Тимоти Финдли - Ложь
Ноги у меня стали как ватные. Я едва не упала.
— Что-о?
— Оно до сих пор здесь.
Ох, подумала я, ситуация становится хуже и хуже. А Лоренс продолжал:
— В холле находится кое-кто, кого тебе надо увидеть. Я ждала — нехотя, но покорно.
— Колдеров шофер вернулся, Ванесса. А с ним кое-кто еще.
Внезапно я догадалась, кого он имеет в виду.
— Жена Колдера?
— Да.
— О, Господи.
— Она в холле. И спрашивает про… Я опять догадалась.
— Про Лили Портер. Лоренс кивнул.
— Жена приехала повидать любовницу. Черт.
Я села.
На сей раз Лоренс не мог и не стал меня останавливать.
Я оглянулась на бар. Мег по-прежнему изучала мои фотографии. Как же быть? Мне хотелось вызвать ее оттуда, но как? Что бы я ни сказала, наверняка будет для доктора Чилкотта подсказкой. Так что придется оставить Мег там, вместе со снимками. И молиться.
93. Чего я хотела — защитить миссис Маддокс от Лили Портер или Лили Портер от миссис Маддокс? Сидя в безопасности своей качалки, я думала, что это вряд ли имеет значение. Лоренс сказал, что тело Колдера до сих пор здесь. И если кто сейчас нуждается в защите, так это наверняка я. На миг мой рассудок парализовало.
Видения, мелькавшие перед глазами под влиянием услышанного, были одно диковинней другого. Таинственная блондинка нападает на майамскую знаменитость над телом брошенного мужа! И наоборот: Майамская знаменитость нападает на таинственную блондинку над телом восьмидесятилетнего любовника! Не знаю, откуда я взяла или почему решила, что миссис Маддокс непременно должна быть блондинкой, — но душевное состояние, порождающее сценарии, полные восьмидесятилетних любовников и знаменитостей, запрограммированных на нападение, едва ли можно корить за банальность фантазии.
Следующая реплика Лоренса оказалась довольно-таки неожиданной.
— Ты приняла пилюлю? — спросил он.
— Да, — ответила я, — и больше мне нельзя. В смысле, пилюль. — Посмотрела на него и попыталась улыбнуться. — Я что, так плохо выгляжу?
— В общем, да. Бледная очень.
Слишком много всего происходило. Вот и всё. Мыслями я по-прежнему была в баре, с Мег, но тело мое находилось на Выступе, с Лоренсом. И я не могла понять, что происходит на самом деле.
— Совершенно не представляю себе, что нам делать, — сказала я. — Совершенно не представляю. Ты уверен, что мы правы, Лоренс? Ну, то есть вдруг мы ошибаемся? Может, еще интереснее, если мы ошибаемся, разве нет?
— Не знаю, что ты имеешь в виду под «ошибаемся», — сказал он.
— Ну, — я кивнула через плечо, на гостиницу, — эта женщина в холле, про которую ты думаешь, что она миссис Маддокс, может, она просто приехала опознать тело. Может, она просто…
— Ее привез шофер, Ванесса.
— Ну и что? Разве он не ее шофер? Семья и все такое прочее…
— Сама подумай, что ты говоришь.
— Не хочу я думать, что я говорю. Я вообще ничего не хочу.
— По телефону ты сказала, что у тебя есть фотография колдеровского шофера.
— Совершенно верно.
— Где и когда ты ее сделала?
— Вчера, на пляже, — уже спокойно ответила я. — Конечно, ты прав. Когда шофер уходил, Колдер Маддокс был жив.
— А значит?
— Что «а значит»?
— А значит, какой напрашивается вывод? Твое заключение?
Я встала.
— Я уже говорила и повторю еще раз. Мне не хочется играть в сыщиков, Лоренс. Не хочется. Хватит с меня. Ненавижу я это.
Мимо нас прошли генерал-майор Уэлч и его жена.
— Добрый день, доктор! Добрый день, Ванесса!
— Добрый день, — прошептала я.
Лоренс невольно прыснул.
— Не смей надо мной смеяться. Я говорю серьезно.
Он подождал, пока Уэлчи покинут террасу, потом сказал:
— Ладно, Ванесса. Я смеялся над твоим «добрый день». Скажи, какой вывод у тебя напрашивается.
— Очень простой. На снимке шофер оглядывается через плечо на Колдера. Очевидно, тот давал ему какие-то инструкции… И теперь, — я бросила взгляд назад, в сторону холла, — как будто бы ясно, что шоферу было велено съездить в Бостон, в укрытие миссис Маддокс, и привезти ее нынче утром сюда. Пока он был в отъезде, Колдер Маддокс умер. Следовательно, ввиду того, что никто здесь понятия не имел ни куда подевался шофер, ни как связаться с миссис Маддокс, они прибыли сюда, ничегошеньки не зная о случившемся. Принимая во внимание эти факты, можно объяснить, почему ни в одной газете не было сообщений о смерти Колдера. Они ждали, пока будут проинформированы близкие родственники. — Я прошла в дальний конец Выступа, прислонилась спиной к перилам, скрестила руки на груди и взглянула на Лоренса. — Вот так Ты это хотел услышать?
