Евгений Шкловский - Рассказы
Не далее как два дня назад он снова был в палате, беседовал со знакомыми чиновниками – что толку-то? Не внемлют, стервецы, знать ничего не желают: как в распоряжении указано, так пусть и делают, нотариусы не последняя инстанция, есть еще суд, в конце концов, им безразлично, они тоже не подвинутся. Ну и что – знакомые? Да чихали они на него… А может, думают, он деньги лопатой гребет, вот и вымогают, даже скорей всего. У него, впрочем, и денег нет, истцы тоже не согласны, да и на неприятность можно налететь – как-никак, а взятка. Уголовно наказуемо. Оно ему надо на старости лет? Да и не научился он до сих пор, старый хрен.
Клиенты нервничают – им что? Назвался груздем – полезай в кузов.
Доверенность на него оформлена, деньги получены, пусть как хочет, так и выкручивается. Им все равно, испортит он там с кем-то отношения или нет, и правда, им-то с аспидами чаю не пить. В его положение входить не хотят. Не может – пусть возвращает деньги, они кого-нибудь другого наймут, помоложе и пошустрей, из профессионалов, тот денег наверняка больше возьмет, но уж точно зубами выгрызет.
Время идет, а воз и ныне там. Ну, положим, и не совсем там, только результат все равно ноль. А ноль, он и есть ноль.
Что правда, то правда. А.Г. крыть нечем. Только честить бюрократов в хвост и в гриву, каяться и обивать пороги. Никому, впрочем, от того ни жарко ни холодно, а клиенты свирепеть начинают: что же вы, милостивый сударь, беретесь за то, что вам не по плечу? К вам с полным доверием, а вы… Давайте тогда иначе разговаривать. Вот у нас расписка ваша на определенную сумму, сами знаете, какую… Раз не получается, возвращайте документы и деньги.
Ну и что дальше?
Последнюю неделю А.Г. ночью не спится. За окном тьма непроглядная и тишь такая, будто уже в мире ином. Печка, с вечера раскаленная, малость выстыла, так что в небольшой комнатенке его прохладно, а к утру и вовсе холодрыга будет, стекла заиндевели, ничего не видно.
Мартин, свернувшись клубком, сопит на своей подстилке из старого ватника, под утро же перебирается поближе к печке, тоже холодновато, несмотря на густую шерсть.
А.Г. спит не раздеваясь, ничего, нормально. Одеваться-раздеваться – простыть можно, болеть же здесь одному совсем худо. Воды поднести некому. Уже было однажды, думал, дуба даст, так худо. Однако ничего, оклемался. Но еще раз не хотелось бы, лучше уж так, в одежде.
Проснется он посреди ночи и думает, думает… Не какими-то конкретными мыслями, а вот так, невнятно, тягуче, словно медленно продираясь куда-то. Даже не о делах, сколько вот об этой тишине и тьме, которые его обступают. Скоро они и его поглотят полностью, собственно, так все, вероятно, и будет, как сейчас, тьма и тишина кромешные, только сам он ничего уже чувствовать не будет. Ничего, собственно, это и есть тьма и тишина.
Нет, это его не особенно пугает – жизнь прожита, все уже согласились с его здешним добровольным отшельничеством, с его отсутствием. Да, чудачество (хотя что уж?). Здесь он, по крайней мере, чувствует, что живет – детство, деревня, воздух, запахи, все как много лет назад, а там, в городе, – что? Но и дело тоже есть, чтоб не совсем себя потерять в здешней зимней стылости, опять же и оправдание, хотя почему он должен оправдываться? И перед кем? Перед женой? Да ладно, наоборот, только жизнь ей облегчает, что сам по себе здесь кантуется, никого не обременяя, не требуя заботы о себе.
Пространство освобождает, да и дачу блюдет, дом и сад, сюда тоже много вложено.
Рядом с кроватью на столике толстенная Библия (жена дала), пробовал не раз читать – не идет. Даже не по себе как-то. Жена говорит, эта книга может заменить все остальные, спросишь что, она непременно цитату оттуда. Памятливая. А у него не получается. Каких-то других слов хочется, а не что кто-то там кого-то родил. Несколько страничек осилит – и все… Может, там и есть мудрость, да, видно, не про него.
Поздновато.
Ситуация, между тем, ни на йоту не меняется. Застыло все, заледенело. А.Г. не знает, куда ткнуться. К истцам нельзя – надо деньги возвращать, аспиды тоже уперлись: нет и нет. Он уж и так, и эдак, и на жалость бил, унижаясь: дескать, что же вы делаете, Бога побойтесь, загоняли совсем старика. Из-за одной буквы, халдеи.
Как глухие: ничего не можем сделать, все равно комиссия не пропустит. А ведь совсем недавно еще умел добиваться чего хотел.
