Игорь Малышев - Рассказы
— Алло, — послышался оттуда довольно молодой женский голос, — здравствуйте.
Вместо того, чтобы ответить, я отчего-то кивнул, как будто она могла меня видеть. Не дождавшись ответа, она робко произнесла:
— Алло-о, Зимородка к телефону позовите.
— А его тут, знаете, нет… — вообще-то я хотел сказать, что никаких «зимородков» тут никогда и не было, но смешался и получилось невнятица.
— Вышел? Жаль, я не могу ждать. Вы вот что, передайте ему, что Сатурн смещается, Пусть побережется. Вы не подумайте, я серьезно, это не шутка. Он не знает. Это важно. Передайте пожалуйста.
Она была явно взволнована. Я молчал, не зная, что говорить.
— Алло, — переспросила трубка, — вы меня слышите?
— Да-да, — пробормотал я.
— Очень вас прошу, передайте, — в голосе звучала неподдельная мольба и забота. Видно было, что ей до боли, до слез необходимо, чтобы «зимородок» узнал о перемещении Сатурна и был осторожен. Я не смог отказать.
— Хорошо, я передам.
— Большое вам спасибо, — обрадовалась девушка, — благодарю вас.
В трубку вернулся гул.
Странная просьба. Вероятно двое помешанных на астрологии или что-то в этом роде. Не знаю, зачем я так согласился выполнить ее нелепую просьбу. Наверное потому, что согласиться всегда легче, чем отказать. (Многовато выходило нелепых поручений для одного дня). Я открыл телефонный справочник — наконец-то у меня появился повод хоть кому-то позвонить. Там нашел Зимакова, Зимовикова и Зимогорова. (Здесь надо добавить, что в этом справочнике не было ни одного Немоляева и я выяснил это в тот же день, когда получил эту книжку). Каждый из них мог носить кличку «зимородок». Я почти не сомневался, что это была кличка и, скорее всего, она была известна всем, кто окружал этого человека, иначе девушка не была бы так уверена, когда просила его позвать. Когда же я попытался набрать один из найденных номеров, то выяснилось, что звонить с моего телефона нельзя. Диск просто не крутился. Когда я потом разобрал аппарат, то выяснилось, что самого наборного устройства там вообще не было. Диск был намертво впаян в корпус. Обманка. Поставившие здесь телефон отказывали мне в праве выходить во внешний мир.
И тут я вспомнил о поручении, что дал мне Немоляев. Надо же было быть таким кретином! В кои-то веки дали задание чуть более сложное, чем посмотреть на манометр, и я тут же про все забыл. Утешало только то, что случайно попавшая сюда девушка не имела к этому заданию никакого отношения. По крайней мере я на это сильно надеялся — уж больно натурально выглядело беспокойство и страдание в ее голосе. Мне стало неловко. Было жаль обманывать свою недавнюю собеседницу, пусть даже ее просьба и сродни бреду. Можно было бы, конечно, добежать до ближайшего здания и позвонить оттуда, но мне надо было дожидаться звонка. Так что хотелось мне того, или нет, Зимородок остался не предупрежден о якобы грозящей ему опасности. Я понимал, что все это полная чушь, не стоящая выеденного яйца, но, тем не менее, в душе поселилось беспокойство, никак не желавшее исчезать. Я стал смотреть на снег за окном. По снегу гуляли вороны, оставляя за собой искаженные крестики следов.
Снова потянулось томительное ожидание. Зимой темнеет рано, но свет зажигать не хотелось, поэтому комната быстро погрузилась в темноту, едва разбавляемую жидким светом окна.
Я застыл, как ледяная скульптура. Неожиданно громкий звонок ударил по мне словно молотком. Я вздрогнул. Показалось, что меня встряхнули, как мешок трухи, и пыль полетела во все стороны. Тем не менее я остался сидеть без движения, уставившись на телефон. Странное оцепенение сковало меня. Я ощущал себя почти прозрачным и невесомым, однако не мог двинуть ни рукой ни ногой. Трели вырывались из черного корпуса, сороками разлетались по комнатке, видя мою неподвижность, в истерике бились о стены. Телефон вопил умоляя и требуя, дрожал от напряжения и бессилия. Казалось его маленькая и злобная воля собирается в густой черный комочек. Неожиданно он стронулся с места и маленькими переходами в такт своим крикам двинулся к краю стола. Он шел, как обреченный раб к анчару, направляемый почти осязаемой волей далекого повелителя. Я зачарованно смотрел на него, не веря в происходящее. Все это слишком напоминало сумасшествие. Наконец он оказался у самой кромки и рухнул вниз. Удар о пол сопровождался жалобным металлическим позвякиванием, словно аппарат прощался с жизнью. Потом я обнаружил, что корпус его треснул в двух местах. Каким-то чудом трубка осталась на рычагах и телефон продолжал звонить все так же отчаянно и истерично. Звук падения привел меня в чувство. Наваждение вдруг разом схлынуло с меня, с глаз как будто упала мутная, как рыбий пузырь, пленка. Тело подбросило вверх. Не обращая внимания на валяющийся на полу телефон, я подлетел к трубе, схватился за вентиль и начал изо всех сил вращать его.
