Кун-Суук Шин - Пожалуйста, позаботься о маме
Квартирки и студии, в которых жили твои братья и сестра, кажутся мне абсолютно одинаковыми. Теперь я даже не знаю, где чей дом. И как все может выглядеть настолько одинаковым? Как только они живут в столь безликих местах? Мне кажется, было бы лучше, если бы они жили в непохожих друг на друга домах. Разве не замечательно, когда у тебя есть гараж, чулан или чердак? Разве не прекрасно жить в доме, в котором детям есть где поиграть в прятки? Ты частенько пряталась на чердаке от братьев, которые вечно пытались дать тебе какое-нибудь задание. А теперь даже в деревне повсюду появились безликие и абсолютно одинаковые здания. Ты на днях поднималась на крышу нашего дома? Повсюду, куда ни кинешь взгляд, возвышались высотные здания, заполонившие ранее малоэтажный городок. Когда ты росла, по нашей деревеньке даже автобус не ходил. И теперь в этом большом и оживленном городе стало жить труднее, потому что повсюду все казалось одинаковым, и даже деревня теперь стремилась во всем походить на город. Мне просто хотелось бы, чтобы все эти здания хоть немного отличались друг от друга. Здесь все настолько похоже, что я запуталась и не знаю, куда идти. Я не могу отыскать дома твоих братьев и студию сестры. Это моя проблема. В моих глазах все двери и входы выглядят одинаково, но другим людям все равно как-то удается найти дорогу домой, даже посреди ночи. Даже детям.
Но вы живете в этом месте, и здесь мне очень нравится.
Кстати, где это? Пуам-дун в Чонгно-гу, в Сеуле… Это ведь Чонгно-гу? Чонгно-гу… Чонгно-гу… О да, Чонгно-гу! Именно здесь твой старший брат купил свой первый дом, когда женился. Тонсун-дун в Чонгно-гу. Он говорил тогда:
— Матушка, это Чонгно-гу. Я радуюсь каждый раз, когда пишу свой адрес. Ведь Чонгно — это центр Сеула, и теперь я здесь живу. — И добавил: — Провинциал нашел свой путь в Чонгно.
Он называл это место Чонгно-гу, хотя жил в многоквартирном доме на крутом холме под названием Наксан. Каждый раз, поднимаясь на этот холм, я совершенно выбивалась из сил. И думала: как в большом городе могло сохраниться такое место? Ведь здесь все напоминает деревню даже больше, чем в нашем родном городке! Но те же слова приходят мне в голову и около твоего дома. Как в большом городе могло сохраниться такое место?
В прошлом году, когда ты вернулась в Сеул, проведя три года за границей, ты была разочарована, что вы не смогли позволить себе снять квартиру, в которой прежде жили, но, думаю, ты обрела здесь свою деревню. Здесь все действительно напоминает сельскую местность. Есть, конечно, и кафе, и художественная галерея, но также и мельница. Я видела, что здесь пекут рисовые пирожные. Я долго наблюдала за этим, потому что это напомнило мне о далеком прошлом. Ведь уже почти Новый год? Там было много людей, которые готовили длинные и белые рисовые пирожные. Даже в этом городе есть деревенька, в которой выпекают новогодние рисовые пирожные! Перед Новым годом я всегда притаскивала на мельницу большую корзину риса для пирожных. Я дула на свои замерзшие руки и ждала своей очереди.
Хотя, вероятно, здесь не очень удобно жить с тремя детьми, да и твоему мужу сложно добираться отсюда до работы в Соллунге. Интересно, а здесь есть поблизости рынок?
Ты как-то пожаловалась мне:
— Когда я иду с базара, мне кажется, что я купила кучу продуктов, но все так быстро заканчивается. Мне приходится покупать все в тройном размере. Если я хочу купить детский йогурт, то на один день мне надо купить три стаканчика, а если я захочу сделать запас на три дня, то получается уже девять стаканчиков, мама! Это ужасно. Я покупаю так много всего, но этот запас улетучивается на глазах. — Ты разводишь руки, чтобы показать, как много ты покупаешь. Но это абсолютно нормально, когда у тебя трое детей.
Твой старший сын с раскрасневшимися от мороза щеками уже собирается прислонить к воротам свой велосипед, как вдруг изумленно замирает на месте. Он кидается обратно к воротам, отчаянно окликая маму. И вот ты появляешься на пороге в серой шерстяной кофте, с младенцем на руках.
— Мама! Тут птичка!
— Птичка?
— Да, прямо перед воротами!
— Какая птичка?
Ребенок указывает на ворота, не говоря ни слова. Ты натягиваешь на голову младенца капюшон курточки и выходишь за ворота. На земле распростерлась серая птичка. Ее тельце от головы до крыльев покрыто темными пятнышками. Крылышки выглядят замерзшими, правда? Я чувствую, что ты думаешь обо мне, глядя на эту птичку. К слову сказать, милая, вокруг твоего дома так много птиц. Откуда взялось столько птиц? Этой зимой птицы кружат вокруг твоего дома, но не поют, как в иные времена.
