Владимир Михайлов - Сборник "Посольский десант"
— Дайте сказать! Дайте сказать! — вырвался к трибуне собред из самых задних рядов; похоже, это был тот, что дремал перед началом заседания. — Вы воспаряете в высоты правовых теорий — и совершенно забываете при этом о практическом содержании нашей законодательной деятельности. Ведь предлагаемый приговор, как известно, подразумевает конфискацию и реализацию принадлежащего дискутируемым корабля, что, как всем известно, как нельзя более удовлетворяет нашим сиюминутным интересам. Но, высокоуважаемые собреды, корабля ведь нет! Нет! Он кем-то угнан, таков прискорбный факт. Думаю, что не ошибусь, если выскажу предположение, что угон корабля произведен с ведома и по прямому поручению самих подсудимых, и является не чем иным, как диверсией, направленной на подрыв нашей власти! Я уверен, что прежде, чем окончательно решать вопрос с ними, необходимо найти объект конфискации — иначе все вообще теряет практический смысл. И я полагаю, что понял, каким путем мы можем разыскать похищенное: возложив обязанность отыскать его на самих обвиняемых; кто-кто, а уж они-то знают, где его искать, наверняка знают. А для того, чтобы стимулировать их к выполнению этой общественно-полезной работы, предлагаю пообещать им, что как только они предоставят корабль в наше полное распоряжение в целости и сохранности — возникнет повод для рассмотрения их дела в обстановке наибольшего благоприятствования. С врагом, высокоуважаемые собреды, надо бороться его же оружием, ни на мгновение не забывая о наших насущных надобностях…
— Разумный человек, — проговорил Федоров. — Жаль только, что в данном случае он ошибается. А, тих, где вы пропадали так долго? Тут скрещиваются клинки…
— Его все равно никто не станет слушать, — вздохнул прекослов. — Тут любят высокопринципиальные темы, и большинство полагает, что деньги всегда можно напечатать — во всяком случае, столько, сколько потребно на деятельность Великого Сброда. Вот увидите — сейчас о корабле никто больше и не заикнется — хотя на деле каждый прекрасно о нем помнит. Никому не хочется прослыть приземленным…
— Мы-то денег не напечатаем в любом случае, — вздохнул советник. — И потому в полной мере зависим от тех, что уже напечатаны законным образом. Удалось вам что-нибудь выяснить по этому поводу?
— Новости самые грустные.
— Он не достал денег?
— Не знаю. Возможно, и достал.
— Отказался от сделки?
— Не думаю. Знаю лишь, что он ехал сюда. Увы — ему не повезло, на его машину налетел грузовик — или она налетела на грузовик, все равно. Так или иначе, наш юный коммерсант если и выживет, то придет в себя очень не скоро. Для вас это уже не будет играть никакой роли. Что делать, коммерция на Иссоре — занятие, опасное для жизни. Это наверняка дело рук каких-нибудь его конкурентов.
— М-да, — протянул Федоров. — Это воистину печальная весть. Следовательно, мы окончательно и бесповоротно сидим без гроша и ни на какие семьи рассчитывать не можем… Однако, Алас, как угодно — не поверю, что вы не в состоянии помочь нам. Вы ведь понимаете, что теперь нам уже безразлично — кому продать, лишь бы выкрутиться.
— Возможно, я и мог бы найти, хотя так, на скорую руку, это весьма затруднительно. Но ведь и самого корабля нет — во всяком случае, пока он еще не обнаружен…
Федоров глянул на него в упор и медленно сказал:
— Мне почему-то кажется, что корабль найдется одновременно с покупателем. Считаете, что я неправ?
— Не знаю, не знаю. Не обладаю даром ясновидения.
— Зато у меня — такая наследственность. Да и простая логика говорит о том же. Ведь купить корабль может только лицо весьма значительное; я, кажется, уже понял, что на Иссоре «Значительный» и «Богатый» — синонимы.
— Только ли на Иссоре?..
— Другие миры меня временно не занимают. А лицо значительное — но в еще большей степени, если это лицо лишь представляет какую-то мощную организацию, — итак, лицо это, благодаря своей значительности обладает и широкими возможностями выяснить, где и в чьем распоряжении находится наш корабль в данную минуту. А затем и вернуть его законным порядком. Верно я рассуждаю?
— Ну, возможно. Однако, корабль этот сейчас может находиться уже в совершенно ином мире…
— Нет! — Категорическое отрицание принадлежало на этот раз Меркурию. — Никак не может. Он не поднимался с планеты.
— Вы уверены?
— Я это знаю.
