Ё. Хэмми - Теплая вода под красным мостом
Наш ли это дом?!
Оконные стёкла отдраены до такого блеска, что на них не удержался бы даже комар или муха, через решетчатую дверь теперь можно легко разглядеть буквально каждый листочек на возвышающейся над забором сакуре. Бежевые жалюзи в моих руках заблестели как новенькие. Кухонный вентилятор впервые на моей памяти явил исконный серый цвет без единого пятнышка. Я посмотрел на отмытый вентилятор. Раньше его лопасти не казались мне такими изящно изогнутыми. Сколько месяцев назад я видел сияющие бока раковины из нержавеющей стали? Со стен духовки он удалил нагар чёрного как деготь цвета. Достав из кладовки проволочную щётку и шило, он аккуратно прочистил отверстия газовых горелок. Он добрался даже до крышки плиты и подставки для чайника. Похоже, теперь он знал, что лежит у нас в кладовке лучше, чем я.
В кухне на полу валялись коричневый пакет из-под сухого кошачьего корма для кошки, пустая банка из-под кошачьих консервов, пенополистироловая упаковка, к которой присохли останки декоративной пераллы, прозрачная пластиковая бутылка из-под натуральной сои; на полу гостиной и на столе также были беспорядочно навалены кучи самых разнообразных вещей. Я знал, что когда-нибудь удивительная, поразительная сила господина Миками распространится и на них. Стоит ему, наморщив свой белый лоб и округлив свои тонкие губы, напрячься и изо всех сил дунуть, как всё эти вещи, самовольно заполонившие наш дом, мгновенно, как бы извиняясь за самоуправство, одна за другой исчезнут, и тогда наша семейная четвёрка в спешке кинется тереть и чистить неожиданно освободившееся пространство. Вот какая картина рисовалось в моём воображении.
Когда господин Миками ушёл, я, жена, Аканэ и Асаги переглянулись и смущенно, как-то тихонько рассмеялись. У нас было такое ощущение, будто ушел наш единственный общий знакомый, и остались мы — чужие, незнакомые друг с другом люди. Мы ощущали такой душевный подъем, что лица женщин сияли. А лицо жены так светилось, что показалось мне даже чрезмерно свежим и юным. Казалось, уменьшилось даже количество чёрных точек на кончике её носа.
Если в этот день господин Миками вызвал в нас чувство, похожее на просветление, то вне всякого сомнения это «нечто» наиболее сильно захватило жену. Рассеянно глядя на посветлевший за последнее время кончик носа жены, я подумал, что она как-то очень переменилась внешне, и даже растерялся.
И попробовал открыть окно. Оно легко, без всякого сопротивления поддалось, возможно, потому, что было вымыто. В комнату ворвались первые такты всё той же «Искренности». Первые восемь. Темп то замедлялся, то ускорялся.
В ту ночь я снова проснулся от близкого грохота моторов. Опять байкеры! Я стал настороженно вслушиваться. Значительная часть группы удалилась. Но человек пять-шесть, не выключая моторы мотоциклов, остановились перед нашим домом, послышалось кряканье селезня. Шлепанье лап вдоль загончика. Послышался нагловатый смех. К нему примешался скрежещущий голос, похожий на звук раздавливаемой алюминиевой банки. Голос был настолько неприятен, что вызывал желание убить его обладателя. Я представил себе какое-то мушиное лицо в шлеме. Что-то падало с тяжелым грохотом. Я весь напрягся. Может быть, выйти? Отругать их? Может, стоит одеться, взять в руки что-то вроде палки… Но у нас в доме нет никакой палки. Я всё колебался в надежде, что они, наконец, уберутся сами. Наконец они всё-таки убрались. И я перевел дыхание.
Подождав ещё какое-то время, я напряженно вслушался. Шум постепенно отдалился, потом превратился как бы в точку и окончательно исчез в ночной темноте. После этого я спустился на первый этаж и открыл входную дверь. Ворота были приоткрыты, я сунул ноги в сандалии и пошел закрывать ворота. Кастро сидел как-то съежившись. Потом два раза пронзительно крякнул. Я вернулся в комнату.
7На вымытых оконных стёклах капельки дождя смотрелись каплями ртути.
Я держал зонтик над сидевшими на корточках в загончике для селезня господином Миками и Асаги. Спина дочери, прикрытая намокшей от дождя маечкой, то словно разбухала, то сжималась. Заходясь от рыданий, как младенец, Асаги обеими руками вцепилась в Кастро, чтобы тот не двигался. От дождя и слез её очки с красной оправой увлажнились и испускали дрожащий красный свет. Господин Миками, пропитав растворителем кусок тряпки, тщательно, одно за другим оттирал своими белыми пальцами перья селезня. Тряпка уже стала ярко-красной. В красный цвет окрасились кончики пальцев господина Миками и майка на груди Асаги.
