Изменчивость моря - Чан Джина

– Я тебя знаю? – Я неуверенно посмотрела на него. «Ничего не скажешь, отличное начало», – пронеслось у меня в голове.

– Вряд ли, если не считать того, что можно было услышать обо мне этим вечером в гостиной. Я Тэ, – представился он, протягивая мне руку. Я взяла ее, заметив, насколько уверенной была его хватка, а также обнаружив мозоли на его ладони и пальцах.

– Я Ро.

– Типа, Рождена все Ронять? – беззлобно поддел он меня.

– Типа, сокращение от Авроры, – ответила я, слегка закатывая глаза в знак того, что меня не очень позабавила шутка, однако я не собираюсь категорически ставить на нем крест из-за нее. – Но никто меня так не называет.

Мгновение мы смотрели друг на друга, и я судорожно пыталась вспомнить, что делала до того, как он вошел.

– Извини, я немного перебрала. – Я вынужденно и преувеличенно громко рассмеялась. «Нужно взять себя в руки». – Хочешь выпить?

Я смешала ему самый невкусный в мире джин с тоником и пролила часть своей порции на пол, рассеянно отмахнувшись от него, когда он предложил помочь убрать. Я оторвала несколько бумажных полотенец от тонкого рулона на стойке и бросила их поверх шипящей лужицы, наблюдая, как жидкость понемногу просачивается сквозь бумагу.

– Итак, что привело тебя сюда? – спросила я, пытаясь небрежно облокотиться на кухонную стойку.

– Один из моих друзей знает Джеймса, – ответил он. – А как насчет тебя?

– О, я все время здесь. В смысле, я здесь живу. С Юнхи.

Мы молча чокнулись стаканами.

– Классная вечеринка, – заметил он. – Мне нравится плейлист.

Я почувствовала, как от его слов тепло разлилось по моим щекам и груди.

Он был учителем естествознания в средней школе в Тинеке, а также играл на бас-гитаре в местной инди-группе с одним из друзей Джеймса. Они назвали себя «Головоломами» с отсылкой на парня из фильма «Пила», который я никогда не видела. Он поморщился, когда я спросила его почему.

– Это была идея Кайла, и другим парням она понравилась. Но это название нам совсем не подходит. Я голосовал за другое, но вышло трое против одного.

– Как бы ты назвал группу, если бы это зависело только от тебя?

– Я не умею придумывать хорошие названия, – пожал плечами он. – Но мне всегда хотелось назвать что-нибудь в честь моей собаки. Она умерла, когда мне было двенадцать.

Он показал мне старую фотографию со своего телефона, на которой их запечатлели вдвоем: крошечный Тэ в желтых шортах и бейсболке обнимает лохматого белого великана – пиренейскую горную собаку.

– Рядом с тобой она похожа на белого медведя, – заметила я, посмеиваясь над выражением смешанного замешательства и счастья на собачьей морде. У меня в детстве не было домашних животных. Умма и Апа всегда утверждали, что от собак и кошек больше хлопот, чем пользы. – Как ее звали?

– Искра. Ну, то есть Искренняя. Я настоял на том, чтобы дать ей такое имя, – ответил он, а потом мы оба посмеялись над абсурдностью подобной клички для собаки, над неизученными странностями маленьких детей, над простодушием собак. Было приятно смеяться вместе с ним, как будто мы делали так уже целую вечность.

– Ладно, думаю, «Искренние» – действительно дурацкое название для инди-группы, – признался он.

– Я бы послушала группу под названием «Искра», – возразила я.

– Да? – Он поднял взгляд. – Ну, если захочешь послушать группу под названием «Головоломы», тебе стоит как-нибудь заглянуть на один из наших концертов. Можешь просто сказать, что ты со мной, и тебя пустят бесплатно. Сэкономлю тебе пять баксов на билете.

И тут меня осенило – я и в самом деле где-то видела его раньше. Несколько месяцев назад, когда мы с Юнхи пошли гулять в центр города, в бар под названием «Слухи», там играла группа: трое худых белых парней и один азиат. В то время я не обратила на них особого внимания, да мы и не застали весь концерт от начала до конца. Я была слишком поглощена непростой задачей: следила за сложной историей Юнхи о том, почему она расстроилась, когда Джеймс слишком долго отвечал на ее сообщение пару дней назад. Но сейчас до меня дошло, что на самом деле в тот вечер я наслаждалась музыкой, которую они играли. Я вспомнила, что они исполняли что-то вроде шугейза [23], общий гул гитар компенсировался одной высокой завывающей гитарной линией с раскатистым басом, вибрацию которого я чувствовала нутром.

