Пол Остер - Левиафан
В последний момент, закрыв глаза, одним движением расстегнул молнию.
Отрезанной головы, равно как и ушей, пальцев или детородных органов, там не обнаружилось. Зато там лежали деньги. Много денег. Столько денег он в жизни своей не видел. Саквояж под завязку был набит деньгами: толстые пачки стодолларовых купюр, перевязанные резинкой, каждая по три-пять тысяч. Сакс насчитал сто шестьдесят не то сто шестьдесят пять тысяч долларов. Его первой реакцией было облегчение, что страхи не оправдались. Затем — шок и растерянность. А затем он решил еще раз пересчитать деньги и вдруг почувствовал, что они ему как родные. Сакс удивительно быстро приноровился к экстраординарной ситуации. Закончив подсчет по второму разу, он уже воспринимал их как свои собственные.
Себе он оставил деньги, паспорт, сигареты и клюшку для гольфа. Остальное раскидал по лесу, а пустые баулы и чемодан выбросил в мусорный контейнер у выезда из городка. Шел уже пятый час, а впереди долгий путь. Следующую остановку он сделал в Спрингфилде, Массачусетс, чтобы поесть и выкурить сигарету Димаджио, и во втором часу ночи добрался до Бруклина. Здесь, на одной из мощеных улочек неподалеку от Гованус-Канал, среди пустых складов, на ничейной земле, где хозяйничали тощие бродячие собаки, он бросил машину, предварительно протерев все поверхности, к которым мог прикасаться. Излишняя предосторожность. Ключ торчит в зажигании, дверцы открыты — можно не сомневаться, что «тойоту» угонят еще до рассвета.
Дальше он шел пешком — в одной руке саквояж, в другой бита. На углу Пятой авеню и Президент-стрит он сунул биту в переполненный мусорный бак со старыми газетами и арбузными корками. Кажется, он все предусмотрел. Ему предстояло пройти еще около мили, но, несмотря на усталость, он зашагал к дому с легким сердцем. Впереди его ждала встреча с Фанни. Когда он ее увидит, худшее останется позади.
* * *Теперь ясно, почему он так растерялся. Сакс не просто не был готов к новой ситуации — он вообще, что называется, не врубился. Его мозг и без того испытывал перенапряжение, а тут еще такой электрошок. Он стремился в тихую гавань, где можно ошвартоваться в любое время, но у причала не нашлось для него свободного места. Фанни, кувыркающаяся в постели с каким-то мужчиной, — эта картина была для него столь унизительна, что его хватило только на то, чтобы пробормотать извинения и пулей вылететь из квартиры. Все произошло слишком быстро. Хотя он вроде бы пришел в себя в тот момент, когда прокричал с улицы свои «благословения молодым», это был не более чем блеф, жалкая попытка сохранить лицо. Ему показалось — рухнуло небо. Из груди вырвали сердце.
Он пробежал квартал, не думая о дальнейшем, с одной мыслью — унести оттуда ноги, но на углу Третьей стрит и Седьмой авеню, увидев телефон-автомат, позвонил мне, чтобы попроситься на ночлег. Линия оказалась занята (я разговаривал с Фанни, которая после бегства Сакса сразу набрала мой номер), и он решил, что мы сознательно сняли трубку. Логично: в два часа ночи мы с Айрис по телефону не болтаем. Поэтому перезванивать он не стал. На сэкономленный четвертак он позвонил Марии. Хотя звонок вытащил ее из глубокого сна, она прочувствовала отчаянность положения и велела ему ехать к ней немедленно. В этот поздний час метро ненадежно, так что, пока он дождался поезда на станции «Гранд-Арми-Плаза» и добрался до ее квартиры в Манхэттене, она уже пила на кухне третью чашку кофе.
Решение ехать к Марии, в общем-то, напрашивалось. Даже из своей лесной глуши Сакс поддерживал с ней связь. Прошлой осенью, когда я вынудил Марию рассказать всю правду, она показала мне больше десятка писем и открыток из Вермонта. Они также разговаривали по телефону. За полгода его отсутствия раз в десять дней до нее так или иначе доходили какие-то сведения. Сакс верил ей, и, после того как отпала Фанни, а вслед за ней и я, Мария стала его последним прибежищем. После рокового падения ей единственной он открывал свою душу, поверял сокровенные мысли. Если разобраться, ближе человека в тот момент у него не было.
При всем при том, как оказалось, он сделал непоправимый шаг. И ведь не сказать, что Мария не горела желанием ему помочь, не отставила бы все дела, чтобы вывести его из кризиса, просто она знала то, чего не знал он, и этого было достаточно, чтобы жуткий случай в лесу обернулся для Сакса самой настоящей трагедией. Если бы в ту ночь он не приехал к Марии, уверен, все разрешилось бы для него наилучшим образом. Отоспавшись, он явился бы в полицию и рассказал все как было. Хороший адвокат вытащил бы его из этой истории. А так к взрывоопасным событиям последних двадцати четырех часов добавился еще один смертоносный ингредиент, и гремучая смесь в колбе угрожающе забурлила и задымилась.
