже и напяливал его на голову!
Вся ситуация отдает каким-то убожеством.
Шлем нужно вернуть хозяину, но сегодня Хосе уже спит, и звонить поздно.
Я кладу шлем на пол, чтобы он не начал мозолить мне глаза, едва я утром проснусь.
Вот что я видел сегодня:
– человека в белой рубашке, который закуривал сигарету на ступеньках перед домом, впервые за весь день позволив себе передышку (во всяком случае, так это выглядело, на мой взгляд);
– телефонную будку, в которой две телефонные трубки болтались на длинных шнурах;
– человека с плейером, который быстрым шагом проходил по залу Естественно-исторического музея, посвященному эволюции человека;
– парнишку в кафе, который глядел в пространство, когда ему что-то говорила его подружка, но требовал, чтобы, когда говорит он, она смотрела на него;
