Михаил Гиголашвили - Чертово колесо
— Ты, говорят, хорошенькая раньше была, а? — вдруг вспомнил Бати. — Это правда?
— А что, по мне не видно? Это сейчас я ведьма ведьмой, а раньше... — махнула Анка худой исколотой рукой.
Бати поежился, прикуривая украдкой вынутую из кармана фирменную сигарету (пачку он никогда на стол не выкладывал).
— Может, потрахаемся от нечего делать?
— Иди ты к черту! — вяло ответила Анка, бесцельно бросая зари.
— Нет, но все-таки, а? — Он вынул и показал ей деньги. — Вот сиреневая, это даже много для тебя!
— Сестре своей отдай, бляди сабурталинской! — огрызнулась Анка.
Бати засмеялся:
— Нужна ты мне, трипперная! А насчет сестры ты права — такая же шлюха, как и ты! И вообще все вы бляди...
Тут из кухни вылетел Борзик и с криком:
— Приехали! — бросился к двери.
Все вскочили. Нарды грохнулись на пол. Черный Гогия вздрогнул и что-то промычал. Послышались хлопки машинных дверей, в мастерскую вбежали Ладо и Гуга, мокрые от дождя.
— Ну? Что? Привезли? — горящими глазами уставились на них наркоманы, а Тугуши даже стал пританцовывать от нетерпения.
Приехавшие нехорошо молчали, отряхиваясь от воды.
— Ну?.. Что?.. Как?
— Плохо дело! — ответил Гуга. Переждав стоны, проклятия, ругань, вопль Тугуши: «Говорил: не трогайте тазики!..» — он торжественно вытащил из-за пояса большой газетный пакет. — Вот он, милый наш кокнар!
— Ах, сволочь, тут люди в ломке! Давай скорее! Ничего себе шуточки! — закричали все и потянулись к пакету.
Гуга положил пакет на стол и стал осторожно разворачивать его. Все, затаив дыхание, следили за его руками. Он открыл пакет. Тут Тугуши, желая лучше рассмотреть сухой молотый сизый мак, нечаянно наступил Анке на ногу. Анка дернулась, невольно оперлась о хлипкий стол, тот накренился, и пакет поехал вниз. Гуга попытался подхватить его, но только задел рукой, что ухудшило дело: кокнар веером рассыпался по полу.
Остолбенело замерев, все уставились на лилово-желто-сиренево-коричневый порошок, рассыпанный на грязном полу.
— Стоять! Не топтать! Соберем! — приказал Гуга, опустился на колени и стал осторожно сгребать кокнар на газету.
Одни помогали ему, другие принялись с ненавистью материть Тугуши и Анку.
— Пыли сколько, грязи! — ужаснулся Ладо, но его замечание все пропустили мимо ушей, следя за тем, как Гуга шпателем с засохшей краской сгребает кокнар.
— И не такое еще собирали, — заметил Бати.
— Все-таки в вену себе пускать будем, — отозвался Тугуши.
— Ты бы лучше помолчал — из-за тебя, козла, все случилось! — сузил глаза Бати.
— Хватит лаяться! Борзик, где ты? Где тазик? — оглянулся Гуга, не подпуская никого к пакету.
— Вот.
Гуга пересыпал в тазик кокнар, вынимая и выбрасывая наиболее крупные кусочки грязи, свалявшейся пыли и сухой краски. Потом он пошел на кухню. Все, кроме Черного Гогии, отправились за ним, как бараны за вожаком. Стали помогать: кто протягивал пузырь с аммиаком, кто гремел крышками кастрюль, кто лез к плите, кто пихал сито, предлагая просеять кокнар.
— Ну-ка, давайте отсюда! — сказал Гуга. — Опять перевернете! Пусть два человека варят, остальные только мешать будут. Будем варить я и Борзик.
С этими словами он окропил кокнар аммиаком, тщательно перемешал, а затем накрыл крышкой:
— Все. Пусть постоит минут десять. Идите отсюда!
