Дафна Дю Морье - Полет сокола
Она подняла на меня брови и поставила рюмку на рояль.
— Новшество, — сказала она, откидывая крышку рояля. — Я думала, что принимать участие в фестивале могут только студенты художественного факультета.
— Но не в этом году, — сказал он. — Их слишком мало.
Она допила свой ликер — нектар королеве перед полетом — и села на табурет.
— Что вам сыграть? — спросила она.
Вопрос — мне, улыбка — ему. Тон ее голоса, вся ее поза, руки, застывшие над клавишами, — все это было для моего брата.
— «Арабеску», — сказал я. — Она беспола.
Такой накануне днем была она для меня, путника, чужого в собственном доме, где его со всех сторон окружали призраки. Затем полетный каскад звуков рассеял ностальгию — это обрывочное напоминание о неуловимом и быстротечном мгновении. Теперь был вечер и в доме был Альдо. Пианистка, которая вчера играла из любезности, теперь стремилась привлечь к себе моего брата самым естественным для нее способом. «Арабеска», которую по всей стране играют тысячи учеников, стала танцем любви, зовущим, обещающим, бесстыдным. Поражаясь форме, в какой синьора Бутали предлагает себя, я сидел, вытянувшись, в кресле и смотрел в потолок. Со своего места за роялем она не могла видеть мужчину, которого надеялась очаровать. Я мог. Не замечая музыки, он делал карандашные пометки в моем переводе. Дебюсси, Равель, Шопен не возбуждали его. Он никогда не был одержим музыкой. Если синьора играла, для него то был лишь звуковой фон, и едва ли он трогал его больше, чем уличный шум.
Мне было невыносимо видеть и чувствовать, что ее усилия пропадают втуне. Я закурил сигарету и стал мысленно плести фантастические узоры, представляя себя на его месте… музыка замолкает, я поднимаюсь с кресла, пересекаю комнату и закрываю ладонями ее глаза, она старается отвести их. С ускорением музыкального темпа моя фантазия еще больше разгорячилась. Как нестерпимо тяжело было мне молча сидеть там и всем существом переживать ее призыв, обращенный, увы, не ко мне. Я ни секунды не сомневался, что Альдо, при всем своем равнодушии к музыке, прекрасно понимает смысл этого призыва. Я желал ему удачи, ей — удовлетворения желаний; но так делить с ними их близость было, по меньшей мере, сомнительным удовольствием.
Наверное, синьора Бутали почувствовала неловкость моего положения, поскольку встала из-за рояля и захлопнула крышку.
— Ну, — сказала она, — с восстанием покончено? Теперь мы можем расслабиться?
Ирония, если таковая была, возымела на моего брата не большее действие, чем музыка. Он взглянул на синьору и, увидев, что она перестала играть и обращается к нему, отложил свои записи.
— Который час? Уже поздно? — спросил он.
— Десять часов, — ответила она.
— Я думал, мы только что кончили обедать, — сказал он.
Он зевнул, потянулся и положил записи в карман.
— Надеюсь, — сказала синьора Бутали, — вы уже закончили первую сцену, если именно над ней трудились весь вечер.
Она предложила мне еще ликеру, но я покачал головой и пробормотал, что мне пора возвращаться на виа Сан Микеле. Альдо улыбнулся, то ли моей воздержанности, то ли колкости синьоры Бутали.
— Моя первая сцена, — сказал он, — продумана несколько недель назад и разворачивается за кулисами. Во всяком случае, должна разворачиваться за кулисами, если мы хотим соблюсти приличия.
— Грохот конских копыт? — спросил я. — Сцена еху?
— Нет-нет. — Альдо поморщился. — Это в самом конце. Сперва нечто волнующее для создания атмосферы.
— И что же именно? — поинтересовалась наша хозяйка.
— Совращение знатной дамы, — ответил он. — То, что мой переводчик с немецкого называет «поруганием жены самого уважаемого жителя города».
Наступило продолжительное молчание. Цитата из моих поспешных заметок была более чем некстати. Я резко поднялся, изобразил дежурную улыбку групповода и сказал синьоре Бутали, что завтра в девять утра мне надо быть в библиотеке. Мне казалось, что это наилучший способ прервать затянувшееся молчание, однако, еще не закончив фразы, я сообразил, что мой внезапный уход — слишком явная реакция на слова Альдо.
— Не позволяйте синьору Фосси перегружать вас работой, да и себя тоже, — сказала наша хозяйка, протягивая мне руку. — И приходите, когда у вас будет настроение послушать музыку. Думаю, мне нет нужды напоминать вам, что этот дом когда-то был вашим. Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя здесь так же свободно, как ваш брат.
