Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы
Извини, что написала всякую чушь, но я не виновата — в голову больше ничего не пришло.
До следующей встречи в письме.
Вера
Да, еще позабыла, здесь одна девушка просила у меня чей-нибудь адрес. Ты не можешь дать?»
Письмо с ошибками, но Ян в русском языке не силен и потому не заметил. Пробежал текст второй раз. «Господи, ведь это Верочкины слова, и я прочитал их. Все равно не буду сидеть три года. Батя поможет освободиться. И тогда снова через письма буду с Верой встречаться. Скорей бы»,— подумал он и спросил женщину:
— А фотографию можно у себя оставить?
— Нет. Ни письма, ни фотографии на свидании нельзя передавать. Пусть пошлет по почте.
— Таня, — сказал Ян сестре, — меня скоро заберут на этап, в колонию. Вышлешь мне фотографию туда. Я сразу напишу письмо, как приеду.
Он попрощался с сестрой, и его отвели в камеру.
Через несколько дней, после ужина, в камеру бросили двоих пацанов, с Севера. Один боксер. (Ребятам сообщили по трубам.)
После отбоя камера, когда новички уснули, решила спрятать у боксера коцы. Ян предложил подвесить их к решетке, за раму, а утром боксер встанет и начнет искать. Не найдя, попрет, наверное, на камеру. Ребята договорились в случае драки скопом кинуться на боксера. Распределили, кому хватать швабру, кому скамейки и табуреты. Ребята боксера конили: здоровый он был и по-мужски крепок.
После подъема все шустро вскочили. Боксер искал под своей шконкой коцы. Спрашивать у пацанов не стал. Шлепал по камере в одних носках и на оправку в туалет босой не пошел. Разутый, он смирно сидел на шконке, стараясь не встречаться с ребятами взглядом. Хоть и бычьей силой обладал боксер, но коц требовать не стал, поняв, что стыкаться придется со всей камерой.
После завтрака Яна и еще двоих пацанов забрали на этап. Этапников-малолеток было человек тридцать. Сводили в баню и закрыли в этапную камеру на первом этаже. И началось блатное соревнование в тюремном красноречии. Особенно выделялся низкого роста, щупленький пацан по кличке Сынок. Жаргонные слова и тюремные присказки слетали с его языка так быстро, что казалось — он родился в тюрьме и нормального русского языка не знает.
Ночью малолеток ошмонали, выдали сухой паек — буханка черного непропеченного хлеба и маленький кулечек кильки — и на «воронках» отвезли на вокзал.
Столыпинский вагон многие ребята видели впервые. Всех закрыли в одном купе, и поезд тронулся в сторону Свердловска. В вагоне духотища. Ян зашел в купе первый и занял третью полку. Лежать хорошо, но большинство пацанов еле уместились внизу.
Ребята приутихли. Каждый думал о зоне. Куда их везут? Как они жить будут?
Рано утром почтово-багажный прибыл в Свердловск. Ребят отвезли в тюрьму и рассадили по камерам. Поужинав, пацаны, не спавшие всю ночь, завалились на боковую.
Через неделю шестерых пацанов забрали на этап в Челябинск.
В челябинской тюрьме Ян пробыл недолго — и снова «Столыпин». Теперь парни знали: из везут в одлянскую колонию.
Конвойный коленкой запихал последнего малолетку в купе и задернул решетчатую дверь.
Стояла весна. Окна в «Столыпине» еще не открыли, солнце накалило вагон, да и зеки надышали. Парни, прижавшись друг к другу, истекали потом. Все в зимней одежде. Хотелось пить, но конвой воды не давал.
Взросляки материли конвой, называя солдат эсесовцами. Солдаты, как овчарки, огрызались и советовали придержать языки, обещая кой-кому посчитать ребра.
Через час зеки запросились в туалет, конвой все же их напоил. Но солдаты водить в туалет не хотели. Зеки требовали начальника конвоя. Он пришел и дал указание водить на оправку, а то самые отчаянные обещали оправляться через решетку.
Худенький парень от духоты и жарищи потерял сознание, и малолетки закричали. Начальник конвоя приказал солдатам занести парня к себе в купе. Там он пришел в себя и до самого Сыростана, как король, просидел в служебном помещении.
Поезд остановился, и малолетки, щурясь от солнца, выпрыгнули на землю. Их ждал лагерный конвой.
Часть вторая
Одлян
1
Около полотна железной дороги стояло два «воронка». Ребята в окружении конвоя направились к ним. Ян, медленно шагая, смотрел на сосновый лес: за впадиной он открылся его взору. Вот бы туда! Страшные мысли о зоне захлестнули сознание. Как не хочется идти к «воронкам». Убежать бы в лес. Но конвоя вон сколько. Ян жадно смотрел в лес. За четыре месяца, проведенных в тюрьме, соскучился по вольному воздуху. Лес казался сказочным, а воздух в лесу — необычным. Ведь это — воздух свободы. В лесу ни зеков, ни конвоя. Растет трава, и поют птицы. Нет колючей проволоки, и нет тюремных законов. Сейчас у него не было слез, а в лесу, в одиночестве хлынули бы. «Я не хочу ехать в Одлян. Помоги, Господи!»
Парни залезли в «воронки». Неизвестность давила души. Царило молчание. За весь путь от Сыростана до Одляна они не обмолвились словом.
И вот — Одлян. В сопровождении конвоя ребята потопали в штрафной изолятор. Для новичков это карантин. Здесь они должны просидеть несколько дней.
Парней разделили на несколько групп и закрыли в карцеры. Сняли с себя одежду и постелили на нары. Махорка была, и они часто курили. Разговаривали тихо, будто запретили громко говорить.
На другой день, перед обедом, через забор, отделяющий штрафной изолятор от жилой зоны, перелез воспитанник. Окна от земли высоко, и он, подтянувшись на руках, заглянул в окно карцера и тихо, но властно сказал:
— Кишки, кишки путевые, шустро, ну…
Парни смотрели на него через разбитое окно и молчали. Хорошая одежда мало у кого была.
— Ну, — выкрикнул парень, — плавки, брюки, лепни подавайте мне быстро!
С той стороны неудобно держаться, и он от натуга кривил лицо. Подали пиджак, он спрыгнул на землю и поднялся к окну соседнего карцера. Слышно было, как он и там просил одежду. Ему тоже что-то просунули в окно, и он теперь требовал одежду у третьего карцера.
Насобирав вольной одежды, он перелез в жилую зону.
На третий день ребят вывели из штрафного изолятора, и они сдали на склад вольную одежду. Здесь им выдали новую, колонийскую. Черные хлопчатобумажные брюки и такую же сатиновую рубаху. Обули их, как и в тюрьме, в ботинки. Головной убор — черная беретка.
Со склада пацанов повели в штаб. Он находился в зоне. В кабинете начальника собралась комиссия. Она распределила ребят по отрядам, и дежурный помощник начальника колонии (дпнк) повел их строем в столовую на ужин.
