Мария Песковская - Там, где два моря
«Да-а... Не надо было про доллары», – подумала Люся. Встала со стула и пошла изучать противоположную стену: там черно-белые рисунки очень оживляли казенный интерьер.
– Классно. А это что? – спросила Люся, увидев листок, испещренный буквами.
Буквы складывались в презабавный стишок: там было что-то про королеву, белую мышь, кусочек сыра и про короля, который любил то ли сыр, то ли королеву. Или не любил. Вверху стояло имя автора.
– Ой! А кто это?.. Распечатай мне стишок, – попросила Люся.
Зинка невнятно пожала рыхлыми плечами.
– Ну, пожалуйста!.. – протянула Люся.
– Не знаю. Это дорого будет стоить, – ответила Зинка.
– Да? И как дорого? – оторопела Люся.
– Банка компота. Персикового, – твердо сказала Зина.
– О’кей, – обрадовалась Люся. – Значит, в следующий раз.
В следующий раз персиковый компот остался у Зины. Большая жестяная банка была чуть-чуть примята сверху. Но это ничего. Греческий был компот. «Чтоб я так жил», – пробормотала Люся, как тот еврей...
А стишок тоже остался у Зины. «Принтер не работает», – сказала она.
В следующий раз Люся, против ожидания, вновь получила отказ. Формула «Товар – Деньги –
Товар» в какой-то своей части была неправильной и категорически не работала.
Кроме того, Зинка сняла трубку, набрала номер и стала обсуждать вкусовые достоинства Люсиного компота – Люся даже знала с кем:
– Маш, ну как компот был? – спрашивала Зинка, а Люся слушала так, как будто это был компот из Люси. – Да? А я очищенные персики предпочитаю. Без кожицы.
Маркелова тоже «никого не родила», а потому делать ей было больше нечего.
– Да? Так ты думаешь, это она?.. – продолжила Зина, сидя к Люсе спиной.
Люся уже потянулась за шапочкой, чтобы пойти домой, но передумала. Она покопалась в сумке, подошла к стене с шедевром и встала напротив с блокнотом и ручкой.
Публику не надо было эпатировать. Публика уже была на взводе. Имя пиита Люся записать не успела. Она хорошо его запомнила. Почитайло. Когда у нее будет собственное рекламное агентство, она обязательно пригласит на работу поэта Почитайло. Но это когда-нибудь потом. А сейчас в пыльной тишине совершенно отчетливо прозвучали вот эти слова:
– Мотай отсюда! – сказала Зинка.
Люся встретила ее через неделю, случайно, на улице. А потом еще через две. Оба раза Люся прошла сквозь нее, глядя прямо в лицо.
Когда-нибудь, некоторое время спустя, когда ей будет... лет девяносто, Люся научится не придавать значения таким пустякам. Она пройдет специальный тренинг, называемый очень жизненно – жизнь. Без-о-плат-но. Она не возьмет с собой ни одной, даже самой завалящей обиды. Обидеть нас могут только самые близкие люди. Если они есть. И мы обижаем всего больнее только тех, кого любим. Если любим. Все остальное – не плюй против ветра.
Между прочим, ходил слушок, что это именно Маркелова опубликовала «Избранное» в «Городской Газете» и получила гонорар.
И... ей, наверное, показалось: шевельнулось что-то в смятенном лике. Все же не доводилась Зинка сестрой Буратино.
Файл 19.docПро шампиньоны ... и Го-го
Лёша спал «на жердочке». Он всегда так спал, когда не спалось Люсе, и она вертелась вокруг собственной оси, методично и настойчиво загоняя его в угол дивана.
«Один унитаз, два унитаза, три унитаза...» – считала мысленно Люся, отчаянно пытаясь заснуть. Но мысли о маркетинговой стратегии Портупеева и попутное обдумывание меню на предстоящий день рождения мужа, примерно где-то через полгода, не давали Морфею никаких шансов. Портупеевские унитазы выстраивались ровными рядами, уходя в перспективу. За ними, мощными белыми торсами заслоняя груды прочего фаянса, керамики и современных сплавов, шли акриловые ванны. «Это очень серьезный бизнес» – звучал голос Портупеева, и черты его незаурядной личности, в отличие от унитазов, слегка расплывались перед мысленным взором Люси...
Как мы будем позиционировать Портупеева? Фирма с мировым именем, которую он представляет, – поставщик двора Его Величества. Сколько у них в городе «Величеств»? Один, два – и обчелся. Диссонанс налицо. Скромнее надо быть.
...Если к фаршированным шампиньонам добавить сливки, то все вместе станет похоже на жюльен. Шампиньоны складывались аппетитными горками прямо в белоснежные акриловые ванны. Сверху падали кружочки ананасов, тонко порезанный сервелат, салатик с крилем и вегетарианский салат.
Мысли о фаршированных шампиньонах привели Люсю к холодильнику.
Некоторое время она боролась с собой, пытаясь переключиться на величественные горшки, но шампиньоны победили. Ночная трапеза не тянула ни на поздний ужин, ни на ранний завтрак. «Какая распущенность!..» – сказала бы тетя Агнесса. В ассортименте были: вчерашний хлеб, подсохший сыр, майонез и одинокий огурец в банке.
«Бывали времена и получше», – подумала Люся, стряхивая крошки с пижамы, и припомнила совсем некстати, как славно сочеталось натуральное сухое «Ле Деньер» с жареной курочкой и группой «A-ha» при свечах. Но так тоже сойдет. Теперь ей наверняка удастся заснуть.
Круглые настенные часы показывали три с минутами...
«Один унитаз, два унитаза, три унитаза...»
А Портупеев – дурак.
Разве похож на дурака человек, который играет в Го ?
Бог его знает, на кого похож Портупеев. Какой-то он нетипичный.
Расставшись с предыдущей пассией, Портупеев отрастил волосы. На голове. Его девушка твердила ему, что мужчина должен быть всегда аккуратно подстрижен. Но «стрижка, брижка и уклажка» не входили в жизненную программу Портупеева на каждый день. Поэтому сначала он проигнорировал утомительное обрезание волос, а потом и собственно девушку. Наимоднейшие очечки с прямоугольными линзами и справный животик довершали и уравновешивали образ Портупеева.
Портупеев потянул за пуговицу на животе... Он давно не надевал этот костюм. Если застегнуть, будет морщить.
Надо новый костюм. Может быть, «Черутти»? Сейчас все носят «Черутти». Он был из тех мужчин, кому это важно. Он, как и Люся, тоже хотел быть «в картинке». Чаруйте меня! Чаруйте!
Люся иногда очень страдала оттого, что она не «в картинке». Ей хотелось бы примерить на себя все глянцевые журналы сразу. Она не видела в этом ничего дурного. Она, конечно, знала все имена наизусть, но что толку? Потрогать на ощупь она их не могла. То есть могла, конечно. Но зачем? У них большой город, хоть и за много тысяч километров от Третьяковского проезда. Только ей денег все равно бы не хватило.
Вот Лёше, например, это на фиг не надо. Я даже не извиняюсь. Стасу, может, и надо. Он пока не думал. Ему некогда. Его пока устраивает его бейсболка. И бабочка как концертный вариант. Нануке? Нанука тоже не знает. Пусть Лора решит.
А вообще, скоро японцы придумают третье измерение для игры в Го. И виртуальные унитазы. И все будут жить совершенно виртуально.
Бизнес целиком переместится в Интернет. И тогда Портупееву не надо будет глядеть на перхоть Финкельштейна. Костюмы будут не нужны. Да, но тогда он не будет видеть и Зинкину грудь! Правда, она и так все время ее прячет. И Люсины ноги будут встречаться ему гораздо реже. А эта ходит все больше в джинсах...
Неправильно оно.
...Теперь не спалось Лёше. Еще бы, белый день на дворе. Хоть и выходной. Тени от деревьев на снегу стали заметно короче. А снег перестал быть розовым.
Люся сонно прителепалась на кухню, недовольно поглядела на неправильные часы и заглянула в экран реанимированного ноутбука через Лёшино плечо.
Лёша читал с экрана и на жену не глядел. Все-таки он у нее трудоголик. Люся прищурилась. «Спиннинг согнулся в дугу. Резкие мощные удары по воде – и рыба устремляется поперек течения. Я действую грамотно. Наконец мой противник сдается. Когда рыба оказалась в садке...»
Все понятно. Пошла спать обратно.
Его рыбка вернулась в теплый невод. И досматривает сны о блестящей чешуе.
Файл 20.docПротиворечивая Бэлла
Чувство реальности приходило к Люсе обычно не с первыми лучами рассветного солнца, не с назойливым пиликаньем будильника и даже не с адским шумом от соседей сверху, решивших в который раз поменять батарею.
Реальность приобретала реально зримые очертания, когда Люся добавляла несколько диоптрий к возможностям своего зрения, слабого с детства. Попросту говоря, Люся надевала мягкие контактные линзы, и ее контакт с внешним миром обретал четкие формы.
Не то была Бэлла. Она тоже не отличалась остротой зрения хищной птицы, но при этом ничего не надевала. «Как она выходит на сцену?!» – недоумевала Люся.
Бэлла не просто не видела лиц, обводя зал блестящим и искренним взором. Она... не хотела их видеть.
Да, этот непостижимый обмен энергией, это приятное волнение, которое поднималось и кружило голову, словно пузырьки шампанского, перед каждым выходом на сцену – все это было... И в этом был высокий смысл. Но лицо вот этой дамы в четвертом ряду слева – нет!.. нет!!! Уберите! Сотрите! Убейте!
