Ивлин Во - Офицеры и джентльмены
– Алебардисты ими восхищаются, – сказал Гай. – А так лучше? – Он вставил в глаз монокль.
– Пожалуй, лучше, – сказала Вирджиния. – Без монокля было просто не на что смотреть, а с моноклем ты становишься похожим на комика.
– А я думал, что вместе взятые монокль и усы придают мне вид этакого военного до мозга костей.
– Нет, здесь ты не прав, – сказал Томми. – В таких делах ты должен полагаться на мое мнение.
– Не привлекателен для женщин?
– Не совсем так, – сказала Вирджиния. – Не привлекателен для хорошеньких женщин.
– Проклятие!
– Нам пора идти, – сказал Томми. – Пейте.
– О, дорогой, – сказала Вирджиния. – Какая короткая встреча. Я ведь увижу тебя еще раз? Завтра я буду свободна от этого груза. Не можем ли мы предпринять что-нибудь завтра вечером?
– А до вечера нельзя?
– Как же я могу, дорогой, с этой деревенщиной рядом со мной? Завтра вечером.
Они уехали.
Гай возвратился в «Беллами», как будто это был яхт-клуб в Саутсанде. Он умылся и внимательно посмотрел на свое лицо в зеркале над раковиной. Он рассматривал себя так же пристально и критически, как это делала Вирджиния перед своим зеркалом. Усы были светлые, чуть-чуть рыжеватые, волосы на губе росли намного реже, чем на голове. Каждый ус располагался строго симметрично, тянулся в сторону и вверх от аккуратного пробора под носом, кончался завитком на остро подстриженном конце, слегка отклонявшемся от уголков рта вперед и заканчивавшемся направленным вверх устойчивым кончиком. Гай вставил монокль. Как, спросил Гай себя, он воспринял бы другого человека, если у того были бы такие же усы и монокль? Ему доводилось раньше видеть такие усы и такие монокли на лицах тайных гомосексуалистов, маклеров и коммивояжеров, стремившихся всегда что-то скрыть, американцев, пытавшихся быть похожими на европейцев. Правда, он видел их и на лицах многих алебардистов, но то были лица людей, не имевших никакого отношения ни к вероломству, ни к обману, лица людей, находившихся вне подозрений. В конце концов, размышлял Гай, вся его военная форма была не чем иным, как маскировкой, а все его новые занятия не что иное, как маскарад.
Йэн Килбэннок, этот архимошенник в форме военно-воздушных сил, подошел к Гаю сзади и сказал:
– Послушай, ты сегодня вечером занят чем-нибудь? Я пытаюсь набрать гостей на коктейль. Давай приходи и ты.
– Возможно, приду. А в честь чего коктейль?
– Подлизываюсь к своему маршалу авиации. Он любит встречаться с разными людьми.
– Да, но я не окажусь для него большой находкой.
– Он не догадается об этом. Ему просто нравится встречаться и болтать с людьми. Я буду тебе несказанно благодарен, если ты выдержишь общение с ним.
– Я уверен, что никаких других дел у меня не будет.
– Очень хорошо, тогда приходи обязательно. Некоторые из гостей не такие уж несносные, как маршал.
Позднее в кафе на верхнем этаже Гай видел, как Килбэннок ходил от стола к столу, приглашая людей на коктейль.
– Какой во всем этом смысл, Йэн?
– Я же сказал тебе. Я выдвинул кандидатуру маршала в члены этого клуба.
– Но ведь его не примут?
– Надеюсь, что не примут.
– А я думал, что с этим уже покончено.
– О, это не так-то просто, Гай. Маршал довольно хитер. По-своему. Ни от чего не отказывается, если отказ не сулит ему выгоду. Он настаивает на том, чтобы встретиться с некоторыми членами клуба и получить их поддержку. Если бы он только знал, что наилучший шанс для него стать членом клуба – это не встречаться ни с одним из них. Поэтому в действительности все здесь вполне закономерно.
Во второй половине этого дня Гай сбрил усы. Парикмахер выразил профессиональное восхищение усами и сбрил их очень неохотно, так же, как садовники этой осенью повсеместно вскапывали свои самые лучшие газоны и превращали цветочные бордюры в грядки с овощами. Когда усы были сбриты, Гай еще раз внимательно осмотрел себя в зеркале и обнаружил в нем своего старого знакомого, от которого никак не мог ни избавиться, ни ускользнуть на сколько-нибудь длительное время, неприятного спутника, который будет сопровождать его всю жизнь. Без усов верхняя губа казалась непривычно обнаженной.
Позднее Гай отправился на коктейль к Йэну Килбэнноку. Там же оказались и Вирджиния с Томми. Никто из них не замечал, что усы сбриты, пока Гай не обратил их внимание на это.
– Я так и знала, что ты отрастил их шутки ради, – сказала Вирджиния.
