Альбер Коэн - Любовь властелина
— Такси для господина Дэма, немедленно! — высокомерно приказал он и энергично повесил трубку.
Он смело хлопнул дверью (войлочная обивка не подведет) и вышел из кабинета. В коридоре он встретил коллегу ранга «Б», неистового трудягу, недавно переведенного из Международного бюро труда, который сохранил тамошние привычки и поэтому задерживался на работе до восьми-девяти вечера. Адриан особенно сердечно поприветствовал его, едва удержался от искушения поделиться с ним великой новостью, это ему стоило некоторых душевных мук. Но осторожность прежде всего, кто знает… Пока приказ о его повышении не будет висеть на доске объявлений, где отмечаются все продвижения по службе, ни в чем нельзя быть уверенным, вдруг это решение отменят. Так что сейчас — молчок, рот на замок, никому ничего не рассказывать, чтобы не спровоцировать зависть и интриги. Он свое возьмет после первого июня. И тогда еще он продаст свой «крайслер» и купит «кадиллак»! А Ариадне — маленький «фиат» только для нее одной! Она сегодня была такой милой, ведь так? Ясно, женщины любят победителей, это всем известно.
— Ты видишь, — прошептал он в лифте своему отражению. — Перед тобой, дорогуша, чиновник ранга «А»!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Адриан Дэм вздохнул с облегчением, гордый собой: ему удалось ловко поставить машину между двумя «кадиллаками». Он вынул ключ зажигания, убедился, что все стекла подняты, закрыл дверь на ключ, для пущей уверенности подергал несколько раз за ручку и с нежностью посмотрел на машину. Шикарный у него «крайслер», на ходу просто великолепен. Тихий, но мощный, вот. Держа под мышкой толстую трость, с достоинством неся свой чемоданчик-дипломат, он весело зашагал к входу. Сегодня вторник, двадцать девятое мая. Через три дня, первого июня, он будет повышен в ранг «А» и станет зарабатывать для начала двадцать две тысячи пятьсот пятьдесят золотых франков, а потом будут ежегодные прибавки, пока жалованье не достигнет двадцати шести тысяч! Есть чем гордиться, а?
Войдя в вестибюль, он как бы невзначай направился к доске объявлений, убедился, что никто за ним не наблюдает, и, как и все дни до этого, сполна насладился изумительными словами, провозглашающими его повышение. Восхищенный и сраженный наповал, затаивший дыхание как перед богоявлением, он так стоял несколько минут, изучая эти слова, проникаясь ими до глубины души, впитывая их в себя, всматриваясь в них до головокружения. Да, это был он, это точно был он, тот самый Дэм, чиновник ранга «А» начиная с первого июня. Уже через три дня, а? Возможно ли это? Да, обещание было прямо перед ним, державное и официальное.
— Сокровище ты мое, — сказал он своему лицу в зеркале лифта, который нес его к трудам праведным.
Выйдя на четвертом этаже, он издали заметил Гарро и мысленно уже упивался поздравлениями, которые тот должен был ему сейчас принести. Но этот бедняга Гарро не нашел в себе смелости притвориться как следует и свернул с полдороги, чтобы избежать встречи и неизбежных поздравлений. А вот поздравления Кастро (недавно получившего повышение), которого он встретил вслед за этим, были весьма сердечны. Два чиновника ранга «А», новоиспеченный и ожидающий назначения, дружески болтали, Кастро жаловался на ужасную мигрень, Адриан посоветовал ему своего врача, лучшего в Женеве, как и все, впрочем, у него. Затем они осторожно покритиковали высшее руководство Секретариата и присущую ему манию вечной реорганизации. Отдел культуры, который в прошлом году расформировали, теперь опять хотят восстановить — наверное, затем, чтобы опять расформировать в следующем году. Они обменялись понимающими улыбками и крепко пожали друг другу руки.
— Этот Кастро в общем-то славный малый, симпатяга, — пробормотал Адриан, закрывая за собой дверь кабинета.
Да, не забыть внести Кастро в список лиц, которых необходимо пригласить в первую очередь. И, наоборот, вычеркнуть оттуда всех в ранге «Б», отныне деклассированных. Кроме Канакиса, он племянник министра, и скоро, конечно, получит повышение, поросенок этакий. Он открыл шкафчик, чтобы достать свой рабочий пиджак, полюбовался на себя. Нет, человек, который на днях получит повышение, не должен рядиться в старый пиджак. Чиновник ранга «А» должен выглядеть внушительно. Он повернулся на каблуках, потом сел и погрузился в свое счастье.
— Официальное назначение, с ума сойти, уже объявленное, с ума сойти, обратной дороги нет, я их всех сделал! Я теперь могу тебе с полным правом сказать это, старина, я так долго боялся, что мое повышение не объявят! Ты ж понимаешь, никогда не знаешь точно, ох, какие интриги будут плестись в самый последний момент! Но теперь-то, старина, все объявлено, точно и наверняка. Ничего не поделаешь, дорогой мой Веве, придется проглотить эту пилюлю. И к тому же, дорогой, зам генсека придет ко мне на ужин первого июня. Через три дня, слышишь, Веве? А к тебе он ходит ужинать? Что-то я в этом сомневаюсь! Еще кофейку, дорогой мой заместитель Генерального секретаря? Нет, это как-то фамильярно, все-таки первый раз. Еще кофейку, мой дорогой месье? Нет, тоже не годится. Просто: еще кофейку? Да, спасибо, с приятной улыбкой, как у людей одного круга. Плохо, конечно, что Мамуля с Папулей будут на ужине. О боже, как некстати они решили ускорить свой отъезд из Брюсселя! От них жди каких-нибудь ляпов, от Папули уж точно. Ну что делать, зато зам генсека поймет, что я self made man. Сам выбился в люди, вот. И будет же Ариадна, она компенсирует все недочеты. А теперь за работу!
Слабеющей рукой он притянул к себе британский меморандум и тут же оттолкнул его. Совершенно очевидно, что он не может приняться за такую большую работу сегодня утром, для этого нужно быть в соответствующем расположении духа. Ничего не сделаешь, чрезвычайные обстоятельства. И потом, уже почти без двадцати одиннадцать. Слишком поздно, чтобы начинать работу такого масштаба. Он наверстает упущенное после обеда. Но отныне, старина, утром следует приходить вовремя, не позднее, чем в четверть десятого. Принято без возражений. Если же вследствие каких-нибудь исключительных обстоятельств ему придется опоздать — надо оставить трость, шляпу и чемоданчик в машине. Тогда главное — только миновать входную дверь, а дальше он уже пойдет эдаким безупречным чиновником. Также принято без возражений. Теперь надо бы пройтись по коридорам в поисках вдохновения, чтобы потом сделать какую-нибудь легкую работку, пустячок какой-нибудь, который бы соответствовал его нынешнему настрою. И вообще, ему, кажется, захотелось в туалет. Так ли это — выяснится на месте. И вот он вышел из кабинета и не спеша побрел с тоской во взоре, поскольку невозможность работать его действительно угнетала и не давал покоя британский меморандум на письменном столе, тяжеловесный и неумолимый.