У меня такое и по сей день не укладывается в голове. И это говорю я, человек, который всю жизнь сочиняет истории, ставит вымышленных персонажей в неожиданные, даже невозможные ситуации. Но я должен честно признать: в столь невероятный переплет, в какой попал в ту ночь мой друг Сакс, не попадал ни один из моих персонажей. Я собираюсь об этом рассказать, а самого берет оторопь — неужели такое возможно? Остается в очередной раз признать: нашему воображению не угнаться за реальностью. Как бы мы ни гордились необузданностью своей фантазии, жизнь выкидывает такие номера, что все наши потуги кажутся смешными. После разговора с Марией я раз и навсегда усвоил одну простую истину: произойти может все. И рано или поздно происходит.
Первые часы, особенно болезненные, запомнились им обоим как этакая гроза с пробирающими до дрожи раскатами и проливным дождем слез. Медленно, с запинками и мучительными паузами, Сакс рассказывал Марии о перипетиях страшной ночи, а она обнимала его, как ребенка, с трудом представляя себе, как такое могло случиться. Она поклялась, что будет нема как рыба. Мария намеревалась уговорить Сакса пойти в полицию, ну а пока ей было важно его успокоить и доказать свою преданность. Бен рассыпался на глазах. Стоило ему вспомнить свои «подвиги», как его охватило отвращение. Мария пыталась втолковать Саксу, что это была самооборона и ему не в чем себя винить, но он с ней не соглашался. Что там ни говори, он совершил убийство, вот непреложный факт. Но если бы ты не опередил этого человека, он бы наверняка убил тебя, резонно заметила Мария. Возможно, согласился Сакс, но в конечном счете для меня так было бы лучше. Лучше самому погибнуть от руки убийцы, чем жить с таким камнем на сердце.
Так они вели этот мучительный разговор, приводя друг другу свои аргументы, взвешивая тяжесть преступления и возможных последствий, заново переживая вместе часы, проведенные Саксом за рулем, и сразившую его сцену с Фанни, и ту ночь, что он провел один в лесу. Они перескакивали с темы на тему и снова возвращались к прерванной истории, возбужденные, забывшие про всякий сон, и в какой-то момент Сакс открыл маленький саквояж, чтобы показать свои находки. Сверху лежал паспорт. Бен протянул его Марии как доказательство, что незнакомец в лесу — это реальное лицо с именем, возрастом и местом рождения. Все очень конкретно, сказал он, давая ей паспорт. Если бы речь шла об анониме, можно было бы считать его монстром, говорить о том, что он заслужил такую смерть, но паспорт его демифологизировал: перед нами обычный человек, ничем не выделяющийся из общего ряда. Вот он со всеми анкетными данными. С фотографией. Еще живой, улыбающийся. Эта улыбка доконала Сакса, в чем он и признался Марии. Убеги он хоть на край света, она все равно будет стоять перед его глазами.
И вот Мария открывает паспорт, уже готовая произнести какие-то успокоительные слова, и в это мгновение ее взгляд падает на фотографию. Она вглядывается в нее, в имя владельца, снова в карточку — и чувствует, что голова у нее вот-вот лопнет (ее слова).
— Что-то не так? — спросил Сакс, увидев, как она изменилась в лице.
— О господи, — выдохнула Мария.
— С тобой все в порядке?
— Это шутка, да? Такой дурацкий розыгрыш?
— Я тебя не понимаю.
— Рид Димаджио. Это ведь Рид Димаджио.
— Так здесь написано. Может, это не настоящее его имя.
— Я его знаю.
— Что?!
— Я его знаю. Он был женат на моей лучшей подруге. Я была на их свадьбе. Они назвали дочь в мою честь.
— Рид Димаджио?
— Он самый. Еще бы я его не узнала!
— Но это невозможно.
— По-твоему, я это сейчас придумала?
— Этот человек — убийца. На моих глазах он хладнокровно застрелил двадцатилетнего парня.
— И тем не менее. Он был женат на моей подруге Лилиан Стерн. Собственно, это я их познакомила.
* * *Дело шло к рассвету, но они продержались до девяти, пока Мария не поведала всю историю своей дружбы с Лилиан Стерн. На этом настоял Сакс, который, хоть и валился с ног от усталости, поймал второе дыхание. Он услышал подробный рассказ об их школьных годах в Массачусетсе и переезде в Нью-Йорк, про то, как они на несколько лет потеряли друг друга из виду, а потом совершенно случайно столкнулись в подъезде. Дойдя до приключений с телефонной книжкой анонимного владельца, Мария, рассказывая о том, как ее авантюрная подруга решила выступить в ее роли, разложила на полу целую галерею фотопортретов Лилиан. Так она наконец дошла до Димаджио и бурного романа между ним и ее лучшей подругой. Марии он нравился, но нельзя сказать, что она его хорошо знала. Запомнились какие-то отдельные моменты. Например, он сражался во Вьетнаме, но она не могла сказать, добровольно он пошел в армию или его забрили. На гражданку он вернулся в начале семидесятых, как ветеран-льготник получил бесплатное образование в колледже, и в семьдесят шестом, когда Лилиан с ним познакомилась, новоиспеченный бакалавр поступил в аспирантуру Университета Калифорнии по специальности «Американская история». Они полюбили друг друга и начали встречаться, а затем Лилиан последовала за ним в Беркли. Мария видела его с тех пор дважды: в семьдесят седьмом, на свадьбе, и в восемьдесят первом, когда у них родилась дочь. Через три года они расстались. В тот период подруги перезванивались не часто, и со временем их общение перестало быть насущной потребностью.