Маршал авиации был центральной фигурой среди собравшихся до тех пор, впрочем, пока ему представляли каждого вновь появившегося, потому что сразу же после представления каждый немедленно отходил от маршала прочь. Маршал как бы являлся входом в улей, некоей пустотой, в которую и из которой непрерывно влетают и вылетают жужжащие пчелы. Это был полный мужчина, слишком малорослый, чтобы его приняли в столичную полицию, веселый и подвижный, с хитрыми маленькими глазками.
Когда Гай собрался уходить, у двери рядом с ним оказались Йэн и маршал.
– У меня здесь машина. Я могу вас подвезти, – предложил маршал.
На улице шел снег, было темно, как в могиле.
– Это очень любезно, сэр. Я собирался на Сент-Джеймс-стрит.
– Забирайтесь.
– С вашего разрешения, я тоже подсяду, – сказал Йэн, и это удивило Гая, ибо в доме еще оставались гости, которые вовсе не торопились уйти.
Когда они подъехали к клубу «Беллами», Йэн сказал:
– А вы не зайдете, сэр, чтобы выпить еще но одной, последней?
– Блестящая идея!
– Все трое направились в бар.
– Между прочим, Гай, – сказал Йэн, – маршал авиации Бич намеревается стать членом этого клуба. Парсонс, дайте-ка нам журнал кандидатов в члены клуба.
Журнал принесли и раскрыли на чистой странице с фамилией маршала. Йэн Килбэннок нежно вложил в руку Гая свою авторучку. Гай поставил подпись.
– Я уверен, вам понравится здесь, сэр, – сказал Йэн.
– Я не сомневаюсь в этом, – согласился маршал авиации. – В мирное время я часто подумывал о том, чтобы вступить, но не вступал, потому что редко бывал в Лондоне. А теперь мне необходимо какое-нибудь местечко вроде этого, где я мог бы провести время и отдохнуть.
Был день святого Валентина.
Газеты все еще были полны сообщений и статей об «Альтмарке», прозванном теперь «проклятым судном». Авторы статей длинно перечисляли перенесенные пленными моряками лишения и унижения; эти перечисления были явно предназначены для возбуждения негодования англичан. Гай весь этот зимний день думал о предстоящей встрече со своей бывшей женой. В конце второй половины дня, когда было уже темно, он позвонил ей в номер.
– Каковы наши планы на вечер?
– О господи, разве есть планы? Я совсем забыла. Томми только что уехал, и я уж подумывала о вечере в одиночестве, об обеде в постели и о кроссворде. Разумеется, для меня было бы намного предпочтительнее что-нибудь по плану. Мне, пожалуй, лучше пройти к тебе. В моем номере невероятный беспорядок.
Итак, Вирджиния пришла к нему в шестигинейный номер, и Гай заказал коктейли.
– Твой номер не такой уютный, как мой, – сказала она, с любопытством осматриваясь.
Гай сел рядом с ней на диван. Он положил руку на спинку, пододвинулся к ней, переложил руку на ее плечо.
– В чем дело? Что происходит? – спросила она с непритворным удивлением.
– Просто я хотел поцеловать тебя.
– Кто же так делает, дорогой? Я разолью весь коктейль. Подожди. – Она осторожно поставила бокал на стоявший рядом столик, зажала голову Гая между своих ладоней и крепко поцеловала его в каждую щеку. – Ты этого хотел?
– Ты целуешь, как французский генерал, раздающий медали. – Гай поцеловал ее в губы. – Вот как я хочу.
– Гай, ты выпил лишнего?
– Нет.
– Ты провел день в этом отвратительном «Беллами»? Сознайся.
– Да.
– Тогда ты, конечно, пьян.
– Нет. Это просто потому, что я хочу тебя. Ты против?
– О, никто никогда не бывает против того, чтобы быть желанным. Но все это очень неожиданно.
Зазвонил телефон.
– О, черт бы его взял! – сказал Гай.
Телефон стоял на письменном столе. Гай поднялся с дивана и взял трубку. Его приветствовал знакомый голос.
– Алло, старина, это я, Эпторп. Я просто подумал: почему бы мне не позвонить тебе? Алло, алло! Это Краучбек, да?
– Что тебе нужно?
– Ничего особенного. Просто я подумал, что для разнообразия можно выехать из Саутсанда. Так вот, я взял да приехал в город на денек. Я взял твой адрес из журнала увольнений. Ты чем-нибудь занят сегодня вечером?
– Да.
– То есть у тебя свидание?
– Да.
– А я не могу присоединиться к тебе где-нибудь?
– Нет.
– Хорошо, Краучбек. Извини за беспокойство. – И обиженным тоном: – Я сам чувствую, когда нежелателен.
– Это очень редкое качество.
– Я не совсем понял тебя, старина.
– Неважно. До завтра.
– В городе, я бы сказал, скучновато.
– Я на твоем месте пошел бы и выпил.
