Альфред Кох - Ящик водки. Том 2
— А в рамках образа и не должно быть. Ты ж дураком прикидываешься.
— Тебе бы все шуточки шутить. Давай я тебе расскажу историю про бутлегерство на картошке. Она — про бизнес и его место в моей жизни.
— А, я помню эту историю. Ты рассказывал.
— Не, не. Я тебе это рассказывал как смешной случай из жизни — а теперь ты послушай как притчу прорусских и бизнес. Значит, лагерь. Жизнь идет. А выпивать-то надо. И вот выясняется, что в лагере идет торговля самогонкой. Один наш однокурсник завел бизнес — покупает в деревне за полтора рубля бутылку, а продает в лагере по два. Имеет грубо десятку в день. Все нормально, да? Бизнес как бизнес. — Да.
— Какое мое дело? Казалось бы. Но я пошел к нему и объявил, что с этим покончено — не будет он на товарищах наваривать. Он удивился. И объяснил, что я ему помешать не смогу — у него клиентура, поставщики, и все довольны. А я на рынке игрок новый и потому должен отдыхать. Правомерная позиция? Ну. Но что делаю я? Нахожу его поставщика и перевербовываю. Это несложно: надо прийти в ближайшую деревню и постучать в первую избу, вычислить дядю Колю, втереться к нему в доверие.
— А, ты поставки замкнул на себя.
— Да. Самогонку принес в лагерь, где и продал по себестоимости.
— Ты торговал в ноль.
— Ну да, вместо того чтоб иметь десятку. Что я с этого имел? Только геморрой — мотаться туда-сюда. Ну, мне разве только наливали, из уважения. И гут мне конкурент назначает стрелку. Предстоит разборка. Я влез к человеку на территорию, сломал ему рынок…
— Ладно б ты наживался!
— О чем и речь. Я затратил огромные ресурсы… Чтоб бескорыстно уничтожить человеку бизнес. И вот мы сражаемся на футбольном поле. При стечении народа. Все было непросто — он покрупней меня, покостистей, но мне посчастливилось отправить его в нокдаун. И все, в общем, сочли, что бой окончен за моим явным преимуществом.
— Пиздец какой-то. В студенческой среде — чисто тюремные нравы.
— Думаю, эти нравы к нам тогда, в том случае, приходили не из тюрьмы, а из Советской Армии, в которой послужило уже большинство студентов журфака. Но понятия же едины — что на зоне, что в войсках.
— То, что ты человеку сломал бизнес, — поступок мудацкий совершенно. Ладно б наживался, не так обидно.
— Я тебе рассказываю, как это выглядело. Я был тогда совершенно уверен в своей правоте!
— Но теперь ты согласен, что был мудаком? Вот сейчас, с высоты прожитых лет?
— Я не мудак. Я был Робин Гуд! Это немножко не одно и то же.
— Да какой на хрен Робин Гуд! Робин Гуд должен был прийти и отобрать у человека его бабки. А ты у него бизнес забрал…
— Чья бы мычала… Но это еще не все. Дальше этот парень убедил Колю увеличить производство, чтоб и ему тоже хватало. А у Коли не было ни мощностей, ни ресурсов, и он просто начал халтурить — гнать вторяк. Самогонки стало много, вдвое больше, чем было. Но сахара и дрожжей больше не стало. В итоге самогонка стала вдвое слабей. А также мутней и противней.
— Вот как? Интересно… На этой истории вообще рыночную экономику изучать надо. Все типичные ошибки — налицо.
— Совсем забыл — была же еще одна история ровно из этого же ряда! Году этак в 80 — 81-м работал я в одной шабашке. Командовал бригадой молодой ученый Володя — аспирант с физтеха. И вот когда настало время расплачиваться, он объявил дефолт — типа нету денег. Вроде как ему не дали, так что и с нами ему нечем расплачиваться. Ребята повозмущались и успокоились — а что тут сделаешь? Вопрос как бы закрылся. Точка. А может, и правда не заплатили? Но я провел журналистское расследование. Съездил на бывший объект, выпил с прорабом и снял с него такую фактуру: он не только расплатился с Володей, но даже и аккорд ему оформил, то есть добавил к сумме еще 40 процентов якобы за скорость. За откат, само собой. Тогда я поехал в Долгопрудный и на физтехе отловил этого самого. И наехал на него: отдавай бабки. Признаюсь, я ему угрожал. И я знал, и он понимал, что с аспирантурой ему придется расстаться — если он засветится с этой историей. Да и подсесть мог легко. При тех законах как советский ученый он был не жилец — это же все было незаконное предпринимательство. В общем, бабки я с него взял. По теперешней логике бизнеса, это была моя личная прибыль — люди на свой убыток махнули рукой, денег они уже не ждали. Меня они на наезд не подряжали, на процент с выбитого я рассчитывать не мог — так что, выходит, весь этот рэкет был моим личным бизнесом. Мало ли на кого я мог наехать! С каких херов делиться? Но тогда я разделил выбитые бабки по справедливости — в соответствии с тем, кому сколько было нарядов закрыто. Тут я как бы в какой-то мере предвосхитил, Алик, тебя с твоим hostile take over. Правда, у меня это было на общественных началах.
