Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды
Вдоль дорог, разветвлявшихся от места водопоя, бродили небольшие стада коров и табуны лошадей; животные обнюхивали землю в поисках корней, поедали сухой конский навоз, оставшийся на дороге после лошадей, кормленных сечкой.
Каждое стадо держалось обособленно, всегда двигаясь по одним и тем же дорогам, всегда обшаривая одни и те же лужайки. Засуха продолжалась, жара стояла невыносимая, и стада редели с каждым днем. Ослабевшие спотыкались и падали, остальные обходили облако пыли, указывавшее на тщетные усилия животного подняться, и всё шли и шли дальше, волоча ноги, опустив головы, пока жажда не заставляла их повернуть и пуститься в долгий обратный путь к месту водопоя.
Вдоль дорог, по которым двигался скот, на ветвях эвкалиптов покачивались сороки, разевая клювы; вороны, завидя умирающее животное, собирались стаями и, каркая, кружили в небе, и над всем этим, над лишенной травы землей, застилая горизонт, висела угрожающая завеса лесного пожара, стоял запах горящих эвкалиптовых листьев.
Каждое утро фермеры обходили свои выгоны, поднимая упавших животных.
— Я потерял еще трех прошлой ночью, — говорил отцу проходящий мимо фермер. — Сегодня, верно, еще пара свалится.
Целые стада молочного скота погибали на арендованных выгонах. Коровы лежали на боку, и земля у их копыт была вся в серпообразных выбоинах — свидетельство тщетных попыток животного подняться. День за днем под палящим солнцем они силились встать… а пыль висела над ними и растворялась в воздухе. И далеко за выгоном слышалось их тяжелое дыхание и глубокие вздохи, порой тихие стоны.
Фермеры, надеясь на дождь, ожидая чуда, которое спасет их, так и оставляли животных под открытым небом по многу дней. Когда уже видно было, что корова вот-вот умрет, хозяин ударами добивал ее и переходил к тем, которые делали тщетные попытки встать, то и дело поднимая и снова роняя тяжелую голову, широко открывая немигающие глаза.
Фермеры обвязывали этих коров веревками, поднимали их с помощью лошадей, подпирали с боков досками, поддерживали их в вертикальном положении своими сильными плечами, пока животное не оправлялось настолько, чтобы стоять самостоятельно и прожить еще день.
Мужчины, прислонившись к воротам, глядели на пылающие солнечные закаты, а за спиной у них стояли открытые настежь сараи с пустыми кормушками, за постройками на выгонах чернела оголенная земля. В часы, когда привозили письма и газеты, фермеры собирались у здания почты, рассказывали друг другу о своих потерях, обсуждали, как достать денег, чтобы купить сена, как продержаться до дождей.
Отец переживал трудные дни. Он как раз объезжал несколько лошадей миссис Карузерс, и они находились у нас все время. Миссис Карузерс присылала сечку для прокорма животных. Раз в неделю Питер Финли оставлял четыре мешка у наших ворот; отец брал пригоршню сечки, пересыпал из одной руки в другую, выдувая солому, пока на ладони не оставалась маленькая горстка овса. Чем больше оказывалось овса, тем довольнее был отец…
— Хороший корм, — говорил он.
Наполняя из мешка ведра, сделанные из керосиновых бидонов, он просыпал много сечки на пол сарая. Каждый вечер приходил отец Джо с кухонной щеткой и сумкой для отрубей, тщательно сметал всю сечку с пола и уносил домой. Ему надо было хоть как-нибудь прокормить свою корову и лошадь. Сечка стоила фунт стерлингов мешок, да и то достать ее было трудно, а отец Джо получал всего один фунт в неделю и, конечно, не мог покупать корм по такой цене. Джо ходил в лес за травой, росшей на болотах, но болота высыхали, и трава вскоре исчезла.
Мы с Джо все время говорили о лошадях, которые лежали на земле. Мы терзали себя мучительными описаниями медленных смертей на выгонах, в лесу, везде вокруг нас.
По какой-то необъяснимой причине смерть животных на выгонах не действовала на нас так удручающе, как смерть бродячего скота. Лошади и коровы на дорогах казались нам одинокими, покинутыми, обреченными на смерть, тогда как животные на выгонах имели хозяев, которые заботились о них.
Душными летними вечерами, когда небо долго после захода солнца оставалось красным, мы с Джо отправлялись к водоему у дороги смотреть, как животные идут на водопой. Лошади появлялись раз в двое суток, так как могли прожить два дня без воды, коровы приходили каждый вечер, но постепенно они умирали неподалеку от места водопоя, потому что были не в состоянии заходить так далеко, как лошади.
