Тибор Фишер - Коллекционная вещь
– Ты же сама сказала, что на эту тему мы больше говорить не будем.
– Ты права. Извини.
– Впрочем, ты немного потеряла – в постели он был не так уж хорош.
– Морковка!
– Но и не так уж плох, заметь.
Морковка понимает, что этой темы лучше не касаться. Она доедает картофельный салат и ностальгически взирает на дно пустой миски.
– А что, если я все-таки залетела? – заводит она старую песню.
– Очень может быть. Но если ты действительно волнуешься, что забеременела, почему бы это не выяснить?
Из холодильника между тем извлекается тарелка с салатом из сырой капусты.
– Давай я тебе что-нибудь приготовлю.
Морковка отрицательно качает головой.
– Ты права, надо будет сделать анализ.
– Блестящая мысль. И тогда, быть может, наступит долгожданный покой. Для нас обеих.
– Могла бы мне и посочувствовать.
– А ты могла бы быть не такой беспечной. Первые три раза я тебе сочувствовала. Очень даже.
– Все произошло так неожиданно. У тебя есть сыр? Знаешь, мне кажется, у меня стало получаться гораздо лучше, а он ничуть не изменился – фантазии никакой!
Сыр и салат из сырой капусты, а также кекс постепенно исчезают. Некоторое время Морковка сражается с банкой маринованной свеклы – и капитулирует. В отместку нападению подвергается ваза с фруктами.
– На днях звонила твоя матушка, – объявляет Роза.
– Опять?! Чего ей надо?
– Хотела выяснить, где ты. Она не верит, что ты в Камбодже.
– Ты, надеюсь, ей ничего не сказала? А в Сейнсбери бри лучше.
– Нет, я придерживалась твоей версии.
– Господи, покоя от нее нет!
– Она твоя мать, и если б ты разговаривала с ней хотя бы раз в год, она бы не допрашивала с пристрастием твоих подруг.
– Вечно она ноет. Каждый раз, когда я с ней говорю, она жалуется: почему я с ней не общаюсь, почему отец...
– А потом она жалуется на то, что ты жалуешься на то, что она жалуется.
– Ага, – говорит Морковка с набитым абрикосами ртом. Просто удивительно, какой Роза тонкий психолог!
– А потом ты жалуешься на то, что она жалуется на то, что ты жалуешься на то, что жалуется она. Не пойму только, кто из вас начал первой.
– Я могу уйти, – цедит Морковка, в бешенстве сжимая в руке стаканчик йогурта.
– Кто-то стучит в окно, – сообщает Свидетельница Иеговы.
Роза идет в комнату и открывает окно в эркере. Под окном сидит на корточках какой-то тип в бейсбольной шапочке – вероятно, он, как в свое время Борода, принял выступ Розиного дома за общественную уборную.
– Бумажкой не выручишь, сестричка? – осведомляется он.
Роза возвращается на кухню, наливает полное ведро и, подойдя к окну, окатывает испражнившегося ледяной водой с ног до головы.
Тип в бейсбольной шапочке уносится прочь, грозясь вызвать полицию.
– А мне ведь когда-то нравилось здесь жить, – вздыхает Роза. – Что ж это творится? Боюсь, придется продавать квартиру.
Отчаявшись дождаться Никки, Свидетельница Иеговы уходит восвояси.
В коттедже и у колодца
Роза берет меня с собой за город. Меня и постельное белье. В коттедже она проводит несколько дней. На какое-то время она отлучается, оставив меня на широкой, залитой солнечным светом полке.
Кругом очень тихо, слышно, кажется, как пролетают пылинки.
Роза отсутствует так до-о-олго, что остается только порадоваться, что Никки не знает, где я нахожусь, – иначе бы очередного ограбления не миновать.
Роза возвращается – удручена, раздосадована, и я уношусь с ней в древние времена, повествую о долгих тридцати годах, проведенных мной во чреве белокорого палтуса, – это чтобы она не пожирала меня глазами с такой страстью. Изображаю ей одного хозяина жизни; в момент наивысшего блаженства он строил столь причудливые гримасы (бывало даже, запускал себе язык в правое ухо), что не успевал предавать мучительной казни своих хохочущих наложниц. Роза хмыкает.
На третий день нашего пребывания в коттедже меня несут к колодцу.
– Какие новости? – спрашивает Табата.
– Я решила взяться за дело всерьез и пошла на курсы автосварщиков, поскольку, по моим представлениям, эти курсы должны посещаться исключительно мужчинами, однако в автомастерской я обнаружила еще шестнадцать таких же юных обольстительниц, которые, судя по всему, явились сюда с той же целью – во всяком случае, на сварку они обращали внимания не больше, чем я, и многие ушли раньше времени. Даже инструктором была женщина.
– Ничего страшного. Лягушка ведь тоже не сразу стала принцессой.
– Спасибо за комплимент.
Пребывание в колодце явно пошло Табате на пользу.
– А как насчет ваших предыдущих связей? – интересуется она.
– К вам они никакого отношения не имеют.
Мы возвращаемся в коттедж. Я – наперсница, доверенное лицо. Тревога Розы передается и мне, становится моим уделом.
– Как странно, повсюду, во все времена это ценилось... Расскажи я кому-то, надо мной бы посмеялись, сочли, что у меня не все дома. Может, впрочем, так оно и есть?
Протягивает ко мне пальцы. И вновь у меня такое чувство, будто я заглядываю в нее. Меня захватывают воспоминания. Они выбираются из своих щелей на солнечный свет.
Я предоставляю Розе мысленно отправиться в Клуб жестокости, сама же вновь погружаюсь в ее прошлое...
Рооооооза
– Я с вами в постель не лягу, – говорит Роза.
– Вот и отлично, – говорит он и ложится к ней в постель,
– Убирайтесь! – шипит Роза. Она зовет своего соседа по квартире, но тот пропьянствовал всю ночь, и теперь его не добудишься.
Он поворачивается к ней спиной:
– Уже поздно. Надо же мне где-то переночевать. Я хочу спать, я вас не трону.
– Вы что, совсем дурой меня считаете? Выкатывайтесь – или я вызову полицию.
– Вперед. – Он зарывается головой в подушку.
– Убирайтесь, слышите?! – Она что есть силы колотит его кулаками. Он не обращает на нее никакого внимания. Она сталкивает его ногами с кровати. Он скатывается на пол вместе с одеялом и подушкой и, свернувшись калачиком, погружается в сладкий сон. Она в бешенстве мечется по постели. Он храпит. Спустя три часа, в четыре утра, Розе вдруг приходит в голову, что он и в самом деле спит, а не ждет, пока она задремлет, чтобы вновь попробовать ее соблазнить. Она даже немного сердится оттого, что он спит и не пытается ее обнять.
– Сколько всего у вас женщин? – спрашивает она утром, после того как он съел ее поджаренный хлеб и остатки ее мармелада. На камине лежит открытка – поздравление с днем рождения. Сегодня Розе двадцать один.
– Понятия не имею, – отвечает он.
– Что значит – понятия не имеете?
– Не знаю сколько. Я знаю, с кем бы мне хотелось переспать. Я примерно знаю, какие женщины были бы не прочь переспать со мной. Но сами понимаете: сегодня она не прочь, а завтра – гонит прочь. – С этими словами он вносит в Розину комнату три автопокрышки, этажерку и несколько боевых барабанов племени ватузи.