Когда землю здесь раздавали, давно это, правда, было, лет сорок назад, очередь была. Заявления на комиссии рассматривали – кому дать, а кому не дать. Могли и не дать, были люди и более заслуженные, и дольше на их фабрике проработавшие. Активисты всякие партийные и профсоюзные. А кто и за взятку, известное дело. Конечно, кадровик – тоже фигура, однако ж… Впрочем, если б не поговорил кое с кем из комиссии, директору отдельно заявление не написал, что по здоровью нуждается. Если бы не нажал, короче. Умел ведь…
А теперь что? Каждый крючкотвор над тобой что хочет вытворяет – только и остается помалкивать в тряпочку. Ясно ведь, что буква лишь предлог – поизмываться, денег выжать…
До чего дошло: ночью приснилось, что и не буквы вовсе, а орудия пытки: С – вроде дыбы, на которой тебя выгибают, Н (самая страшная)
– для распятия, то же и Т…
В общем, допекли. Если б знал, что так будет…
Неделю уже А.Г. никуда не ходит. Не может себя заставить. Надо привести себя в порядок – побриться, одеться соответственно – костюм, рубашку свежую, галстук, а у него отвращение, стоит только подумать… Вот уж не гадал. И от самого себя, что еще хуже. Вроде как вымазался в чем-то – ну да, деньги взял, потратил, а дела не сделал.
Что это, а? Понятно что. Вроде и сумма-то не такая большая, а и такой нет – значит, продавать что-то нужно. Отдавать-то все равно придется, весна не за горами. Сезон начнется, смотришь, в апреле истцы появятся, что-то отвечать нужно. А и не скажешь ничего – не справился, вот и все. Не осилил задачу.
Снегу насыпало – не пройти. Домишки укрылись чуть ли не по крыши.
Белое безмолвие. Во время войны их, детвору, прятали в лесу в землянке, усыпанной снегом. Собственным дыханием согревались, свечками, настоящий огонь нельзя было развести – опасно. Мороженой картошкой питались. А ничего, выжили… Много человеку не надо.
Потом задавались вопросом: зачем брался?
Странный человек, он и есть странный. Жить здесь зимой, без электричества, без удобств, печку каждый день топить, топать через сугробы в город по всяким юридическим делам… Это в его-то возрасте.
Зачем ему? Какой из него юрист положа руку на сердце?
На этажерке возле кровати аккуратно "Дела" расставлены. Папочки, папочки… Все чинно, аккуратно.
Кто-то вдруг припомнил его фразу: юристы – вот кто правит миром… Ну да, юристы…
ФУЛ КОНТАКТ
– Тут много наших, – Толик гордо оглядывается.
Молодые и не очень мужики, впрочем, и девчушки, и даже дамы. Зал небольшой, все места заполнены. Они близко к рингу, в ноздри шибает крепким мужским потом, чем-то спортивным, памятным с детства, не поймешь чем. Еще пивом, кое-кто запасся заранее.
Кулак-локоть-нога-кулак-плечо-прыжок-уклон-блок-локоть… Мягкие вкрадчивые движения, выпад, захват, бросок, кулак, локоть, нога, блок…
– Классно, да? – Толик с усмешкой поглядывает на Игоря. Ну да, вот они, настоящие мужские игры. Это тебе не балет – полный контакт, могут и покалечить. Пацанов сюда не допускают, одни мастера.
Отборные бойцы. Не ниже какого-то там пояса, то ли черного, то ли красного. – Вон, видишь, с другой стороны, щупленький такой, это как раз Юрий, тренер, не скажешь, что гуру. А он, знаешь, каких делает…
Юрий и впрямь не выглядит особенно внушительно, даже отчасти смахивает на подростка: короткая стрижка, узкое лицо, волевой подбородок. Между тем в клубе уже несколько чемпионов всяких там первенств и чемпионатов, международных в том числе. Толик рассказывал, что Юрия уже несколько раз пытались за большие деньги нанять готовить каких-то боевиков, но тот отказывался. Даже угрожали, неизвестно чем бы кончилось, если бы клуб не взяло под свое покровительство ФСБ. Теперь Юрий тренирует и их ведомство, хотя по-прежнему возится больше с подростками, смену готовит.
Толик гордится Юрием, горд он и своим Денисом, сыном, уже кандидатом в мастера, он их и привел сюда. Парень делает всех запросто, хвастается Толик, он и сам пробовал с ним спарринговать, да куда там? Стар, дыхалка не та, гибкости не хватает, всего не хватает…
Тоже вот на машине ехали, на перекрестке столкнулись с "мерсом", не сильно, слава богу, тех явная вина была, прут внаглую, словно все им должны, конкретно бандиты. Оттуда двое и – на них, кулаками махать,
Денис, однако, их враз остудил. Сразу поняли, с кем дело имеют, притихли…
Толик счастлив. Их клуб – из лучших в Москве. В него и берут только своих, тем более что ФСБ. Да и знают уже, что крыша серьезная. Если что, сразу ребята примчатся. Вот и его, Толика, пристроили – в охрану на объект, деньги нормальные, работа не пыльная, сутки дежуришь, двое отдыхаешь, надоело пахать как бобику. В общем, все путем. Толик разливает в пластмассовые стаканчики коньяк: будем, старина… Чипсы хрустят.