И еще одна неземной красоты история про бизнес, теперь уже из 89-го года. Меня тогда вызвонили однокурсники, они новую фирму придумывали. Это не бизнес тогда называлось, а как-то иначе.
— Это называлось тогда — новая тема.
— Ну вот. Вызвали меня. И сразу двигают в коммерческие директора.
— Вот смотри, все тебя видят коммерсантом, а ты себя таковым не видишь.
— Потому что я им не являюсь. Короче, отказываюсь я от предложения. И взамен везу им другого однокурсника — Серегу. Он лысый, представительный, в очках — символизирует стабильность и солидность. Он, правда, кашлял, пердел, ходил по квартире в халате, шаркая шлепанцами, говорил, что старый уже — но я его пинками загнал в бизнес. Он стал там работать, поднялся, распрямился, и в итоге возглавил рекламный отдел МММ.
— Так это он придумал Леню Голубкова?
— Да, наверно, он. Потом, когда фирма лопнула, он пару лет на Брайтоне отсиживался — а теперь снова в Москве. Ушел от дел, отдыхает. Живет, кстати, очень скромно. Опять в халате и в шлепанцах. В общем, я себе достойную нашел замену. Вот такого я воспитал бизнесмена. Раскусил. Вот он и должен заниматься бизнесом. А я — нет. Бегать шакалить, бабки делать из воздуха — это скучно. Жизнь не для этого дается.
— Но сейчас ты понимаешь, что ты мудак?
— Ну почему тебе надо, чтоб я был мудак?
— Вот я, например, мудак, что не брал взятки. Когда работал в правительстве. Я считаю, что надо было брать! Сейчас вон все берут, и ничего с ними не случается. А я не брал, и со мной случилось. Меня в тюрьму сажали!
— Ну, так не посадили же.
— Но если б знал, что так кончится, я бы брал. Если б брал, был бы сейчас самый богатый человек в стране.
— Да-а-а? И самый счастливый?
— Не знаю.
— Ну, вот у нас кто самый богатый человек в стране? Фридман?
— Ходор. (Эта глава была написана до посадки Михаила Ходорковского, в августе 2003 года, и опубликована в сентябрьском номере журнала «Медведь». — И.С.).
— Ну, счастья больше у него? Он жизнью больше доволен?
— Не знаю. Пауза.
— Алик, вот смотри. У тебя не было бабок и ты был несчастным. А потом ты заработал бабки и стал счастливым. Можно так сказать?
— Нет. Не так. Это по другой оси координат меряется. Я тебе говорю: деньги — это не эквивалент счастья, это эквивалент свободы. Я был менее свободен, когда у меня было меньше денег. Больше денег — больше свободы.
— Ну и что, Ходор в миллион раз свободней меня?[1]
— Да. Он может себе позволить вещи, которых ты себе позволить не можешь. В этом твое ограничение свободы.
— Наоборот, это я свободней. Я могу все бросить и на три месяца уехать в Мухосранск. И там думать о жизни. А он — нет.
— И он может это сделать.
— Не может. Без него все обвалится.
— Ничего не обвалится. Он может продать свой бизнес, положить кэш на депозит и уехать куда угодно. И не на три месяца, покуда пельмени не кончатся, — а на тридцать три года. Потому что у него никогда пельмени не кончатся. Вот и все.
— Это — теоретически. На самом деле он не продаст и не уедет. А будет над златом чахнуть.
— Люди делятся на две категории. Одни воспринимают деньги как эквивалент свободы, а другие как эквивалент власти.
— Как наркотик.
— Как эквивалент власти. И поэтому люди, которые воспринимают деньги как эквивалент власти, они — самые несчастные и самые несвободные. А вот люди, которые воспринимают деньги как эквивалент свободы, они самые охуительные.
— ОК. Ходор как воспринимает?
— Я думаю, что как эквивалент власти, конечно.
— Ну так и с каких же таких х…в он в таком случае свободней меня? Тогда я получаюсь свободней и круче его! По твоей логике.
— Ты получаешься счастливее.
— Ну. И?
— Но если бы он воспринял деньги как эквивалент свободы, он был бы счастливей, чем ты.
— Если бы, как говаривал покойник Лебедь, у бабушки были яйца, она была бы дедушкой.
— Нет, ну почему? Есть огромное количество богатых людей, которые деньги воспринимают как эквивалент свободы.
— Да ну…
— Я знаю!
— А у меня такое впечатление, что с появлением большихденег у многих в голове начинается какая-то херня.