— Гм. Может быть, конечно. Но вы предполагаете, советник, что наши значительные лица могут входить в такого рода контакты с преступным миром. Вы всерьез думаете, что это возможно?
— Нет, этого я не думаю. Им не нужно входить в такие контакты. Они сами ведь и есть этот мир.
— Однако!..
— Не надо, прекослов, не становитесь в позу. Вы отлично знаете, что я прав. Так что советую вам сразу же заняться поисками покупателя — и вместе с ним корабля. Пока это еще не потеряло всякого смысла и для нас, и для вас. А мы тем временем послушаем, как будет развиваться столь близко касающаяся нас дискуссия. Право же, мне хотелось бы, чтобы наше дело передали Надежности. Там сидят хотя бы практики, а не болтуны. Кажется, к этому идет. Слушайте!
— …Я бы поостерегся, — звучало с трибуны, — столь неуважительно относиться к правам славной службы, чья плодотворная деятельность обеспечивает надежность нашего существования! И могу обосновать свою поддержку предложения о передаче следующим образом: хотя мы и обладаем всеми правами и возможностями принять закон об утверждении приговора, но, высокоуважаемые собреды: не нанесем ли мы тем самым нашему миру еще больший ущерб, чем если бы вообще ничего не делали? Поясняю: каждому должно быть ясно, что шпионы не возникают на пустом месте сами по себе. Кто-то завербовал их, кто-то направил, и не просто в пространство, а к кому-то, уже укоренившемуся в нашем мире; далее, им были даны какие-то конкретные задания, и кто-то ждет результатов их работы, их черной деятельности; собреды, не является ли сейчас главным — выяснить все эти вопросы? Казнить никогда не поздно, но если мы поторопимся с этим, то оборвем все нити, ведущие от этих субъектов к тем лицам и организациям, о которых мы сейчас ничего не знаем. В искусстве выявления и прослеживания таких нитей, в этой сверхсложной работе мы, безусловно, никак не можем считаться специалистами; предоставим же нашей Службе Надежности еще одну возможность доказать свою преданность Иссоре и высокий профессионализм. Думаю, что такое решение будет единственно правильным.
В зале снова поднялся неимоверный шум.
— Чего доброго, начнется второй раунд, — прокомментировал Федоров.
— Вряд ли, — возразил Изнов. — Слишком много сил было отдано в первом. Пошумят вволю, но до драки вряд ли дойдет. Однако меня, если говорить откровенно, все это начинает беспокоить. Эта их пресловутая Надежность — это, знаете ли, скорее всего такая организация…
— Знаем, — ответил Федоров кратко.
— И не боитесь?
— Какое это имеет значение? — сказал Меркурий.
— Вы стали какими-то — просто бесчувственными! — чуть ли не рассердился Изнов. — Все-таки, решается наша судьба…
— Да ну, что вы в самом деле! — сказал Федоров. — В таких местах никогда и ничто не решается. Так что поберегите энергию, посол.
— Для чего? Для эшафота?
— Ну, почему же так мрачно. Для серьезного разговора — с теми, кто действительно решает.
— Вы что же, надеетесь встретиться с ними?
— Нашим девизом все еще остается надежда, — проговорил Федоров, и непонятно было — смеется он, или действительно на что-то еще рассчитывает.
* * *Когда перед тем, как запихнуть их снова в броневик, на приговоренных надевали наручники, Изнов пробормотал никак не желавшему расстаться с ними прекослову:
— Алас, какой тут у вас кассационный срок? Я намерен сразу же обжаловать приговор.
— А никакого приговора не было, — сказал тих. — Был принят закон. Принят высшею властью нашего мира. Так что обжаловать некому — да и нет такого законоположения. И просить о помиловании тоже некого. Закон есть закон — он окончателен.
— Что же сейчас с нами сделают?
— Вообще-то законы у нас чаще всего принимаются вовсе не для того, чтобы их исполняли, — сказал прекослов. — Но должен огорчить вас: такие, как принятый по вашему поводу, все-таки реализуются. Хотя как быстро — этого никто не знает. Кроме всего прочего потому, что это стоит денег, ибо всякий труд должен быть оплачен, в том числе и морально нелегкая работа по преданию вас смерти; денег же у Сброда, как вы уже знаете, нет, — корабль ваш канул в неизвестность, а других доходов в ближайшие дни не предвидится. Однако в конце концов, надо полагать, средства найдутся. Пока же вас доставят в так называемый Дом ожидания…
— Может быть, нас там хоть накормят чем-нибудь? — понадеялся Федоров. — Очень хочется есть — наверное, от переживаний. А?