Однажды вечером мы сидели, наблюдая закат и ожидая лошадей. Дорога шла прямо, между высокими деревьями, потом по открытому полю и исчезала за пригорком. На пригорке высились засохшие эвкалипты, силуэты их четко вырисовывались на фоне багрового неба. Самые сильные ветры не могли привести в движение их мертвые ветви, никакая весна не в силах была покрыть их листьями. Они стояли в мертвой неподвижности, указывая костлявыми пальцами на багровое небо. Вскоре из-за пригорка, на котором застыли эвкалипты, появились лошади и направились в нашу сторону, позвякивая шейными цепочками, цокая копытами о камни.
Их было около двадцати — старых и молодых; они шли спотыкаясь, опустив голову. Но вот они почуяли воду и, приободрившись, затрусили рысцой. Теперь они старались держаться подальше друг от друга: одна лошадь, споткнувшись, могла увлечь за собой других, а если они падали, то больше не поднимались.
Ни одна из этих лошадей не ложилась уже многие месяцы. Часть из них шла легким галопом, некоторые неуклюже раскачивались на ходу, но каждая старалась сохранять расстояние между собой и другими.
Завидя водоем, они заржали и побежали быстрее. Вдруг гнедая кобыла, у которой крестец торчал так, что мне казалось, он вот-вот прорвет ее сухую кожу, а все ребра можно было пересчитать, остановилась и зашаталась. Ноги ее подогнулись… Она не споткнулась, нет — она рухнула, вытянувшись вперед, ударившись мордой о землю, и уже потом перекатилась на бок.
С минуту она лежала неподвижно, затем сделала отчаянную попытку подняться. Она встала на передние ноги, напряглась, силясь поставить и задние, но они подкосились, и она опять упала на бок. Мы побежали к ней, а она подняла голову и посмотрела в сторону воды. И когда мы стояли рядом с ней, лошадь все смотрела в ту сторону.
— Слушай! — закричал я Джо. — Мы должны поднять ее! Ей нужно только напиться, и она оправится. Посмотри на ее бока. Она высохла, как кость. Возьмем ее за голову.
Джо встал рядом со мной. Мы подсунули руки под шею лошади и попытались поднята ее, но она лежала неподвижно и тяжело дышала.
— Пусть отдохнет немного, — посоветовал Джо. — Может, тогда она встанет.
Мы стояли возле лошади в сгущающихся сумерках и ни за что не хотели примириться с тем, что она должна умереть. Мы были взволнованы и раздражены безвыходностью положения. Нам хотелось уйти домой, но мы боялись расстаться: тогда каждый остался бы в одиночестве и мучился бы, думая, как она умирает тут в темноте.
Вдруг я схватил ее за голову. Джо ударил по крупу. Мы начали на неё кричать. Она попробовала было встать, потом снова упала. Тяжелый стон вырвался из ее груди, и голова опустилась на землю.
Мы не могли этого выдержать.
— Куда всех черти унесли! — сердито закричал Джо, оглядывая пустынную дорогу, как бы ожидая, что вот-вот появятся дюжие фермеры с веревками и бросятся к нам на помощь.
— Надо напоить ее, — сказал я в отчаянии. — Пойдем за ведром.
— Я схожу, — сказал Джо. — Жди меня здесь. Где оно?
— В сарае, где корм.
Джо побежал к нашему дому, а я сел на землю возле лошади. Было слышно, как жужжат комары и гудят, пролетая, большие жуки. Летучие мыши шуршали над деревьями. Остальные лошади напились и медленно прошли гуськом мимо меня, направляясь к какому-то далекому месту, где еще торчали клочья травы. Это были живые скелеты, обтянутые шкурой, и, когда они шли мимо, до меня донесся запах их дыхания — затхлый запах плесени.
Джо принес ведро, и мы наполнили его у водоема, но оно оказалось слишком тяжелым, и Джо один не мог справиться, так что мне пришлось ему помогать. Мы несли ведро рывками по ярду зараз. Схватившись вместе за ручку, мы, размахнувшись, ставили его на ярд вперед, потом снова переставляли его; повторив это движение раз двенадцать, мы подошли к кобыле.
Мы слышали, как она заржала от жажды при нашем приближении. Когда мы поставили перед ней ведро, она опустила морду в воду и начала пить жадными глотками, так что уровень воды стал быстро падать и через минуту ведро было пустым. Мы принесли ей еще одно, она осушила его, потом еще… Тут я совсем лишился сил. Я упал и не мог встать. Я лежал около лошади в полном изнеможении.
— Черт возьми! Того и гляди, мне придется таскать воду для тебя, — сказал Джо.
Он сел подле меня и стал смотреть на звезды; долго сидел он так, молча и не двигаясь. В тишине мне слышно было лишь глубокое, натужное дыхание лошади.
