Мария Глушко - Мадонна с пайковым хлебом
Два месяца! — опять подумала она. Но сюда-то он непременно напишет и узнает, что я здесь. Что мы все вместе — я, сын, Вера, отец...
Вера сидела, пригорюнившись, смотрела на ребенка, и Нине она сейчас казалась близкой, родной, хотелось поговорить с ней, рассказать о себе — и про Ташкент, и как в Аксае ее сняли с поезда, и как пропали все ее вещи... Но Вера уже встала, поправила сползший на лоб платок.
— Поторапливайся, уже темнеет, папа тебя проводит.
Куда проводит? — удивилась Нина. Они все еще
не знают, что я приехала к ним и провожать меня некуда.
Там, за дверью, стучали посудой, слышался звук шагов и голос Ады, а тут было тихо, мальчик спал, свернувшись клубочком, мать Ады дремала в кресле, некрасиво раскрыв рот, ее маленькая худая рука лежала у мальчика на плейе.
Нина разглядывала комнату, наверно, когда-то это была комната Виктора, и пыталась представить, как здесь было при нем... Но нельзя было угадать, как выглядела комната в то веселое мирное время, сейчас она была по-вокзальному неуютной, временной: эти старые кушетки с тонкими ножками, дощатый пол с облупленной краской, в углу свалены вещи, которые некуда приткнуть...
Сын уснул, отвалившись от груди и все еще присасывая губками, Нина пбправила свитер, пригладила вблосы. Потом встала, прижав сына, пошла к двери, за которой ждала неизвестность.
В большой комнате от абажура разливался спокойный желтый свет, Ада убирала со стола, Вера переодевалась .за дверцей шкафа, Михаил Михайлович сидел за столом, сжав кулаками виски...
— Положи его на кровать, — улыбнулась ей Ада, и Нина, откинув покрывало, опустила спящего ребенка подальше от подушек, несмело присела рядышком. Михаил Михайлович поднял голову, посмотрел на нее, потом встал, подошел к кровати. Она опять удивилась, какой он маленький и как не похож ни на Виктора, ни на Веру.
— Значит, Витька... —Он покачал головой. —Что ж ты, Витька, так поздно пришел, не дождалась тебя бабушка Лена...
Он коротко взрыднул, седоватые волосы распались надвое, упали на глаза, он ладонями отвел их назад. Суетливо потоптался возле внука, склонился над ним.
— Вылитый Витька. Как-нибудь найду карточку, оде ему три месяца, вылитый... Теперь у нас.двое Витек Колесовых.
Он стал ходить по комнате, вздыхая и потирая лицо, часто останавливаясь, смотрел в окно и все покачивал головой.
— А я только вчера с окопов вернулся... Вызвали, думал — по работе, а тут...
Он опять заплакал, Вера подошла к нему — она была уже в халате — обняла отца.
— Ладно, папа, успокойся. Ничего не поделаешь.
Второй раз Нина слышала про окопы — зачем здесь, у Саратова, окопы? Но она ни о чем не спросила.
Михаил Михайлович посмотрел на нее.
— Ты где живешь?
— Нигде, — не сразу ответила Нина. — Я прямо с поезда к вам.
Михаил Михайлович переглянулся с дочерью и снова посмотрел на Нину.
— К нам?.. Почему — к нам?
Нина заметила, как сразу похолодели его глаза, а лицо стало озабоченным и напряженным.
Надо было сперва списаться... Предупредить...
— Я из Илецка давала телеграмму.
Они опять переглянулись.
— Никакой телеграммы мы не получали... И почему из Илецка?
Нина молчала. Ей уже не хотелось рассказывать ни про Ташкент, ни про Аксай, она смотрела; как Михаил Михайлович озабоченно ходил по комнате и без конца убирал падающие на глаза волосы, заводил ладони на затылок, от этого казалось, что он сейчас сладко потянется или спляшет «цыганочку».
— Сперва надо было списаться, — повторил он, и слова эти казались Нине бессмысленными: как 'это «списаться», если и телеграммы не доходят? .
— Виктор советовал в случае чего ехать к вам, — упавшим голосом сказала она.
— Но он же не знал, что к нам уже подселили... — Он повел ладонью в сторону Ады, Ада быстро стянула скатерть, ушла на кухню.
— А где же твои вещи? — Михаил Михайлович прищуренно посмотрел на нее, как будто уличал во лжи.
— Вещи пропали в Аксае, — устало ответила Нина. Если б ее стали расспрашивать — что за Аксай, почему в Аксае? — она рассказала бы все, но им, как видно, ничего этого знать не хотелось, их интересовало сейчас одно: почему так неожиданно она свалилась им на голову и что теперь с ней делать?
Но не выгонят же они меня? Ведь тут его внук, сам же сказал: «Теперь у нас двое Витек Колесовых.
Он сел к столу, велел сесть и Вере, она двинула стулом, села, положила на стол сцепленные руки.
— В одной комнате нам нельзя, трудно, — начал он,—мы работаем, должны высыпаться, а герой наш будет кричать ночами, все дети кричат. — Он гладил маленькими розовыми ладонями крышку стола и ти хим спокойным голосом ронял слова. — Сейчас война, все силы надо отдавать победе над врагом, и хотя мы не стоим у станка — Вера старший экономист, а я скромный бухгалтер, — наша работа — тоже вклад...
Ада с хмурым лицом прошла в свою комнату, Михаил Михайлович проводил ее глазами. Туг же она опять появилась, с тем же хмурым, непроницаемым лицом, и ушла на кухню. Нина чувствовала себя в чм-то виноватой и перед Адой и перед этими сидящими за столом людьми, но не понимала, в чем ее вина., .
— Да, вот так, значит... — продолжал Михаил Михайлович. —Галинских к нам вселили по ордеру, так что, сама понимаешь, выселить их мы не можем...
— Но, папа, — вдруг перебила Вера, и в душе у Нины ворохнулась надежда. — Но ведь первые дни Нина может пожить у нас... Пока не найдет комнату...
— Конечно, конечно! — Михаил Михайлович резво вскочил, поправил волосы, и опять казалось, что сейчас он спляшет «цыганочку». Он порылся в ящиках комода, что-то искал там, принес общую тетрадь и толстый красно-синий карандаш.
— Сходи в военкомат, потом в исполком, —говорил он и истово записывал что-то в тетрадке, — обязаны помочь... А что в Саратове есть родственники, не признавайся...
Он еще что-то говорил и черкал в тетрадке, Нина не слушала. Боже мой, выходит, не кончились мои скитания? Что же теперь дёлать, упасть перед ним на колени, умолять: «Не прогоняйте меня, я так измучилась, мы будем спать в прихожей, только не прогоняйте!» Но она знала, что не сделает этого, сидела молча, окаменело, и смотрела в пол.
Только бы не заплакать, сейчас никак нельзя плакать, перед ними — нельзя. Она старалась думать о чем-нибудь хорошем — завтра же сходит на главпочтамт, может, уже есть от отца письмо или деньги... Возьмет у Веры адрес Виктора, даст телеграмму, чтоб писал до востребования... Но о Викторе сейчас почему- то думалось холодно, даже враждебно, словно и он нес ответственность за то, что его родные выгоняют ее с сыном из своего дома...