Собравшиеся гурьбой вышли из кухни, потоптались по мастерской, но скоро опять потянулись на кухню, как опилки к магниту. В сутолоке кто-то задел тазик ногой, и с него слетела крышка.
— Ну что вы за твари! Как тараканы! — всерьез разозлился Гуга. — Ползут и ползут! Пошли вон! Мы еще ничего не делим — чего вы беспокоитесь?!
— Как запах ацетона пойдет — сразу выбегут, — обнадежил его Борзик.
— Ацетона нету, — вдруг сказал Художник.
— Как это нету? — застыл Гуга, изумленно глядя на Художника. — В чем же варить будем?
— Есть растворитель...
— Какой, за рубль шестьдесят восемь воронежского завода? Номер шестьсот сорок шесть? — спросил всезнающий Борзик.
— Нет, за рубль семьдесят пять, номер шестьсот пятьдесят два, — ответил Художник.
— Что еще за шестьсот пятьдесят второй? Я не слышал про такой! — медленно сказал Гуга. — Может, это совсем другое? Тебе же поручили купить ацетон или растворитель номер шестьсот сорок шесть, даже деньги оставили!
— Нету нигде, — развел руками Художник. — Все хозяйственные магазины обошел... В одном магазине продавец прямо сказал: «Иди отсюда, морфинист, а то милицию позову!» Все уже знают, что растворитель морфинистам нужен... Вот этот, шестьсот пятьдесят два, в Глдани из-под полы достал...
Между тем расторопный Борзик схватил бутылку, сорвал крышку, понюхал содержимое и пробормотал:
— Запах как будто тот же... Рискнем?..
Все молчали.
— Я не буду колоться, — вдруг решил Ладо. — Грязь с пола, растворитель неизвестно какой... Я еще пожить хочу...
— Нужен ты кому! — с неожиданной яростью произнес Бати.
— Тебя не спрашивают, заткнись! — отрезал Ладо. — И вам тоже не советую.
— Что же, в ломке умирать? — поинтересовалась Анка.
— Кокнар просеять через сито, а растворитель достать. Говорят, в Каспи[20] был... — ответил Ладо, сам мало веря в свои слова.
— В Каспи? Может, прямо в Воронеж, на завод съездить? — с издевкой отозвался Бати, а Борзик, буркнув:
— Вы с ума сошли? Кокнар уже в аммиаке лежит! — открыл крышку и вылил всю бутылку растворителя на кокнар, потом зажег конфорку и поставил тазик на плиту, а Гуга сказал:
— Теперь все в сторону! Не курить, не ходить! Сами знаете, взрывается, как бомба!
— Да уж, это известно, — боязливо проворчал Тугуши и поспешно отошел от опасного места. Он зимой чуть не сгорел от подобного взрыва: вместе с одним профсоюзным работником, таким же неумехой, они варили кокнар где-то в кабинете, в раковине, на газетах, и ацетон, нагревшись, рванул так, что было слышно в кабинете начальника. Профсоюзный деятель схватил тазик, пламя выплеснулось на ковер, который успели потушить дубленкой и портьерами.
— Уменьши огонь! — посоветовал Борзику Гуга, садясь на корточки и заглядывая под тазик. — Неизвестно, как этот шестьсот пятьдесят второй взрывается... И кастрюльную крышку держи наготове — если вспыхнет, сразу накрывай!.. Без воздуха погаснет!
— Не учи ученого... — ответил Борзик, стоя наготове с крышкой и тряпкой, как римский гладиатор — со щитом и сетью.
Постепенно едкий, разъедающий запах кипящего растворителя заполнил мастерскую. Все приникли к окнам, но запах мощно ломился из кухни, заполняя подвал, выползая наружу, во двор, пугая кошек и детей. Все стали корчиться, сдерживая рыготу и икоту. А Художник, глядя в потолок, сотый раз панически прикидывал в уме, проникает этот душераздирающий запах к соседям или нет. Все будто остолбенели от этой химической вони, и только Борзик, нечувствительный ни к чему, бдительно сторожил тазик, изредка помешивая в нем ложкой и ругая власть за то, что она превратила наркоманов в кухарок:
