Ян Пужицкий - Великий Шу
Как ни старался Денель казаться равнодушным, его возбуждение выдал легкий румянец на щеках. Юрек знал причину этого румянца.
— Меняю,— слишком уж спокойно огласил Денель.
— Сколько карт? Три? Четыре? — Юрек полностью овладел собой и разыгрывал эту «пульку», как и многие предыдущие, с бесшабашной, бесцеремонной развязностью.
— Две,— бросил Денель как отрезал.
Себе Юрек тоже прикупил две карты. По дворовой еще привычке одну купленную карту он положил наверх, вторую — вниз и осторожно, одним глазком взглянул на нее. Это была девятка пик. Он положил карты перед собой и с интересом стал наблюдать за Денелем, тоже по одной открывавшим купленные карты. Сначала Граф побледнел, затем пошел какими-то пятнами и вновь побелел. Глядя остекленевшими глазами куда-то поверх Юрека, он левой рукой подвинул лежащие перед ним деньги в центр стола и хрипло выдавил из себя:
— На все!
Юрек, продолжая дурачиться, тут же подхватил:
— Конечно! Правильно! Чего часами мучиться?! Раз-два, трах-бах, одна «пулька», и все станет ясно, кто пойдет побираться. Я вас вскрою.
Денель аккуратно выложил на стол четырех тузов.
Малыш залился счастливым смехом:
— Шу, ты только посмотри! Как будто кто-то нарочно подмешал: тузовое «каре» против покера!
С обожанием глядя на Великого Шу, Малыш веером бросил на стол свои карты: девятку пик, десятку пик, валета пик, даму пик и короля червей. Но он еще этого не видел. В эйфории он даже не заметил, что взгляд Великого Шу, впервые при нем надевшего очки, из добродушного стал холодным и серьезным. Лишь голос Графа вернул его на землю:.
— Ты, мой мальчик, дальтоник.
Все еще смеясь, Юрек посмотрел на него, а потом на свои карты. В уложенном им самим несколько часов назад пиковом покере торчал неизвестно откуда взявшийся червовый король.
Денель открыл свою пятую карту:
— Пиковый король у меня.
Юрек переводил взгляд со своих карт на карты Денеля и ничего не понимал, но в горле уже начинали зарождаться булькающие звуки, которые потом сольются в глухой стон отчаяния. Тщательно, во всех деталях подготовленный финт не прошел. Каким-то образом перескочила одна карта, то ли во время сдачи, то ли еще раньше, когда он складывал четырех тузов Денелю и покер себе. Юрек умоляюще посмотрел на Великого Шу, но вид у того был отстраненный и неприступный.
— Как же так?..— пролепетал Юрек.— Что же это такое, Шу?!
Шу поправил очки, в которых он окончательно стал похож на профессора, преподающего в университете римское право, и зло сказал:
— Это покер. Понял теперь? Если не понял, то проваливай в свой Лютынь, сиди там всю жизнь, как мышь, и не высовывайся.
— Шу-у-у!..— завыл Малыш. Из него градом брызнули слезы, но он их не замечал. Казалось, сотрясавшие его рыдания отняли остатки сил. Едва не зацепив ножки падающего стула, он последним, слабым рывком устремился к предусмотрительно открытой кем-то двери.
Коридор поплыл перед глазами. Шатаясь, Юрек прислонился к стене. Он часто раскрывал рот, стараясь глотнуть хоть немного воздуха, как выброшенная на берег рыба. К нему подошел мужчина в бежевой униформе:
— Вам плохо? Врача, может быть?
Малыш покрутил головой.
В гостиничном халдее проснулась профессиональная подозрительность:
— А вы, извините, из нашей гостиницы? Проживаете?
Юрек покачал головой еще раз.
— В таком случае попрошу, пожалуйста, пройти! — Он решительно нажал кнопку вызова лифта. В холле бдительный представитель обслуживающего персонала проводил его до самых входных дверей.
Улица была залита ярким летним солнцем. Его отвратительный резкий свет больно резал глаза. Внутри иголкой сидела опустошающая боль, но анализ своей ошибки и всяческие самокопания он оставлял на потом. Сейчас же в нем вдруг забродило неясное ощущение, что он обязательно должен что-то вспомнить и только это позволит спастись и не сойти с ума.
Оглушительный визг тормозов окончательно вернул его к действительности. Малыш поднял голову и в нескольких метрах от себя увидел отчаянно сопротивлявшийся асфальту корпус автомобиля. Он сгруппировался для совершенно уже безнадежного прыжка и тут же почувствовал удар.
***Как только Юрек выбежал из номера, Денель стал упаковывать деньги. Сначала — пачки Юрека, потом — свои. Некоторые из них все же оказались «куклами», но этого Малыш увидеть уже не мог.
— Теперь щенка долго к столу не потянет,— дернул уголками губ Граф.
Шу промолчал и с рюмкой коньяка в руке подошел к окну. Его вновь охватило чувство неуверенности и беспокойства. Ведь могло случиться и так, что Юрек не понял бы урока, Шу сделал для него все — большего он сделать не мог. Но сделал ли он из него настоящего Шу?
В окно он увидел, как Юрек выбежал на улицу и как на него с огромной скоростью летит «полонез». Шу закрыл глаза и отвернул от окна голову. Он почувствовал, что из прикушенной нижней губы пошла кровь, и мельком опять взглянул в окно. Безжизненное тело паренька катилось по асфальту по направлению к площади Победы. «Вот, значит, все-таки какой конец написан ему в книге судеб»,—подумал он и вдруг понял, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, как будто все тело было парализовано. Но такая реакция Петра была преждевременной. Спустя несколько секунд он увидел, что неподвижно лежавшее тело дернулось. Малыш оперся на руки, встал на четвереньки и пополз. Сверху это выглядело так, как будто Юрек карабкался на высокую гору. Он попробовал подняться, зашатался, нелепо взмахивая руками, но все же удержал равновесие и встал.
Шу одним махом опрокинул в себя рюмку.
Юрек сделал шаг, другой. Можно было подумать, что он смертельно пьян. Его качало из стороны в сторону, но он упорно шел и шел, будто единственной целью его жизни было достичь площади Победы.
Петр рухнул в кресло и протянул руку за пузатой бутылкой. Сейчас он испытывал облегчение.
Денель собрал в пластмассовый пакет разбросанные по ковру карты, туда же ссыпал нарезанную бумагу.
— В Закопане приехал отдыхать какой-то коммунистический князь из Румынии. Есть сведения, что «зеленых» у него, как в Варшаве грязи. Знакомые ребята уже делали заходы — пока безрезультатно. Но он играет. Это точно. Если я все же сварганю «пульку» и усажу его за стол, ты согласен?
— Нет. Меня это не интересует,— во взгляде и голосе Шу сквозило равнодушное презрение.
— Как, а это? Вот сейчас, только что,— Граф показал рукой на стол.— Это что было?
На губах Шу мелькнула загадочная усмешка:
— Эстафета.
— Что? — удивился Граф.
— Неважно. Ты все равно не поймешь. Это мое личное дело,— сказал Шу и с нажимом повторил: — Личное!
Граф равнодушно махнул рукой:
— Ладно. Все, уходим!
Они спустились на лифте вниз. На первом этаже дверь бесшумно открылась, и тут Шу вздрогнул. В широком кожаном кресле, каких в холле стоит множество, спиной к ним сидел Микун и не отрываясь смотрел на входную дверь, как будто кого-то ждал.
Шу нажал кнопку цокольного этажа. Дверь закрылась.
— Что случилось? — с опаской спросил Граф.
— Микун. Сидит в холле и кого-то ждет.
— А, черт! — прошипел Граф.— Что делать?
— Да ничего особенного,— спокойно пожал плечами Шу.— Давай мне пакет с мусором, я пройду подвалом и выскочу через черный ход, там и выброшу. А тебе вообще из гостиницы выходить не обязательно — сходи пообедай.
Лифт приехал в подвал. Петр шагнул в темный подземный туннель.
— Все в порядке, Шу, до вечера,— Денель помахал рукой и поехал наверх.
Петр шел по длинному подземному туннелю. Было так темно, что он наткнулся на стену и испачкал мелом свой элегантный пиджак. Впервые за последнее время он был в прекрасном, даже благостном настроении, чему способствовал не только выпитый коньяк. Перед глазами стоял Малыш, поднимающийся с земли после удара «полонеза» и делающий первые, неуверенные еще шаги. Да, все было так, как с тем пареньком с правого берега Вислы, когда одиночество обернулось великой милостью. Сейчас Петр был уже уверен, что его ученик займет место Великого Шу, и дело тут не только в картах... Петр был счастлив.
Размышляя так, он подошел к перекрестку, где магистральную артерию подвала пересекал узкий коридорчик и было немного посветлее. Внезапно он почувствовал страшный удар в грудь и разрывающую сердце боль, как будто в него вбили длинную, острую иглу. Его отбросило к стене. Сначала Петр подумал, что это приступ, но тут же услышал удаляющийся топот ног. Он приложил к груди ладонь, она наполнилась липкой, густой кровью.
«Ну я и попался! Вот дурак! — с веселым удивлением подумал Петр и чуть не рассмеялся.— Надо же! Едва отпустил поводья, выпил, поддался эмоциям, расслабился и про все забыл! Свершилось!» Он даже не старался разглядеть убегающего — это мог быть кто угодно из тех двух? трех? тысяч человек, каждый из которых сделал бы это с наслаждением. А может быть, это был не кто-то он, один, а они, собравшиеся все вместе, те, кому он доставил в жизни столько страданий? Может быть, они сговорились и выследили его в этом темном подвале, чтобы наконец расплатиться за все? И неясный контур убегающей человеческой фигуры — это все они?