— Хорошо, только ты допустила ошибку.
Я молча ждала продолжения.
— Ты сказала, что Колдер умер.
— Так ведь он умер.
Лоренс покачал головой.
— Его убили. Лозунг дня прежний: убийство.
Я отвернулась от него, скользнула взглядом по лужайкам.
Убит, да, убит… в этом красивом уголке, подумалось мне. Убит в надежной, приятной гостинице, где в памяти оживают лишь любящие и любимые люди, которые бесконечной бело-голубой процессией неспешно идут по лужайкам к вон тем дюнам, к океану. Выходит, все наши воспоминания — ложь. Здесь всегда присутствовало насилие. И еще я подумала: мы — благовоспитанная мафия — играем в семейные силовые игры, претендуя на звание безупречных граждан, добрых образцовых американцев. Мы помышляем только о благе нации и…
— Детектив из тебя не Бог весть какой, — сказал Лоренс.
— Знаю. Оттого и не хочу больше играть в сыщиков.
Мы оба помолчали, пока Лоренс закуривал очередную сигарету, наверно пятидесятую за сегодняшний день.
В конце концов я сказала:
— Объясни, что ты имеешь в виду, говоря, что тело Колдера до сих пор здесь. Давай рассказывай.
— Не могу.
— То есть как? — Я посмотрела на него удивленно и озадаченно.
— Чилкотт идет. Погоди минуточку.
Я машинально оглянулась и успела увидеть доктора Чилкотта и Люси Грин, мельком, поскольку Лоренс тотчас вернул меня в прежнее положение, лицом к лужайкам. Не хотел, чтобы они нас заметили.
Только услышав, как громко хлопнула дверь на обтянутую сеткой террасу, а затем и дверь в холл, Лоренс схватил меня за плечо и потащил в том же направлении.
— Ничего не говори, — предупредил он. — Просто спрячься за дверью, за колонной или где-нибудь еще. И постарайся, чтобы обзор был как можно лучше.
— Обзор чего?
— Того, что сделает доктор Чилкотт, когда увидит миссис Маддокс. И что сделает миссис Маддокс, когда увидит доктора Чилкотта.
94. Вон она — таинственная третья (и последняя) — жена Колдера Маддокса.
Она сидела в дальнем конце холла, где арки сужаются, ограничивая обзор нижней части холла и стойки портье. Слева от нее, хотя и вне поля зрения, за углом, был парадный подъезд гостиницы. По правую руку миссис Маддокс другая аркада вела в столовую. За спиной у нее находился собственно холл, выдержанный в изысканных тонах, обставленный плетеной мебелью, с китайскими вазами, полными свежих цветов.
Именно эти цветы — кружевной морковник и солнцевиды, пурпурный вербейник и темно-оранжевые лилии — послужили нам с Лоренсом отличной ширмой, заслонив наш наблюдательный пункт. Мы действовали в точности так, как действуют все сыщики в скверных, банальных фильмах: прикинулись, будто рассматриваем журналы — «Нью-Йоркер» и «Ньюсуик», — а сами глаз не сводили со своей жертвы.
Жертвой была импозантного вида женщина в бледно-зеленом костюме итальянского шелка и в шляпке-таблетке с вуалью, которая достигала ей лишь до кончика носа. Шляпка, вуаль и испанская кожаная сумочка были дымчатого цвета. Как, наверно, и туфли. Ног ее я за креслом не видела. Сидела она под таким углом, что ее профиль представал перед нами во всей красе. Только один раз, когда она повернулась, вскинув голову, и посмотрела на проходившего мимо мужчину, мы увидели ее анфас. Улыбка, которую она ему послала — хотя он не обратил внимания, — была теплая, выжидающая и дружелюбная, так что миссис Маддокс явилась полной противоположностью моей сверхагрессивной киллерше в белокуром парике.
Возраст ее тоже изрядно меня удивил. Я бы дала ей лет сорок пять; иначе говоря, она без малого вполовину моложе мужа, однако не слишком юная и не старуха. Вообще-то я ожидала увидеть одну из этих двух крайностей, а не женщину средних лет. Хотя готовность Колдера жениться на ней вполне понятна, и не только оттого, что она «красавица». Вдобавок она отличалась хорошим вкусом и умела себя подать, была как будто бы вполне умна, а также — судя по тому, как она держалась, как смотрела миру прямо в глаза, — бодра, энергична и бесстрашна.