Несколько дней назад ты заметила под айвой дрожащую от холода сороку и, решив, что птица хочет есть, ты вошла в дом и, собрав крошки хлеба, оставшиеся от завтрака твоих детей, рассыпала их под деревом. И тогда ты тоже вспомнила обо мне. Ты вспомнила, как я приносила миску со старым рисом и рассыпала его под хурмой для птиц, сидящих нахохлившись на голых ветвях дерева. А вечером под айву, где ты разбросала хлебные крошки, прилетело более двадцати сорок. У одной птицы крылья были размером с твою ладонь. И с тех пор ты каждый день насыпаешь под дерево хлебные крошки для голодных птиц. Но эта птичка оказалась перед воротами, а не под айвой. Я знаю, что это за птица. Это черногрудый чибис. Это очень странно, потому что обычно эти птицы сбиваются в стайки, так как же он здесь оказался? Эта птичка должна сейчас быть около океана. Я видела эту птицу в Комсо, где жил тот человек. Я видела черногрудых чибисов, которые в поисках корма деловито сновали по илистому дну во время отлива.
Ты по-прежнему молча стоишь у ворот, и старший сын дергает тебя за руку:
— Мама!
Ты молчишь.
— Она умерла?
Ты не отвечаешь, помрачнев, ты не сводишь глаз с птицы.
— Мама! Птичка умерла? — спрашивает твоя дочь, выбежавшая на шум, но ты все так же молчишь.
Раздается телефонный звонок.
— Мама, это тетушка!
Наверное, звонит Чи Хон. Ты берешь у дочери трубку.
Ты резко мрачнеешь.
— И что прикажешь нам делать, если ты уезжаешь?
Чи Хон, должно быть, снова собирается лететь на самолете. Ты в отчаянии. Мне кажется, что у тебя даже дрожат губы. Ты вдруг орешь в телефонную трубку:
— Все это уже чересчур… чересчур! — Милая моя, ты ведь не такая. Зачем ты кричишь на сестру?
Ты даже бросаешь трубку. Именно так твоя сестра всегда поступала и с тобой, и со мной. Телефон снова звонит. Ты терпеливо ждешь, но он все не унимается, и тогда ты снова берешь трубку.
— Прости, сестра. — Теперь твой голос спокоен. Ты молча слушаешь, что говорит сестра, а затем вдруг твое лицо краснеет и ты снова орешь: — Что? В Сантьяго? На месяц? — и багровеешь от негодования. — Ты спрашиваешь меня, можно ли тебе поехать? Зачем спрашивать, когда ты уже решила, что поедешь? И как ты можешь так поступать? — Трубка в твоей руке дрожит. — Сегодня я нашла перед воротами мертвую птичку. У меня ужасное предчувствие. Мне кажется, что с мамой случилось что-то плохое! Почему мы до сих пор не нашли ее? Почему? И как ты можешь уезжать сейчас? Почему все так себя ведут? И ты тоже собираешься вести себя так же? Мы не знаем, где сейчас мама в этот ледяной холод, а вы все делаете только то, что пожелаете!
Милая моя, успокойся. Ты должна понять свою сестру. Как ты можешь говорить ей такое, когда прекрасно знаешь, как она вела себя последние несколько месяцев?
— Что? Ты хочешь, чтобы я обо всем позаботилась? Я? А что я могу сделать с тремя детьми на руках? Ты просто убегаешь, правда? Потому что это слишком мешает тебе. Ты всегда так поступала.
Милая, зачем ты так? Ты ведь все делала правильно. А теперь ты снова швырнула трубку и рыдаешь. Младенец плачет вместе с тобой. У младенца покраснел носик и даже лоб. И твоя дочь тоже плачет. Старший сын выходит из комнаты и смотрит, как вы втроем плачете. Снова звонит телефон. Ты быстро хватаешь трубку:
— Сестра… — Слезы льются из твоих глаз. — Не уезжай! Не уезжай! Сестра!
Она пытается успокоить тебя. Ничего не получается, и она говорит, что сейчас приедет. Ты кладешь трубку и молча сидишь на одном месте, понурив голову. Малыш залезает к тебе на колени. Ты обнимаешь его. Дочка гладит тебя по щеке. Ты ласково похлопываешь ее по спине. Старший сын усаживается за домашнюю работу по математике, чтобы сделать тебе приятное. Ты взъерошиваешь его волосы.
В открытую дверь входит Чи Хон.
— Маленький Юн! — говорит Чи Хон и берет на руки малыша. Ребенок не привык к вниманию других людей и пытается выбраться из объятий своей тетушки.
— Побудь со мной еще немного, — просит Чи Хон, пытаясь прижать к себе малыша, но тот разражается слезами.
Чи Хон отдает ребенка тебе. Оказавшись в маминых объятиях, малыш улыбается тете, на его ресницах все еще блестят слезы. Чи Хон качает головой и нежно гладит ребенка по щеке. Вы, две сестры, молча сидите рядом. Чи Хон, которая сорвалась и примчалась в такой снегопад, чтобы успокоить тебя, теперь не произносит ни слова. Она ужасно выглядит: ее лицо опухло, под глазами — мешки. Похоже, она толком не спала уже много ночей подряд.
