Валерий Баранов - Теория бессмертия
В нашем культурном обществе никого не удивил тот факт, что после отпуска Камень прилетел на своём ДС-4 на «Сатурн-8» в точно назначенное время, сдал командование Кораблём своему капитан-дублёру и поступил в распоряжение Малыша. Таким образом экспедиция к назначенному сроку была полностью укомплектована, мы догрузились и потихоньку отчалили.
На что уж комплекс «Сатурн-8» — масса безумно большая, но и они со страхом следили за нашей расстыковкой и началом движения: кого и в какую сторону потащит… Всё-таки два «Дракона», гружёные топливом под завязку, да туго набитая всяким барахлом, как чемодан земной модницы, Станция среднего класса со всеми терминалами Блок-Поста.
Путешествие, скажу вам, досталось нам наискучнейшее: три с половиной года в один конец… Прикинь, Фаллачи, на ДС-4 мы прилетели сюда за три месяца. При буксировке Станции двумя «Драконами» сильно не разгонишься: просто жжёшь топливо в оптимальном для такого случая режиме разгона. Ещё, нужно делать много однообразной и нудной работы по выверки курса. Точнее, работали мы вдвоём с Камнем, каждый на своём «Драконе», а Малыш сидел на Станции, следил за навигационными ошибками и подтирал нам сопли, но через неделю и эти развлечения закончились. Мы выключили маршевые двигатели и начался свободный полёт по новой орбите. Теперь нам надо было хоть частично избавиться от невесомости. Центром вращения системы мы, естественно, выбрали станцию, тогда на каждом «Драконе» организовывалась ситуация «пол-потолок», но чтобы центр всей этой системы не смещался во время наших передвижений должен был иметь собственного антипода. Это такая старая добрая шутка: допустим, я сижу на своём «Драконе» и вдруг меня зовёт к себе в гости Камень. Я, конечно, собираюсь и иду, сначала на Станцию к Малышу, потом дальше на второй «Дракон», к Камню. А в это время, мой антипод, то есть киберробот, точно такой же массы, как я, двигается мне навстречу, сначала до Станции, потом на мой «Дракон»…
Именно так начинается обычная экспедиционная жизнь, во всей красе своего идиотизма. Начинается с мелочей, потом на тебя накатывает невыносимая тоска, всё сильней и сильней, с каждым миллионом километров. Это тебе не потеет на ДС-4, а буксировка «с малой скоростью».
Ты летишь от Земли, но не смотря на все меры предосторожности, у тебя начинается «болезнь возвращения». Ты элементарно путаешь порядок происходящего и уже не понимаешь: правильно ли течёт время, а тут ещё чужой антипод всё время шляется по твоему Кораблю, и ты вдруг «замечаешь», что все его передвижения имеют какую-то негативную для тебя цель. Это бесит, но ты, естественно, берёшь себя в руки и окончательно решаешь, что кибер-антипод — это ерунда, и это тебя не касается. Но это касается так, что становится нестерпимо, и ты пробуешь вступать с ним в контакт, как если бы это было живое существо… В конце концов — ты начинаешь подглядывать, следить за ним, подкарауливать в различных местах, пока до тебя не доходит, что не ты, а антипод загоняет тебя в угол, как крысу.
Глава девятая
В коллективе, где работал Котиков, закон пропорциональности ощущения логарифму возбуждения, ощущался только к концу месяца, когда в ЗАО «Компьютер и сыновья» по утрам долго совещались у генерального, и ещё пили кофе.
Уже, часов в десять, когда расходились по своим кабинетам, Мария Иолиевна, секретарь генерального, информировала Котикова, что во время совещания в приёмную позвонил некто Агеев. Этот Агеев заявил, что ему необходимо обсудить с Котиковым какое-то недоразумение. Агеев просил передать, что он заявится к ним в контору завтра в девять.
Котиков сразу понял, что от встречи не уклониться. Однако решил, что всё-таки будет лучше встретиться с Агеевым где-нибудь на нейтральной территории. Вспомнил, что как раз на завтра у него запланированы две индифферентные встречи в дирекции Сибхимкомбината. Он там рассчитал и придумал ироническую ситуацию, которая могла бы иметь место в любой рекламе. Если такого требовала её структура и дух. Идея рекламной компании была подана руководству, для начала, даже несколько мелодраматически. Завтра с утра ему нужно просто появиться в дирекции комбината и понюхать воздух, чтобы определить день и час главного наступления.
Очень возможно, что к двенадцати часам он уже будет абсолютно свободен. Котиков усмехнулся, потом написал и оставил у Марии Иолиевны записку для Агеева с указанием места и времени встречи. Тут была маленькая хитрость, или надежда на то, что записка попадёт к Агееву поздно, и свидание не произойдёт.