– Мне кажется, я уже видела тебя и твоих ребят несколько месяцев назад в баре «Слухи», – поделилась своим озарением я. – То-то мне показалось, что ты выглядишь знакомо.

– Да быть не может, – рассмеялся он. Снова эта улыбка. «О нет», – подумала я, когда поняла, что шипение, которое я почувствовала в желудке, было вызвано не только газировкой в джине с тоником. – Ты должна была поздороваться.

– Я нервничаю в толпе, – проговорила я. У меня зачесались ладони, и я вытерла их о комбинезон. Я как раз собиралась спросить его, не хочет ли он выйти ненадолго и прогуляться, когда Юнхи выкрикнула мое имя.

– Пришло время загадывать желания, – звала она.

Мы вышли к остальным. В гостиной оказалось ненамного прохладнее, чем когда мы ее покидали, несмотря на то, что все окна были распахнуты настежь. Юнхи раздавала полоски бумаги и ручки.

– Ладно, заткнитесь все, – сказала она, слегка запинаясь. – Ведите себя тихо.

Я подавила смешок. Юнхи иногда переходила в режим воспитательницы детского сада, когда была пьяна.

Она указала на окно, на луну, сияющую в небе, как ярко-желтая монета. Она казалась почти пугающе близкой к нам, как будто вот-вот врежется своей большой круглой мордой в Землю.

– Луна сегодня вечером ближе к нам, чем когда-либо, – говорила Юнхи. – Это вообще-то охренительно круто. Или, может, охренительно кругло?

Все рассмеялись, но покивали, как будто сказанное до них дошло.

– Мы собираемся записать наши пожелания для Луны, – объявила она. – Желать можно что угодно. Что-то действительно масштабное или полную ерунду, но хотеть надо искренне, и вы должны относиться к этому серьезно. Затем мы перемешаем бумажки и положим вот в эту чашу. – Она указала на металлическую миску, которую поставила на пол. – Обычно пожелания принято сжигать, чтобы они сбылись, но Ро не хочет, чтобы я подпалила нашу квартиру, что кажется мне разумным, – продолжала она. Я почувствовала, как десять пар глаз обратились ко мне, включая взгляд Тэ. – Итак, вместо того, чтобы жечь, мы просто смешаем бумажки в этой миске, потом каждый человек выберет одно из желаний и зачитает его вслух, а затем мы все ему похлопаем. И таким образом мы выпустим желания во Вселенную. И никаких шуток, – добавила она, свирепо глядя на Джеймса, которому явно хотелось рассмеяться. – У нас тут зона комфорта.

Несмотря на последовавшую за этим выступлением толкотню и смех через несколько минут мы все тихо склонились над листками бумаги, ломая голову над нашими желаниями. Юнхи без раздумий записала свое и уверенно бросила его в миску, как будто только это могло гарантировать, что оно исполнится. Я украдкой наблюдала за Тэ: он прикусил губу, задумался, а затем что-то нацарапал. Я уставилась на свой собственный листок бумаги, его пустота дразнила меня. Чего я хотела? Чего бы я пожелала, если бы знала, что моя мечта сбудется?

Мне пришло в голову, что есть только одна вещь, которой я действительно хочу. И ни луна, ни кто-либо другой никогда не смогут дать мне это.

– Время вышло! – провозгласила Юнхи. – Ро, ты единственная, кто еще не опустил свое желание в чашу.

– Ладно, ладно, сейчас, – заторопилась я.

Я записала свое желание, сложила листок и, да здравствует Мария, наконец-то передала его с другого конца комнаты. Юнхи обеими руками перемешала листочки бумаги, как будто промывала листья салата.

– Помните, мы должны с уважением отнестись к любому желанию, которое будет высказано, – напомнила она всем присутствующим. На этот раз не было ни смеха, ни шуток. Необходимость думать о том, чего они на самом деле хотели, заставила гостей замолчать.