Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)
Он повел ее к столу, придерживая за локоть. “Кстати, Лариса, — вспомнил, — а зачем же вы все-таки кладете лимон в рюмку? Вы обещали открыться”. — “А, это... Чтобы утром не болеть. Лимон всякие сивушные масла втягивает”. — “Я-асно. Я тоже, пожалуй, возьму на вооружение. Можно?” — “Да пожалуйста”.
2
Всё получилось, как и планировал. Как обычно. И теперь он и женщина лежали рядом на двуспальной кровати, лежали и смотрели в потолок, отходя от долгих объятий, поцелуев, перекатываний друг через друга.
На столе стояли пакеты с соком, бутылки, лежали грудой колбасные нарезки, фрукты, упаковка сыра “Хохланд”... По пути в гостиницу Чеснов завел Ларису в мини-маркет и купил все это бесполезное, ненужное после сытного банкета. Но та щедрость, с какой он покупал бесполезное и лишнее, явно была симпатична Ларисе; вообще женщины любят щедрых, пусть и щедрых до глупости, мужчин.
“М-да, — усмехнулся Чеснов, вспомнив походы с женой за продуктами: жена то и дело порывается купить что-нибудь дорогое и необычное, вроде морского коктейля или маринованных улиток, Чеснов же смотрит на нее так иронически, что она не решается. — М-да, а здесь ты — гусар”.
И ему стало неловко, кольнула вина: он с чужой женщиной, а жена в опостылевшей квартире, с детьми. “Подруг натащила, — выручило оправдание, — или сама куда-нибудь... Может, и не только...” И он обнял лежащую рядом, погладил по прохладному, кругленькому плечу. Лариса с готовностью напряглась, потянулась к нему, посчитав, что он готов снова...
— Странно, да? — спросил Чеснов.
— Что странно?
— Что мы вот так, сразу. Совсем незнакомые. — Он говорил, продолжая глядеть в потолок; выражение лица Ларисы видеть не хотелось. — Еще утром о существовании друг друга не ведали, а сейчас так... Сплелись.
Ему нравилось начинать разговор с этакой банальщины — женщин она всегда обескураживала и в то же время провоцировала как-то ответить не пусто.
— Хорошо хоть, хм, имена спросили, а то бы вообще... И знаешь, Лариса, что это значит?
— Что? — Выжидательный полушепот.
— А это значит, что мы с тобой страшно одинокие люди. Вот и бросились... Скажи мне, пожалуйста... когда мы заговорили там, за столом, ты подумала, что мы можем быть... что между нами может быть близость? Да?
Она оказалась действительно сильной и неглупой — не вскочила, как, бывало, большинство других, не стала истерично, путаясь в белье, одеваться, а ответила внешне совершенно спокойно:
— Да, мелькнуло, что неплохо бы. Ты обаятельный.
— Неужели? Гм... А мне кажется, я окаменел совсем, закостенел. — Чеснов убрал руку с ее плеча, потер лицо. — Полнейшее однообразие. Разве мог поверить, что лет пять могут слиться в одни какие-то сутки. Распорядок, как в армии...
— Ты служил в армии? — В ее голосе послышался интерес.
— Да, было дело. После института... Но даже там разнообразней. Тот год лучше помню, чем эти пять. Да что пять — десять.
— А если бы там десять лет прослужил, тоже бы ощущение одного дня появилось.
— Эт в точку... Выпьем?
— Я чуть-чуть.
Чеснов поднялся, не стесняясь волосатой спины, висящего козырьком брюшка и худых рук, прошел к столу, открутил крышку с водочной бутылки. Плеснул в гостиничные, тонкого стекла, стаканы.
— Тебе с лимоном?
— Мх!.. Если можно.
Разорвал целлофановый пакетик, вынул лимон. Сходил в душевую и помыл его. “Надо было все-таки полотенцем обмотаться, — подумал и тут же спросил себя: — Зачем?” Он стеснялся ходить голым перед женой — жена помнила его юношей, а здесь...
— Закусить? Запить? — обернулся к Ларисе.
Она лежала поверх одеяла, тоже далеко не юная, со складками, излишним весом, морщинами на горле... “Да, чего нам стесняться...”
— Немного запить.
— Воду? Сок? — Чащин стал слегка раздражаться, и женщине тоже было, видимо, утомительно это обилие вариантов:
— Хоть что.
Налил в стакан сока, присел на кровать с ее стороны.
— Ну что ж, Лариса, за нас. Я рад, что мы сейчас вместе. Честно. Может быть, — погрустнел голосом, — даже счастлив.
Ее глаза влажно блеснули, губы дрогнули.
— Я тоже... наверное...
Чокнулись, проглотили водку. По очереди запили из одного стакана яблочным соком.
— А от чего это у тебя на животе? — помолчав, поблуждав взглядом по номеру, спросил Чеснов.
У нее на животе были не то чтобы шрамики, а словно заросшие трещины кожи. Подобное он видел у многих женщин на груди, на бедрах, но у Ларисы они испещряли весь живот, напоминали чешуйки.
— Это... — Она прикрыла живот рукой. — Это во время беременности. Когда сына носила. Родился четыре триста. Очень крупный для моей комплекции — я тогда худенькая совсем была. Вот кожа и лопалась.
— Ясно. Взрослый уже?
— Сын? В девятом классе.
Чеснов усмехнулся:
— А у меня в одиннадцатом... А еще дети есть?
— Дочка. Младше на три года.
— Да? — Он уже искренне удивился. — У меня тоже почти на три. Четырнадцать вот исполнилось... Странное совпадение.
— Почему же странное? Не странное, а традиционное скорее. Сделали первого ребенка, за ним второго. А дальше — выращиваем... — Лариса помолчала, будто раздумывая, договаривать или нет, и договорила: — До пенсии.
— М-да. И всё меньше и меньше им нужны. Я вот... Я и не помню, когда с детьми разговаривал по-настоящему. Утром: “Доброе утро”, вечером: “Спокойной ночи”. В конце четверти день гнева устраиваешь, чтоб без двоек... А так... — Чувствуя, что распаляется, и радуясь этому, Чеснов поднялся. — Иногда хочется сказать важное, совет дать, убедить, чтобы о будущем задумались, а... а подумаешь — и понимаешь, что глупо получится. Никого ведь ни в чем убедить невозможно... И боюсь, — прошел к столу, снова плеснул водки, — боюсь не сдержаться, если фыркнут... Никогда не наказывал, но кулаки, в последнее время особенно, чешутся. — Вернулся к кровати, протянул один стакан Ларисе, она приняла. — И честно сказать, никого нет отвратительней пацанов лет шестнадцати. Даже стыдно, что и я сам таким был — прыщеватым напыщенным дебилом. Родителям фыркал, права всё качал, свою личность идиотскими поступками утверждать пытался. Сколько нервов им попортил. — Чеснов выпил свою водку, глянул на женщину. — А у вас как в семье, благодать или тоже?
Она не сразу ответила. Смотрела перед собой, лицо было уже не румяным и миловидным, а почти страшным, и стало ясно, что для нее эта тема неприятна, что то, о чем она пыталась хоть на день-два забыть, Чеснов взял и стал бередить.
— Если ничего не замечать — терпимо, — сказала медленно и бесцветно. — Дети сами по себе, муж сам по себе... То есть — не муж уже, а... — Она как-то коротко, всем телом дернулась, заметила у себя в руке водку и выпила. — Развелись три года назад, а живем вместе. Он с сыном в одной комнате, я с дочкой — в другой.
— Да?.. Из-за чего развелись?
— Да если б можно было объяснить... Невозможно стало. Сплошное раздражение друг на друга. Всё не так... м... как в какой-то песне: “Груз взаимных обид”. Нет, трудно объяснить...
Она замолчала, а Чеснов ждал, покручивая пальцами стакан, гоняя по дну капельку водки...
— Пока дети маленькие были, — продолжила Лариса, — ругались, конечно, бесились, но как-то... Были, в общем, единым целым, хм, ячейкой этой самой. А потом... Утром просыпаемся в одной постели и начинаем — я вижу, что я ему неинтересна совершенно, а мне противно, как он одевается, как зевает, кряхтит, и ему тоже во мне все не так... У меня после вторых родов вокруг сосков волоски стали появляться, и он чуть ли не каждый вечер на грудь косился, кривился. Выщипывала, но все равно... Шутил: “У тебя, Лор, пол, что ли, меняется?” Да нет, — она отмахнулась, — не это главное. То есть — из мелочей и скопился ком... Я на развод подала, он сначала испугался, кажется, уговаривал, а потом пошел в суд со мной, все подписал, со всеми условиями согласился. Да и условий особых не было — я из райцентра сама, родители там... Ради детей живем вместе...
— Извини, Ларис, — перебил Чеснов, — я же и не знаю, откуда ты. В нашем положении, в смысле, что в конференции вместе участвуем, это странно.
Она назвала столицу одной из южных областей.
— М-м, я так и думал.
— Почему?
— Похожа на уроженцев тех мест. И прическа. Только вот джинсы не очень подходят. Тебе бы такую юбку широкую, казачью.
