Николай Мохов - Тёмная сторона бизнеса
До глубокой ночи на лавочке под липой он кормил комаров и меня рассказами про свою германскую жизнь. Школа. Каникулы чуть ли не шесть раз за год, но вот летние — очень короткие: конец июля — август. Компьютерные игры. Оказывается, у его папы какой-то специальный компьютер «Макинтош». И к нему почему-то обычные диски не подходят. И Костик по этому поводу очень грустит. Я сочувствовал, хотя у меня и такого не было. Зато мой новый-старый друг притащил фашистские рации. Да такие, которые за километр ловят. Фантастика!
Через неделю мы снова гуляли с Мариной и Аней. Девочки вернули свою благосклонность, а наша первая с Антоном любовь изменила нам с фрицем. У них начался роман. Кажется, они даже целовались. Все эти сопли казались нам девчатиной. То ли дело рации. Мы их брали вместе с воздушками, разбивались на тройку и пару. И шли воровать подсолнухи. Двое стояли на стрёме и по рации передавали оперативную информацию к забору. Если всё спокойно, то Костик ударом ноги ломал доску, Аня и Марина устремлялись к подсолнухам. Срывали.
— Яйцо в гнезде, — сообщал немец, и мы давали дёру. Добычу разрывали по пути к реке. Там — вообще лафа. У строгого Костиного дедушки имелась надувная лодка. На этой лодке можно было выбраться на середину моря и нырять до опупения.
— Дайте монаху место, — смеялся над своей шуткой немец. Ему было радостно от того, что слово «монах» созвучно с выражением «мне нахуй». Его вообще очень интересовал русский мат, как и другие штуки из нашего обихода. Так, например, уезжая, он закупился пиратскими кассетами, дисками и «Денди». Восьмибитной приставки у фрицев не было с тех пор, как они снесли Берлинскую стену. Раритет. Дас ист фантастиш.
Мы же летними вечерами наслаждались игрой в трофейный «Геймбой». Это что-то вроде Тетриса, только туда можно вставлять картриджи с играми. Да ещё эта штука цветная. Такой фигни за Уралом не было. Не дошёл прогресс.
Роман фрица с Аней закончился символичным сжиганием её фотографии. Этим же и закончилось первое лето немца в России. На следующее лето они гуляли уже с Мариной. А все впятером мы полюбили ходить на пикник. Бутерброды, огурцы, помидоры, печенюшки… К этому не хватало только выпивки. Но это мы поняли только ещё через год.
— Да вы поймите, меня родители отправили. Нет. Они не могут выйти и купить, они пьяные уже, — Марина давала представление в сельпо, чтобы приобрести несколько полторашек джина с тоником. Мы всерьёз решили напиться. А чем ещё прикажете заняться молодым людям в двенадцать лет?
Всеми неправдами Марина таки раздобыла три литра джина с тоником. И мы маленькой отважной группой диверсантов отправились на берег. Необходимо преодолеть пять километров от магазина до берега и не спалиться. Адреналин. Опасность на каждом углу.
— Что это у вас там в пакете? — сестра проезжала на машине мимо нас.
— Лимонад, вот смотри, — в одном пакете действительно лежал лимонад. Пронесло. Мы ускорили шаг. И вот, наконец, на покрывале своё место заняли бутерброды и пластиковые бутылки. Мы предвкушали опьянение. Опьянения не было. Только разочарования. Видимо, шестьсот грамм на брата — маловато. Решили догнаться.
Костик страдал диабетом, поэтому колол себе инсулин. А для этого дела в его доме водился спирт. Много спирта. И вот мы забрались к нему на второй этаж и пили спирт.
Этот день я хорошо запомнил. 2 августа 99-го года. Солнечное затмение и первая пьянка. С этого дня с нами перестал дружить Антон. Он решил, что наша компания приведёт его к алкоголизму и другим неприятностям. Я к этому отнёсся легко.
Понимал, что нас ничего не объединяет, кроме близости дач. Антон хотел быть правильным мальчиком, я же жаждал веселья и приключений.
Через год распрямится пружина, которая вытолкнет меня к приключениям. Клише «ничто не предвещало беды» вряд ли подойдёт к тому лету. Осенью мы вместе с отцом топили печь. Заканчивался сезон.
— Я очень боюсь, что если меня не станет, то некому будет позаботиться о семье, — неожиданно признался папа. — Я беспокоюсь за твоего брата, мне кажется, что он не приспособлен к жизни.
Уже следующим летом брат приехал за мной на дачу:
— Отец в больнице. Собирайся.
Брата привёз друг моей сестры Марк. Марк был рыжебровый парень, у которого всё хорошо. У него жена-конфликтолог, магазин конфет, «Тойота Марк-2» и букет любовниц. Бабы заплывали в его сети сами. Мужик не напрягался вообще. Когда я смотрел на него, то представлял, как он нагибает какую-нибудь барышню и приговаривает:
— Снимай трусы, мы так — чисто по-товарищески.
Хотел бы я также научиться… Тем летом я успел влюбиться. В девочку с веснушками. Марину. Её тоже оставили на дачах. Родители наказали следить за огородом. Огород был большой. Соток десять. Вот она и позвала меня в качестве помощи. За эту компанию расплачивалась обедами. Меня ченч устраивал. В целом. Не хватало одного. Какой-то близости. Маринке тоже той самой близости не хватало. Только не со мной. А с обладателем мопеда и богатого папы. Моим соперником оказался смазливый еврей.
— Илья, — протянул он руку. Мне хотелось плюнуть. Я сдержался. Илья был на три года старше. С ним не соревноваться.
И мы стали гулять втроём. Илья гундел про подвиги своего папаши. Папаша владел сетью кодаковских киосков в городе. И мнил себя чуть ли не авторитетом:
— Знаешь, как он этих гаишников гнобит! Недавно его остановили, а он им давай раскладывать всё по правилам, как они не правы, — этот еврейчик почти задыхался, рассказывая об отцовских подвигах.
Сейчас они снова гуляют, а я прусь в город. Грустные видения плавают в моей голове, словно рыбки в мутном аквариуме. Марк, поначалу серьёзный, ближе к городу расслабился. Но когда мы доехали до дома, помрачнел уже я. На пороге квартиры стояла мама. У неё заплаканное лицо и какой-то фанатичный блеск в глазах.
— Не нажимай, свет не работает, тут чердак, всё потекло, такой потоп, — мы жили на последнем этаже, и нас затопило, понял я из маминых причитаний. Проводка не работает.
На следующее утро мне исполнилось тринадцать лет. И мой отец умер. Я не знал — как нужно реагировать. Внутри — предательское спокойствие. Казалось, что то, что должно было случиться, — случилось. И теперь можно расслабиться. Плакать — не хотелось. И из-за этого я чувствовал себя изменником родины. Власовец, блин. Попытался сделать печальное ебало — всё равно Станиславский не одобрил бы мою игру. В конце концов забил на это дело — взрослые были увлечены своими делами и горем. Мне же оставалось засесть за чтение книжки анекдотов, пока организовывались похороны…
Через пару недель Марк вёз уже нас с сестрой и племянником обратно на дачу. Марковник рассекал ночь. Через пару часов мы голышом купались в море. Чёрная вода, лунная дорожка. Нереальность происходящего меня не отпускала с тех пор. Всё вокруг какое-то ненастоящее.
