Олег Коряков - Дорога без привалов
Конечно, по старым понятиям — никакие это не вальцовщики, чей труд на ВИЗе всегда отличался неимоверным физическим напряжением. Они — операторы, повелители автоматики. И скорость прохождения ленты между валками, давящими с 500-тонной силой, и толщина листа, выходящего из стана со скоростью пять метров в секунду, регулируются автоматически.
Замеряется толщина радиоизотопным прибором; она составляет на выходе уже только 0, 85 миллиметра.
Соседний двадцативалковый стан марки Шкода по сравнению с четырехклетьевым кажется даже невзрачным. Но, приглядевшись, понимаешь, как обманчиво это впечатление. Стоило, когда вальцовщик снял боковой щит, взглянуть на стройную систему опорных, приводных и рабочих валков, как меня охватило восхищение. И опять Алексей Михайлович обратил внимание на сложную и тонкую автоматизацию работы стана. Вот, скажем, те «моталки», которые натягивают стальную ленту, протаскивая ее между валками. Лента идет — и диаметр рулона на «моталке» увеличивается. Значит, надо, чтобы угловая скорость вращения рулона соответственно менялась. В то же время необходимо следить за толщиной листа. Все это делается автоматически, и контролирует это специальная электронносчетная машина.
Безлюдье в цехе и объясняется максимальной насыщенностью совершенными механизмами и автоматикой. То, что видишь, идя по цеху, — далеко не все его оборудование. Значительная часть его «упрятана» в пяти подземных машинных залах на первом, подвальном этаже цеха. Там сотни и сотни километров контрольных и силовых кабелей, тысячи панелей, щитов управления и пультов, генераторов и шкафов с электронной начинкой. Все это — чтобы четко и слаженно действовали все пятьдесят автоматизированных установок, которые образуют в цехе единый технологический поток
Сложна и разнообразна термическая обработка холоднокатаного трансформаторного листа. По сравнению с печами старых цехов фантастическими выглядят громадные башенные печи рекристаллизационного отжига, агрегаты обезуглероживающего отжига, стройные ряды колпаковых печей высокотемпературного отжига в атмосфере азота и водорода, блок защитных покрытий и агрегаты очистки листа — механической, химической, ультразвуковой.
Да, эти совершенные создания научно-инженерной мысли, эта восхищающая глаз соразмерность гигантских пропорций, эти простор, тишина и безлюдье действительно будто сошли со страниц недавней фантастической книги, но это же реальность! Вот же, перед нами, пакеты готового трансформаторного листа, совершившего по единой технологической линии путь в шестьдесят километров и готового к отправке потребителю. И редкие парни и девушки в рабочих куртках и защитных касках — они орудуют у пультов управления с такой простой, такой привычной деловитостью, будто извечно прокатное дело творится с помощью всех этих сказочных устройств… Я хотел вернуться в прошлое, а попал в завтрашний день.
По цеху проезжали мощные грузовики, в одном из пролетов ворочался экскаватор, взблескивали огни электросварки.
— Строим вторую очередь цеха, — пояснил Алексей Михайлович. — Вы видели один двадцативалковый стан, а будет еще три. Перед вами две нитки агрегата очистки от электрохимического покрытия, а будет восемь. Так — по всему цеху…
Комплекс цеха холодной прокатки с его 65 зданиями и сооружениями, с тысячами различных агрегатов и узлов называют по привычке цехом. Но, по существу, это не цех. По существу, создается совершенно новый завод со старым, славным названием ВИЗ.
Когда в октябре 1973 года цех начал давать продукцию, много говорилось о его значении. Приводились многомиллионные цифры экономического эффекта. Говорилось, что металл, выпускаемый ЦХП, сэкономит стране энергию, по количеству равную той, что дает гигантская Волжская ГЭС. Это все, конечно, верно.
Но главный эффект нового производства, видимо, не выразить никакими цифрами. Это предприятие, целиком устремленное в будущее. Совершенно изменились условия труда прокатчиков. Само производство приобрело иное, новое качество. Вступила в действие качественно новая технология с наисовременным управлением ею. И как в прошлом визовский трансформаторный металл во многом определял технический прогресс советского электромашиностроения, так теперь он будет определять этот прогресс в будущем.
В своих социалистических обязательствах, принятых в начале завершающего года девятой пятилетки, коллектив верхисетцев обещал досрочно начать прокат тонкого трансформаторного листа высших марок. Это значит, что на рубежи десятой пятилетки визовцы выйдут во всеоружии. Завтрашний день сулит им новые победы!
1975 г.
ГОРНЫЙ ГОРОД ТАГИЛ
Этот очерк, который я хочу предложить читателю, написан в 1967 году, к 50-летию Великой Октябрьской революции.
Прошло восемь лет. Срок вроде совсем небольшой. Но не для нашего времени. Чуть не каждый месяц в эти годы дарил тагильчанам радостные события. Новые цехи, новые промышленные установки, гигантская шестая домна, новый блюминг… Новые кварталы жилых массивов и новые проекты… дополнительные линии городского транспорта и здания культурно-просветительных учреждений… Орден Трудового Красного Знамени городу за успехи, достигнутые трудящимися в выполнении заданий восьмой пятилетки.
А мы вступаем уже в десятую. Так стоит ли печатать старый очерк? Да, — решил я. Ведь и вся эта книга — о «старом», уже минувшем, о тех пятилетках, что остались позади. Она о «старом», но она и о том, чем живем мы сегодня. Вступая в десятую пятилетку, мы не забываем ни восьмой, ни первой — они с нами.
1975 г.
1
Еще только подъезжая к Нижнему Тагилу, еще издали завидя контуры его заводов и разноцветные дымы в тагильском небе, ощущаешь, к какой горячей, напряженной махине ты приближаешься. Но из окна вагона не понять всего своеобразия этого могучего индустриального узла. Лишь рассмотрев его поближе, увидев, как врезаются в городскую черту рудники, карьеры и отвалы, как вписываются в городской пейзаж горы и затейливые извилины прудовых берегов, — лишь охватив взором все это, поймешь своеобычность уральского промышленного богатыря. И невольно вспомянется старинное, но и поныне исполненное точного смысла словосочетание «горный город», в котором первое слово означало не столько принадлежность к возвышенностям земной коры, сколько связь с добычей и обработкой подземных богатств.
Он издревле трудовой, потомственно рабочий, этот город. Прошло уже двести семьдесят лет, как верхотурский воевода Дмитрий Протасьев доносил царю Петру, что «камень магнит сыскал… от деревни русских людей Терешки Фадеева и от реки Тагилу версты в две в горе», а в Голландии, куда посланы были образцы руды, установили, что «лучше того железа добротой и мягкостью быть невозможно». И скоро пройдет двести пятьдесят лет с тех пор, как в 1720 году мастер Леонтий Злобин соорудил первую из тагильских плотин и заложены были железоделательный и медеплавильный заводы.
С тех-то далеких пор покатилась по земле слава о мастеровых из Нижнего Тагила. Но со славой доброй, рабочей шла и худая: о зверствах жадюг заводчиков и их управителей, о надсадном поте и крови работных людей, о проклятой демидовской каторге. Старые записи проговариваются о злой темени дальних лет. На 20 тысяч жителей Нижнего Тагила в 1837 году крепостных было 19 560, неграмотных — 18 575.
Однако с вершин, которыми мы овладели, на убогость заводского промысла тех лет смотреть нам должно не с высокомерием, а с великим уважением к тем необразованным мастеровитым трудягам, которые по своему времени дело вели вовсе не убого: и по размаху производства, и по уровню техники нижнетагильские заводы были первыми в Европе. Диву даешься, когда думаешь, как эти полуграмотные головастые мужики утирали нос знатным европейским инженерам. Диву и горечи.
«Холоп Ефимка, сын Артамонов, — сообщает архивный документ, — розгами бит за то, что в день Ильи Пророка 1800 года ездил на диковинном самокате по улицам Екатеринбурга и пугал всех встречных лошадей…» Самокат тот был первым в мире велосипедом, изобрел его 24-летний тагильский слесарь Ефим Михеевич Артамонов.
А катальные машины — по-нашему, прокатные станы — Егора Григорьевича Кузнецова? А паровики и железная дорога Ефима Алексеевича и Мирона Ефимовича Черепановых? А тот самоходный «земляной механизм», который копал и отбрасывал породу на горе Высокой более ста десяти лет назад, — прототип будущего экскаватора? Сколько их, блистательных находок пытливого ума и золотых рук заводских мужиков!
Я брожу по вечерним улицам города, там, где потише, где еще жмутся ветхие деревянные домишки, и думаю о тех сумеречных лампадных днях, когда тянули здесь лямку мои пращуры, демидовские крепостные. Заскорузлыми своими руками помогал Черепановым Яким Коряков, там же, на Меднорудянском, слесарил сын его Архип, мой прадед, то же делал и дед Никифор. Бородатые, не шибко охочие на слово, кержаки. Далекие, а понятные, родные.