До определенного предела он поворачивался довольно легко, потом, когда я дошел до тех мест, куда редко добирался, крутить стало ужасно трудно. Я наваливался всем телом, напрягаясь как мог, так, что в голове начинало шуметь от приливающей тяжелой крови. Дышать стало тяжело, словно вращая вентиль, я сам себе затягивал удавку на горле. Шум в голове нарастал. Стрелка манометра медленно и неохотно опускалась вниз. Лоб мой вспотел, руки горели от трения о шершавое металлическое кольцо. Наконец стрелка легла на маленький штырек стоящий около нуля и угомонилась там. Я перевел дыхание, и тут на меня снова накатило то оцепенение, как тогда, когда телефон только начал звонить. Я замер, как будто это я был стрелкой манометра. В наступившей тишине резко бились звонки. Время шло. Внутри меня нарастала смутная тревога, она бурлила, как закипающая ртуть, не находила себе выхода и становилась оттого еще злее и неудержимее. Руки вцепились в колесо, словно это был единственный шанс сохранять спокойствие. От него шел холод, но он не мог остудить мою закипающую голову. Признаться, я не мог сказать, в чем была причина волнения. Я пробовал трезво подумать об этом — так иногда можно вернуть спокойствие мыслям, но ничего не помогало. Звонки кровяными шариками вылетали из глянцевой черноты панциря насекомого и взрывались у меня в мозгу, доводя чуть не до безумия. Я закусил губу, чтобы придушить рвущийся крик и принялся мычать, чтобы хоть как-то дать выход внутреннему давлению. Помогло это мало. А телефон все продолжал звонить, приковывая меня к вентилю. Я стал часто-часто топать ногой по полу, пытаясь сбросить напряжение. Мычание становилось все более высоким, переходя в визг. Я замотал головой. Мое бредовое состояние походило на эпилептический припадок. Страшно хотелось кричать. Пальцы побелели в суставах, казалось, еще немного и я вырву вентиль с корнем. Прошло уже неизвестно сколько времени с тех пор, как ожило насекомое на столе и мне казалось, что так будет продолжаться вечно. Я буду жить, как Прометей, прикованным к круглому куску железа, а пластмассовая гадина будет по капле высасывать из меня разум. И тогда я закричал. Орал долго и безнадежно, топая ногами и мотая головой так, что казалось, что сейчас порвутся сухожилия на шее. За криком я не услышал, как наступила в комнате тишина. Выждав еще несколько секунд, чтобы убедиться, что это не самообман, я стал открывать дорогу неведомому потоку, идущему по трубе. Поскольку я уже не помнил, сколько было на манометре в начале пытки, то поставил что-то наугад и без сил свалился рядом с трубой на пол. Мне было ужасно плохо, тошнило, кружилась голова, горло горело, словно туда запихали живого ерша, шея не поворачивалась, ступни были напрочь отбиты. От бетонного пола шел ледяной холод, поэтому, немного отдышавшись, я со стонами добрался до стула и опустился у стола, чтобы тотчас же провалиться в забытье, гулкое, как колокол.
Когда пришел в себя, как вынырнул из-под воды, то первая мысль, которая буквально скрутила меня была о том, не слышал ли кто моих криков. Подумают еще, что я сумасшедший, отправят в клинику на обследование — к психам, решеткам, санитарам, ласково-понимающим, заботливым взглядам врачей. Хотя и меня самого этот припадок напугал донельзя. Разве мог здоровый человек так биться и орать? Внутри чувствовалось страшное опустошение, сухое, как выжженная земля. Я даже не мог по-настоящему испугаться того, что со мной случилось. Страх и осознание пришли позднее.
На полу зазвонил телефон. Я смог поднять только трубку, оставив сам аппарат стоять внизу. Услышал все то же гудение. Некоторое время ничего не происходило, потом кто-то сказал «хорошо» и снова накатил гул.
В тот день ко мне, как обычно, никто не пришел, значит крики мои остались незамеченными.
Следующее утро началось со звонка. Знакомый наглый голос без предисловий спросил:
— Что, не устал еще на одном месте сидеть?
— Нет, вроде…
— Вроде или нет? — он был чем-то доволен и изволил шутить. — Да, кстати, радио у тебя работает?