Я поблагодарил ее за гостеприимство и заверил, что если ей или ее мужу понадобятся какие-нибудь книги из библиотеки, то стоит лишь подойти к телефону.
— Вы очень любезны, — сказала она. — В конце недели я буду в Риме. Я дам вам знать.
— Я провожу тебя, — сказал Альдо.
Проводит. Не уйдет вместе со мной. Дверь в музыкальную комнату осталась открытой, и пока мы спускались по лестнице, я весело и нарочито громко вспоминал про то, как часто Альдо гонялся за мной на верхний этаж. Мне не хотелось, чтобы синьора Бутали подумала… именно то, что она наверняка подумала. Вечеринка закончилась.
Альдо прошел со мной через сад и распахнул калитку. Свет фонаря бросал на улицу длинные тени. Ярко светили звезды.
— Как она красива, — сказал я, — как сдержанна и спокойна. Меня не удивляет, что ты…
— Посмотри, — сказал он, касаясь моей руки. — Они возвращаются. Видишь огни?
Он показал на долину далеко внизу. Две главные дороги, ведущие в Руффано с севера и с юга, были испещрены светящимися точками. Рев мотороллеров наполнял воздух.
— Кто это? — спросил я.
— Студенты Э.К. возвращаются после выходных, — сказал он. — Скоро ты услышишь их поросячий визг на виа делле Мура. Раньше чем через час они не успокоятся.
Покой города был нарушен. От воскресной тишины, которая в былые дни опускалась над Руффано, остались одни воспоминания.
Альдо улыбнулся и потрепал меня по плечу:
— Мне это не мешает. По мне, так пусть беснуются хоть всю ночь. Ты ведь идешь прямо домой?
— Да, — сказал я.
— Не броди по улицам. Иди прямо к себе. До встречи, Бео, и спасибо за этот день.
Он вернулся в сад и закрыл калитку. Через несколько секунд я услышал, как захлопнулась дверь дома. Спускаясь по холму, я размышлял о том, какой прием ожидает Альдо в музыкальной комнате. И о том, остается ли девушка, которая принесла нам обед, в доме ректора на ночь.
Пока я спускался с холма, вернувшиеся студенты уже запрудили пьяцца делла Вита. Воздух гудел от гудков и рева моторов. У самой колоннады стояли две легковушки. Я мельком увидел моих юных друзей Паскуале, которые, смеясь, разговаривали с несколькими приятелями. Возможно, завтра, но не сегодня. Сегодня я хотел переварить события минувшего дня. Чтобы меня не перехватили, я прибавил шаг, проскользнул в открытую дверь дома номер 24, взбежал по лестнице и вошел в свою комнату. Раздеваясь, я видел, как Альдо стоит в старой спальне нашей матери рядом с синьорой Бутали. Привыкнув к новой обстановке, видел ли он эту комнату такой, какой мы ее когда-то знали, какой для меня она осталась навсегда?
Студенты на улице продолжали петь и смеяться, и вдали, ближе к центру города, рев мотороллеров извещал коренных обитателей Руффано о возвращении филистимлян.
Глава 12
Когда на следующее утро я спустился к завтраку, студенты устроили мне восторженный прием. Стоя вокруг стола, они пили кофе и обменивались новостями. Увидев меня, они разразились громкими возгласами, а Марио, который по первой встрече запомнился мне как самый буйный из них, помахал рукой с бутербродом и потребовал отчета в том, как выпускник филологического факультета провел выходные.
— Во-первых, — сказал я, — у библиотекарей суббота — рабочий день. Меня держали за разборкой книг до начала восьмого.
Мое замечание было встречено шутливо-сочувственным стоном.
— Рабы, все рабы, — сказал Джино, — привязанные к устаревшей системе. Вот как ведутся дела на вершине холма. Хорошо, что хоть у нашего шефа Элиа хватает здравого смысла. Большинство из нас уезжает домой. И он тоже. У него есть вилла на побережье, и он отрясает с ног своих мертвый прах Руффано.
Синьора Сильвани с утренней улыбкой протянула мне чашку кофе.
— Вы успели к мессе? — спросила она. — Когда вы не пришли ко второму завтраку, мы с мужем подумали, не случилось ли с вами чего.
— Я встретил знакомого, — сказал я. — Меня пригласили на второй завтрак и на остаток дня.
— Ваши слова напомнили мне, — добавила она, — что где-то во второй половине дня к вам заходила одна дама. Некая синьорина Карла Распа. Она просила вас заглянуть к ней в дом номер пять.
Бедная Карла Распа! Дважды потерпев фиаско с Альдо, она со злости решила обратить свой взор на меня.
— Кто-то упомянул мессу? — спросил Джино. — Я правильно расслышал, или мои уши обманули меня?