Агеев приехал на пятнадцать минут раньше указанного ему в записке времени.
К пятидесяти годам Агеев уже смирился с тем, что взаимоотношения с людьми у него складываются всегда почему-то чрезвычайно, смутно и тупо, часто из нагромождений каких-то обязательств или посторонних случайностей.
Агеев не любил случайности. Вот и приехал раньше.
Постоял возле проходной, потом зашёл в столовую.
Обычная рабочая столовая. Расположена недалеко от главной проходной на территорию химического комбината. Напротив безымянная площадь и рельсы по кругу, соответственно, можно было догадаться, что здесь конечная остановка первого трамвайного маршрута.
До обеда был ещё целый час. В столовой никого не было.
Агеев вышел из столовой на улицу.
Человек, впервые попавший в этот район города, чувствует себя скверно — дышать тяжело. Заборы, сооружения и корпуса заводских цехов — всё покрыто каким-то пеплом, и кажется, что камни, рельсы, бетонные опоры электропередач, лица и одежда людей — всё изъедено кислотой и фенолом.
Наконец появился Котиков. Они поздоровались, помолчали, потом, не сговариваясь, направились в столовую.
Агеев взял котлету с кашей, два кусочка хлеба и стакан чая, расплатился и выбрал столик строго посреди зала. Котиков сделал тоже и проследовал за выбранный Агеевым столик.
Пока они усаживались, в столовую вошёл человек, внешне совсем не примечательный, в сером плаще и с пухлой папкой для деловых бумаг в руке. Однако Агеев и Котиков, может из-за смущения друг к другу, стали внимательно наблюдать за ним.
На раздаче, этот господин, взял себе всего лишь один стакан чая, потом, помявшись, украл с подноса кусочек хлеба и спрятал в карман плаща. Рассчитавшись за чай, он выбрал себе место и сел за столик так, чтобы за его спиной была стена. Поставив стакан, он достал из папки какие-то бумаги, несколько карандашей, авторучку, аккуратно всё разместил на столе и начал играть в какую-то странную игру, вероятно, изображая из себя крупного начальника. Он внимательно разглядывал лежавший перед ним лист бумаги, делал на нём какую-то пометку карандашом или авторучкой, откладывал документ в сторону, потом шевелил алюминиевой ложечкой в стакане с чаем, делал маленький глоточек, ставил стакан на место, откидывался на спинку стула и смотрел влево, куда-то в даль, в мутное стекло окна. Время от времени он опускал левую руку в карман, отщипывал там кусочек хлеба и незаметно отправлял себе в рот. Потом снова бренчал ложечкой в стакане…
Котиков первый перестал наблюдать за ним, улыбнулся Агееву, стесняясь, сказал:
— Подглядывая за ним, я вдруг вспомнил и, может быть, понял смысл одной человеческой загадки.
— Стоит ли отвлекаться?
— Касается нашей встречи и твоих планов.
— Ты не знаешь, о чём я тебя попрошу.
— Догадываюсь.
— Ладно… Рассказывай.
— Это произошло в славные советские времена. Сколько уж лет прошло, а я ясно помню тот выходной день. Начало лета. Мы втроём: Стас Павлович, Вася Пряников и я, купили две трёхлитровые банки пива и устроились на крышке погреба в тени чахлой акации во дворе нашего старого дома…
Котиков так и не дотронулся до котлеты, отодвинул от себя кашу и посмотрел поверх столиков: вдаль, из сегодняшней антикоммунистичности, вдаль своих воспоминаний.
— Как и положено, мы вели неторопливый разговор и наслаждались хорошим утром… Тут-то к нам и подошёл Квашин — друг детства, с одного барака, свой в доску.
— Ну и что?
— Стас обрадовался и предложил ему пива. В ответ Толька Квашин лишь презрительно усмехнулся и заявил нам буквально следующее: «Что, алкаши, уже с утра начали? Так вот и просидите все свои жизни на крышке погреба…»
— Хм…
— Мы тоже удивились. А Квашин поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем и сказал: «Во! Всего достиг! Начальник смены на химкомбинате — раз. Квартира в центре города. Жена — красавица. Сын — вундеркинд. Высшее образование получил (он это образование вымучивал в политехе семь лет), „Москвич“ — новейший! Вот, сейчас еду с женой на лоно природы».
— Лихо.
— В ответ мы молчали, растерянные… Конечно, никто из нас не имел в полном наборе тех достоинств, которые перечислил Квашин, но дело было в другом: ещё никто мне так, без всякой причины, резко и грубо не говорил, что я человек пустой, нестоящий… А тут, главное кто — друг детства, Квашин.
