Кейт Уотерхаус - Конторские будни
— Я в общем-то могу открыть его архивный шкаф. Каждому, кто работал в «Комформе», известен один трюк…
— А зачем бы вам его открывать?
— Может, чтобы полакомиться конфетами? — предположил Сидз, и эта мысль очень его развеселила.
Теперь, когда роковые слова были сказаны, Грайс не знал, радоваться ему или стыдиться. Однако, секунду поколебавшись, он выбрал радость — раз уж третьего, как говорится, было не дано.
— Все может быть, — осторожно сказал он. — Я, видите ли, хотел спрятать служебные документы. Ну и поскольку мне не трудно открыть любой отдельский шкаф…
— Да ведь сейчас это самое важное! — перебила его Пам, не дав ему рассказать в шутливой форме, почему он выбрал шкаф Копланда. — Значит, если нам понадобятся какие-нибудь документы, мы можем на вас рассчитывать?
Грайсу вспомнился мрачный Уотергейтский скандал, и он с беспокойством проговорил:
— Рассчитывать на меня в деле взлома и проникновения — или как там трактуются эти действия в законах? Трудное задание.
— Но вы сможете его выполнить?
— Очень трудное задание. А зачем вам это нужно?
Послышался один из тяжких вздохов Пам, содержащий, по примерным подсчетам Грайса, девяносто процентов негодования и десять — презрения.
— Неужели вы начисто лишены любопытства? Я ведь вам говорила, что «Альбион» ничем не торгует, ничего не производит и все отделы у него внутренние. По крайней мере так нам кажется. Неужели вы не хотите понять, в чем тут дело?
Грайсу сейчас очень пригодились бы очки или трубка: неспешно протирая стекла замшей или старательно разминая табак, он подчеркнул бы здравый смысл своих слов. Ему вовсе не хотелось, чтобы Пам приняла его здравомыслие за бескрылую приземленность.
— Ну, скорей всего, именно кажется. Совершенно очевидно, что административно-управленческие штаты «Альбиона» жутко раздуты, но кто-то все же должен заниматься, так сказать, делом. Чем, к примеру, заняты таинственные Службы А, Б и так далее?
— Вы очень правильно назвали их таинственными, — удрученно сказала Пам.
— Стало быть, вам неизвестно, чем они занимаются?
— Никому не известно. И в том числе работникам этих Служб. Они обрабатывают какие-то цифровые данные, сравнивают цифры последующего года с цифрами предыдущего, вычисляют проценты расхождения и прочее в том же духе. Короче, выполняют работу ЭВМ, которой у нас нет. Причем этот статистический отдел разбит, как вы правильно заметили, на четыре так называемые Спецслужбы — А, Б, В и Г, так что полной картины даже сами работники этих Служб не знают.
— Зато для меня она начинает понемногу проясняться, — неуверенно пошутил Грайс. — У них там царствует деловитое безделье. Но то же самое творится и во всех других отделах… исключая, правда, Отдел питания с его Административным сектором.
— А вы неплохо осмотрели «Коварный Альбион».
— Верней, окинул его беспристрастным, так сказать, взглядом. И, насколько я понял, служащие одиннадцатого и двенадцатого этажей в поте лица своего обрабатывают ДДТ.
— Говорят, — не объяснив, кто говорит, обронила Пам, — они вас выгнали?
— С треском! — вспомнив поведение шеф-повара и Джека Леммона, воскликнул Грайс. Пам понимающе кивнула и после паузы горько сказала:
— А вы еще спрашиваете, почему нам хочется залезть в их архивы. — Потом, как бы не выдержав борьбы, она бросила на Сидза красноречивый взгляд. Этот взгляд ясно говорил: «А теперь, если хотите, можете сами разбивать себе голову об стенку его упрямства». Грайс отметил про себя, что, если б взгляды могли убивать, он и Сидз давно бы уже были на том свете.
Сидз внял ее немому призыву. До этого — с тех пор, как он косвенно обвинил Грайса в краже конфет, — у него был вид стороннего наблюдателя, а сейчас он выпрямился, деловито поставил на столик свой бокал, пристроил рядом с ним два других и принялся разливать оставшееся вино, с наигранным вниманием подбавляя несколько капель то в один бокал, то в другой, чтобы везде получилось поровну. За столиком воцарилось напряженное молчание, и Грайс подумал, что Сидз хочет посильнее разжечь его. любопытство.
— Салют, — сказал наконец Сидз, поднимая бокал, и Грайс невольно проникся важностью минуты, хотя сразу же понял Сидзову игру.
— В этом здании, — начал Сидз, подразумевая, очевидно, «Коварный Альбион», а не «Рюмочную», — противоборствуют две группировки: Мы и Они.
