Чарльз Мартин - Женщина без имени
Стеди выпрямился на стуле. Он понял, что Кейти уже приняла решение. Слишком хорошо он ее знал.
– Судя по всему, ты отправишься туда, нравится мне это или нет.
– О, вам понравится, потому что вы летите со мной.
Стеди выглядел обескураженным.
– Что?
– Вы сами виноваты. Вы вовлекли меня во все это. Я мертва из-за вас.
Признаюсь, мне понравилась мысль выкинуть ее с моей лодки и вернуться к своей ничем не осложненной жизни.
– Думаю, это замечательная идея.
Стеди похлопал себя по груди.
– Прошу прощения. Я не могу лететь. Проблемы с сердцем, врач мне запретил.
Кейти сложила руки на груди, пожевала губу и повернулась ко мне.
Мне не понравилось то, что я увидел.
Какое-то время она рассматривала меня и в конце концов кивнула.
– Придется тебе занять место Стеди. Только ты не должен путаться у меня под ногами.
Находиться рядом с ней – это все равно что кататься на «американских горках». Я посмотрел на них обоих.
– Я? Почему я?
Стеди улыбнулся.
– Кейти не может лететь одна. – Он положил руку на сердце. – Я не могу ее сопровождать, и только ты в курсе, что она до сих пор жива. – Старик пожал плечами.
Качая головой, я обратился к ним обоим:
– Но это не значит, что я должен ехать.
Кейти громко запротестовала. Напомнила мне Веруку Солт[12] на шоколадной фабрике.
Когда я не отреагировал, она перевела дух и сказала:
– Это серьезно.
– Я тоже говорил серьезно.
– Нет, ты меня даже не слушал.
– Почему же, слушал. Вы сказали, что хотите, чтобы я поехал во Францию, а я сказал «нет».
Вмешался Стеди:
– Она нуждается в тебе.
То, что он встанет на ее сторону, не приходило мне в голову.
– Она во мне не нуждается. Ей нужен священник и, вероятно, хороший психиатр.
Кейти чертила большим пальцем круги на колене. Она еле слышно прошептала:
– Это важно.
Я повысил голос:
– Что такого важного может быть во Франции? Я только что помог вам разнести себя в клочья в Мексиканском заливе!
Она скрестила руки на груди.
Стеди все еще пытался защитить ее. Он похлопал меня по плечу.
– Ты определенно должен ехать.
Я посмотрел на него так, будто он потерял рассудок, и гадал, почему он так легко сдался. Именно ему следовало знать, что я не могу лететь во Францию. Я сказал:
– Вы не ответили на мой вопрос.
Кейти посмотрела на меня и без эмоций произнесла:
– Le coeur a ses raisons que la raison ne connaȋt point.
Я понял, что это по-французски, но понятия не имел, что бы это значило. Мой взгляд «оленя в свете фар» убедил ее в этом. Она перевела:
– У сердца свои резоны, которые совершенно не известны разуму.
– Это вы придумали?
Она мотнула головой:
– Паскаль.
В этот момент я ее понял, но попытался не выдать этого.
– Слова умерших философов звучат замечательно, но они не заставят меня отправиться во Францию.
Кейти посмотрела на меня краем глаза и убежденно заговорила:
– Умирают писатели, а не их слова.
И тут я тоже ее понял.
– Так что же такого важного во Франции?
– Я тебе скажу, когда мы туда приедем.
– Этого мне мало.
Она ответила быстро, не раздумывая. По-настоящему эмоциональный ответ. Кейти не сдерживалась, она кричала.
– Мне больно. Я не хочу об этом говорить. Я не могу. Никогда не говорила…
Другой рукой Кейти прикрыла запястье со шрамом.
Стеди тронул меня за локоть.
– Можно тебя на минутку?
Я вышел за ним на крыльцо, он задвинул за мной стеклянную дверь. Кейти осталась сидеть со скрещенными руками, свирепо глядя через стекло. Ей пришлось замолчать. Мысль о том, что мы говорили о ней за ее спиной, нравилась ей не больше того факта, что ей пришлось просить нас сделать так, как она хотела. Священник сел. На нас обрушился запах соли. Стеди негромко заговорил:
– Поезжай с ней. – Он подождал, сложив руки на коленях. Молчания было достаточно для ответа.
– Почему? – наконец спросил я.
Старик вытащил щипчики для ногтей и принялся подстригать ногти. Обрезал три ногтя и только потом продолжил:
– Потому что тебе это нужно.
– Мне? Но это касается ее. – Я махнул рукой. – Это не имеет никакого отношения к…
Стеди закрыл глаза.
– Это непосредственно касается тебя.
– Какое это может иметь отношение ко мне?
Стеди обрезал ноготь, и тот упал на пол. Его ногти всегда были коротко подстрижены.
– Ты сам должен это понять.
– Стеди, кому как не вам знать, что я не могу этого сделать.
Следующий палец. Еще одно движение щипчиков.
– А кому как не тебе знать, что ты можешь это сделать?
Я покачал головой:
– Находиться рядом с этой женщиной – это все равно что гулять по спящему вулкану. Каждый раз, когда я подхожу к ней ближе чем на пять футов, я сразу думаю о том, что хочу, чтобы она убралась с моей лодки.
Стеди занялся другой рукой.
– Если ты отправишься с ней во Францию, она уберется с твоей лодки.
– Это решение второй проблемы, но не первой.
Он пожал плечами:
– Кейти как репчатый лук.
– То есть?
– Многослойная.
– Я-то думал, что вы собирались сказать, что после нее остается дурной вкус во рту, а на глазах появляются слезы. – Старик не клюнул, и я продолжал: – Если она – репчатый лук, то кто тогда я?
Он произнес это как само собой разумеющееся:
– Кокос.
Я попытался отбиться:
– Это потому что я твердолобый?
– Нет, потому что от постоянного употребления кокосового молока обязательно начнется понос.
Такого я не заслужил.
– Не смешно.
Стеди сунул щипчики обратно в карман. Это означало, что разговор подходит к концу и священник уже принял решение.
Я развернулся и ушел обратно в дом с намерением доказать, что она не все продумала. Я встал перед ней.
– Допустим на минуту, что я согласился. Что я сказал, что поеду. – Она глубоко вздохнула. – У вас будут другие большие проблемы.
– Например?
– Нужно пересечь океан. У вас нет паспорта, и без черного рынка вы его не достанете.
Кейти отвернулась. Ее голос смягчился.
– У меня уже есть паспорт.
– Не сомневаюсь, что у Кейти Квин паспорт есть. Но я не уверен… – я указал на нее, – что он есть у вас.
Она кивнула:
– У меня есть паспорт.
– Как это?
– Он у меня с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.
– Но…
– Кейти Квин – это не мое настоящее имя.
Даже Стеди выглядел удивленным. Он спросил:
