Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2006)
— С ним все хорошо… — повторила Оленька. — Он доволен…
— Доволен…
— Папа, скажи ей!
— Аня…
— Все, все…
Немного помолчали.
— Мы должны быть твердыми! — сказала вдруг Анна Геннадьевна. — Твердыми! — задрожала она, добела сжав кулаки. — Потому что с этим… Э-тим, — повторила она с подчеркнутым ударением. — Мы ничего не можем поделать… Ничего! Все! Все… что нам… остается… это быть твердыми и мужественными… Должны поддерживать друг друга… Поддерживать! Дорогие мои… Васечка! Васечка!
Корнеев вздрогнул.
Он был точно в оцепенении и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Казалось, его кровь, преданная и послушная кровь, застаивалась в теле и чернела и только в сердце сохраняла еще и подвижность, и цвет.
— Что же ты ничего не кушаешь? — спросила мать более спокойно и как будто рассеянно. — Кушай! Пей! Кушай, сыночек! Остывает ведь…
— Я… я кушаю, пью… Мне хорошо… Спасибо…
— Хорошо… — повторила мать. — Вот квас… Наш Вася всегда квас любил, — сказала она мужу и дочери, которые следили за ней глазами. — Всегда… всегда любил… С детства… — И она задумалась, вспомнив что-то важное из Васиной жизни. — Да, любил…
— Квас так квас! — кивнул старший лейтенант.
— Ты сказал, что Антбюхов — что? — спросила Анна Геннадьевна через секунду.
— Антюхбов! — поправил Василий. — Из моего взвода.
— И что с ним? Тоже… — И мать тяжело вздохнула: — Бедные…
— Нет. Другое.
— Другое? А что?
— Случай веселый…
— Ну хорошо… Пусть веселый! Веселый так веселый! Правда? Веселый! Ну хорошо… Гм… Рассказывай, мы слушаем… Да? Да! Мы слушаем… Давно не слышали, как ты рассказываешь… Веселишь нас… Да… Повесели нас!
— В общем…
Василий кашлянул.
Казалось, стоит заговорить, и слова рассыпятся перед ним в тот же миг. Живой рассказ, всегда легко, без трудностей дававшийся, теперь обязательно выйдет бессвязным и неинтересным. Смешное окажется грустным и даже бестолковым. Словом…
— Мы слушаем, — повторила Анна Геннадьевна.
— Да, — торопил отец. — Не молчи…
— Да, да… Я… В общем… Эм-м… Заступил я, значит, дежурным по батальону… С развода сразу в роту, потом на ужин… эм-м… строем, да… и опять в роту… Все по плану… Жаловаться, как говорится, не на что… Не на что… Хм… Значит, все по плану… Все тихо… Дежурные в дежурках, дневальные на тумбочках… В общем… И вот… Где-то в полвторого ночи или в третьем часу выхожу я с проверкой… И что вижу? Что?! На тумбочке никого нет! Никого! Заходи и бери что хочешь! Выноси весь личный состав на кроватях, эм-м… койках этих… и в придачу автомат за автоматом из оружейной комнаты!
— Ой, опасно… — вздохнула Анна Геннадьевна, качая головой. — Ой, опасно… Разве это весело, Васечка? Разве весело? Смешно?
— Да это…
На мгновение Василий потерял нить рассказа.
— Никого нет на тумбочке… — повторил он. — Пусто! Пусто в помещении! Где, спрашивается, дежурный по роте? Где подчиненные? Где служивый народ? Где воины? А? За-гад-ка-а… И что же мы предпринимаем? М-м? Главное, не дергаться! — И Василий подмигнул присутствующим. — Вот что важно! Спокойненько так проходим в бытовую комнату… И что видим? Что?! Спит дневальный самым сладким сном! Спит! И где бы вы думали?! Ха! На гладильной доске! Вот так номер! И как не сваливаются на пол — непонятно! Сладко спят и в то же время… эм-м… чутко! В общем… Что в данной ситуации предпринимаем? А по-разному! За время службы-то… По-разному, да… В общем… Кхм…
— Да, это весело… — сказала мать.
— Весело, — подтвердил отец.
— И спать ни чуточки не хочется… — зевнула сестра.
— Потерпи, Оля! Что это такое?! — возмущенно взглянула на дочь Анна Геннадьевна. — Приехал брат… Давно не виделись… А ты… Я же не зеваю! Терплю! Вот и папа… И что дальше, Васечка? Дальше?
— Присаживаюсь, значит, на табуреточку, жду… Время-то есть, правильно? Время навалом! И вот слышу, как кто-то по взлетке идет… Не идет, а еле-еле шаркает… Так тяжело дается человеку ходьба… Можно подумать, сейчас на брюхо ляжет и поползет… В общем… Нечленораздельные звуки доносятся! Антюхов! Антюхо-о-ов!! Что же ты всю службу завалил?! А? За вами как за детьми!
— За детьми… — повторила Анна Геннадьевна.
— Только дай слабину! Только дай! — повторил Анатолий Петрович.
— Да-да! — Лицо Василия просветлело. — “Что же ты, — говорю, — не руководишь?! С личным составом работу не проводишь! Антюхов! В чем дело?! Не исполняешь! Службу не несешь!” — “Да я…” — и пытается дневального разбудить. “Нет-нет… Антюхов… — останавливаю я его. — Погоди-ка… Пусть отдыхает… Человек устал… Видишь, как разморило… Бедный… Пусть спит… А ты давай-ка, родной… На тумбочку… И в шесть утра доложишь…” — “Есть!” — “Есть… Так точно… Разрешите войти… — передразниваю, злости нет никакой. — Не в этом дело, Антюхов! Ты должен… эм-м… Всегда оставаться пятиборцем! Ты же пятиборец?” — “Так точно…” — “Во-от… А ты… ты сейчас… Как ботан! Понял?” — “Понял!” — “Ладно… — И указываю ему на спящего: — Буди давай… кнехта…” — “Есть!” — “Антюхов!” — “Ты понял?” — “Так точно!” — “Как уголок держать!”
— Уголок? — переспросила Анна Геннадьевна. — Это как, Васечка?
— А очень просто!
Обрадовавшись, Василий вышел из-за стола. Снял китель и, закатав рукава, поставил на середину комнаты свободное кресло.
— Внимательно смотрим! — Уперся ладонями в подлокотники. — Считайте! Оля, считай!
— Вслух?
— Да!
— Один…
— Эй-эй! Не спеши, сестренка! Сначала вот что… — Василий перенес вес тела на руки и, подтянув ноги к животу, медленно вытянул их, удерживая носок к носку. — Давай!
Оля принялась считать, но, дойдя до одиннадцати, проморгала секунду, сбилась. Подключилась Анна Геннадьевна:
— Оди-и-иннадцать…
— Уже было! — заявила Оленька.
— Уже было?! А сколько тогда?
— Пятнадцать!
— Да? Какой молодец наш Вася! Столько держать! Какая нужна сила, да?
— Девятнадцать…
— Значит, сейчас… Двадцать один… Двадцать один? Сколько, Толя? Двадцать один?
— Двадцать один.
— Значит, двадцать два-а-а… Двадцать три-и-и…
— Двадцать девять уже! — заметила Оля.
— Двадцать де-е-евять?! Не может быть! Толя, ты слышишь? Двадцать девять уже! Какой молодец наш Вася! Какой молодец! Значит, три-идцать…
— Тридцать три!
— Тридцать три?! Ты что-то путаешь, Оля. Только что было… вот… сколько, Толя? Примерно…
Василий выдохнул.
Опустился было в кресло, но тут же поднялся на ноги:
— Вот таким образом!
Упражнение освежило старшего лейтенанта. Его молодое лицо зарделось румянцем. Казалось, ни одно мышечное сплетение, ни один сосуд в его теле не остались незадействованными.
— Молодец, сынок… — похвалила Василия мать, с улыбкой оглядываясь на мужа и дочь.
— Стараемся! А вот еще вспомнил… — Теперь Корнеев все видел ясно, и случаи, еще пять минут назад беспокойно крутившиеся перед глазами, выстроились в ряд, ожидая своей очереди. — Случай был…
— Ой, сынок… — вздохнула Анна Геннадьевна. — Поздно уже…
— Детское время! — попытался Василий пошутить. — У нас этих случаев — тьма! К примеру, на заряжании-разряжании оружия! Да-да! Каждый раз…
— И папа с работы, и я…
— Хорошо, хорошо! — согласился Василий, отступая. — Сдаюсь! На боковую — значит, на боковую!
— Поезд утром?
— Семь тридцать!
— Рано…
— Ничего! Не согнемся!
— Дай-то бог… Дай-то бог…
— Что ж… Спать?
— Да, спокойной ночи, сынок…
— Спокойной!
Постелили Василию в кухне.
На раскладушке.
— О-ох… — вздохнул он, коснувшись головой подушки. — Хорошо…
Получалось, он только и ждал этого момента и, если бы мог, поторопил бы и отца, и мать, и сестру. Растянуться всей своей громадиной и не двигаться больше — предел мечтаний! Одно ясно — ни руки, ни ноги он не поднимет! Это точно!