Засим последовала драматическая пауза — напыщенно драматическая, сказал бы Грайс. Он вдруг заметил, что Сидз совсем не похож на Джереми Торпа. Теперь он напомнил Грайсу того актера — его фамилия выскочила, конечно, у Грайса из головы, — который долгие годы играл роль назойливо любопытного соседа в многосерийной телекомедии про некоего господина, женившегося на подруге собственной дочери, а потом вдруг сыграл, совершенно сбив телезрителей с панталыку, главного героя в исторической трагедии «Мартин Лютер», Короче, занялся не своим, так сказать, делом…
Сидзу не удалось эффектно завершить драматическую паузу — ее почти сразу же заполнила Пам, чтобыуточнить его первые слова:
— Фактически даже не две, а три: Мы, Они и Остальные.
— Кто из нас будет рассказывать, — раздраженно спросил Сидз, — я или вы? — Саркастически усмехнувшись, Пам умолкла, и Сидз продолжил: — Они — это в основном начальники отделов, иначе говоря, посвященные. А мы — это горстка рядовых служащих, которые хотят узнать правду.
— Ну, а остальные, — вклинилась Пам, — это большинство альбионцев, не замечающих или, верней, не желающих замечать ничего странного, пока им в протянутые ладошки ежемесячно вкладывают их жалованье.
Грайс, если б ему предоставили выбор, без колебаний стал бы одним из Остальных. Но его насильственно присоединили к ищущим правду.
— А скажите, — спросил он, воспользовавшись разъяренным молчанием Сидза, — в какую группу вы зачислите нашего общего друга Лукаса?
Обращаясь к Пам, он глянул украдкой на Сидза, чтобы увидеть его реакцию — и увидел непроницаемо-каменное лицо, что тоже говорило о многом. Известно ведь, что молчаливая собака куда опасней пустолайки.
— Лукас, разумеется, один из Них, причем он занимает очень высокое положение в этой группировке. А почему вы спрашиваете?
— Да он задавал мне довольно странные вопросы, когда я пришел к нему на собеседование. Ему, по-моему, важно было определить тип моей личности, а не Степень профессиональной подготовленности.
— Правильно. Он хотел убедиться, что вы человек пассивный.
— В самом деле? А тогда как же вы-то прошли это собеседование? — Грайс, хоть убей его, не понимал, зачем он отпускает ей комплименты — даром, что они были, как он надеялся, весьма язвительными, — если она-то беззастенчиво говорит ему пакости. Однако ее благодарная полуулыбка отозвалась у него в сердце бурной радостью.
Ну ладно, он, положим, пассивный. А Сидз? Если Лукас принадлежит к Ним, а Сидз к Нам — Грайс волей-неволей стал считать себя одним из Нас, — впрочем, принадлежит ли?..
Сидз, казалось, прочитал — и, между прочим, не первый уже раз — мысли Грайса. Сейчас, правда, этому удивляться не приходилось, потому что он, вполне вероятно, прослышал об инциденте с Лукасовым телефонным звонком.
— Лукаса следует, пожалуй, назвать агентом-провокатором, — сказал Сидз, — хотя мне вовсе не хочется драматизировать обстановку. Узнав, что вы из Наших, он, я думаю, сделает попытку втереться к вам в доверие и, может быть, даже расскажет что-нибудь интересное про «Альбион». Он уже так делал. Но будьте настороже. Все, что он услышит от вас, обязательно станет известно.
При желании можно было считать, что Грайс получил ответ. Так и будем пока считать, решил он. Но теперь у него появился еще один вопрос.
— Вы вот сказали, «обязательно станет известно». А кому?
— Если б мы это знали, — отозвался Сидз и демонстративно нажал на кнопку своих электронно-цифровых часов, — то не сидели бы сейчас тут, понимая, что наш ужин перестаивается в духовке. Мой по крайней мере определенно перестоялся.
С этими словами Сидз встал, осушил свой бокал и посмотрел на Пам, предлагая ей взглядом сделать то же самое.
— Я немного задержусь, — откликнулась она. Грайс не понял, значило ли это, что ей хочется поговорить с ним наедине или она просто предлагает Сидзу выйти из «Рюмочной» порознь. Так или иначе, но он все равно обрадовался: пусть она даже опять начнет насмехаться над ним, зато от Сидза-то они избавятся. Он закажет еще вина и наплетет потом жене, что не мог дождаться поезда, — живем-то мы в конце концов один раз!
Сидз тем временем задал ему какой-то вопрос. Кажется, он спросил: «Так с нами вы или нет? Решайтесь и держите язык за зубами». Надо было что-то ответить.