Всё тело Кастро, за исключением небольшого участка у клюва, было ярко-красного цвета, словно его облили кровью. Селезня обрызгали краской всё из того же баллончика. Из-за того, что перья склеились от масляной краски, селезень не мог стоять и полулежал на газончике из искусственного дёрна. Всё его тело было ярко-алого цвета. Глядя своими круглыми, словно остекленевшими глазами, Кастро ждал прихода хозяев. Он совсем ослабел. На дне бассейна краснели комки загустевшей масляной краски. Из-за того, что перья перепутались и слиплись, а пух прилип к коже, селезень казался очень худым и маленьким — прямо как игрушечный красный утенок. Господин Миками старательно и неторопливо оттирал краску от перьев, — примерно так же, как я вчера драил жалюзи. Крепко сжав тонкие губы, он молча отчищал одно перо за другим, с таким выражением на лице, как будто задумал что-то. Синие глаза стали совсем темными.
Господин Миками сдержанно растолковывал нам, будто разъяснял родственникам состояние пациента:
— Если бы это случилось зимой, птица замёрзла бы и умерла. Подпушка совсем не осталось. Остаётся ждать, пока отрастёт новый.
Асаги, глотая слезы, только молча кивала в ответ.
А господин Миками продолжал:
— У него нет сил, чтобы есть. Придется силой раскрыть клюв и влить в горло жидкую пищу. Давайте на первый раз добавим побольше жидкости и попробуем покормить птицу с ложки.
Асаги по-прежнему лишь согласно кивала и гладила остававшийся белым пух на голове Кастро. Чёрные зрачки, окруженные серой радужкой, смотрели на очки Асаги каким-то пустым взглядом, будто это была не живая птица, а чучело с искусственными глазами.
Случайно проходивший мимо нашего дома рано утром господин Миками первым обнаружил, что случилось с Кастро. Однако он не вбежал в дом с криками. Он стоял у порога с побледневшим лицом и в ответ на мой немой вопрос «Что случилось?» после продолжительной паузы выдавил:
— С Кастро беда…
— Я должен был ночью выйти и отругать этих подонков. Должен был прогнать их.
Я старался не затрагивать причину, почему же я всё-таки не сделал этого.
Гоподин Миками потупился и несколько раз наклонил голову. Казалось, его тонкие губы что-то негромко сказали, но я толком не расслышал, что именно. Похоже он повторил: «Какой ужас, какой ужас…»
Пострадал, как выяснилось не только селезень. На полустёртую надпись на стене дома набрызгали свежую краску. «RUBBISH». Под ней валялся мешок с несгораемым мусором. Его, вероятно, специально притащили сюда с того места, где складывают такие мешки — под сакурой. Незавязанный пластиковый чёрный мешок опрокинулся, и из него вывалились батарейки, пустые бутылки, банки из-под прохладительных напитков, а также один лакированный мужской ботинок, вроде тех, в котором исполняют бальные танцы. Всё это было опутано коричневой пленкой, вытащенной из кассет. Пленка была похожа на мокрые водоросли.
Мне вспоминался противный металлический голос. Я представлял себе мушиную физиономию обладателя этого голоса и зубы в проволоке. Я подумал, что эта хулиганская выходка — реакция на уборку в нашем доме, и что теперь эти типы решили почаще совершать свои набеги. Меня охватил ужас, перехватило дыхание. К горлу подкатила тошнота.
Аканэ, одетая в школьную форму, подошла к стене посмотреть на надпись:
— Это сделали не местные! Местные бы не позволили себе такого.
Она была уверена, что это сделали пришлые хулиганы.
Асаги, глотая слезы сказала, будто сама себе:
— Давайте отомстим за Кастро! Брызнем в их рожи чёрным спреем!
Она ни к кому конкретно не обращалась, но жена сочла необходимым отреагировать. С наступлением холодов они перестанут приезжать, так что не нужно делать глупости. Да, да, они и в самом деле когда-нибудь исчезнут, поддакнул я.
Тут господин Миками каким-то ясным голосом сказал:
— Сегодня после работы я сотру эту надпись. — И зашагал к автобусной остановке.
А может, стерев надпись, мы только ещё подстегнем этих типов, только раззадорим их? Может, всё это случилось именно потому, что мы, пойдя на поводу у господину Миками, сделали уборку? Провожая взглядом хрупкую фигуру господина Миками, я пытался нащупать причину произошедшего, но тут же сам отвергал свои домыслы.
