Алексей Фролов - Мама джан
– Скажите, это вы список составляли, что вам удалось выяснить? – спросил Леру корреспондент.
– Я вела, – ответила она, – и многих недосчиталась… Я хочу сказать – вставайте! Их просто необходимо мочить! И не осуждайте нас. Если эти террористы убивают русских людей, детей, которые им ничего не сделали, то мы готовы стать русскими террористами и мочить их всех без разбора до последнего вздоха. Если правительство не в силах обеспечить безопасность москвичей, то мы битами и кастетами постараемся сделать это сами. Иначе Москву вообще сотрут с лица земли. А если кто против наших действий, пусть посмотрят в глаза людей, собравшихся здесь, и сами решат: защитить или погибнуть! И у меня вопрос к Путину – уверен ли он, что в Кремле сейчас не заложен тротил? Я обычная русская девчонка…
Она не смогла договорить. Уткнулась лицом в бомбер Максима и заревела. Оператор отвел камеру.
– Мощно! Хорошо, что осталась. Я бы так не смог, – похвалил ее Штык и еле слышно добавил: – Русские террористы… ну, дает Лерка… бригаду, что ли, переименовать?..
Юлю давно увели родители. Максим вел себя непонятно, словно сторонился Леры. Они перекинулись всего несколькими фразами, и он куда-то исчез. Потом кто-то сказал, что несколько скинов во главе со Штыком отправились по больницам, разыскивая пострадавших членов бригады. С ними вроде бы поехал и Максим. Но почему он не предупредил ее, что уезжает. Очень странно.
Дед то пропадал, то возникал перед Лерой неожиданно и с каждым появлением от него все сильнее разило спиртным. Объявившись в очередной раз уже за полночь в сопровождении довольно-таки окосевшего Витька, дед сказал, что мать велела ему привести Леру домой. И чтобы безо всяких там яких.
– Все равно ничего ты тут не выстоишь, – убеждал дед. – Пока завалы разгребут… То да се… В общем, в любом случае до утра нужно ждать.
– Это точно, – подтвердил Витек. – Ночью с нами никто разговаривать не будет. Пойдем, Лера.
Она настолько устала, что позволила безропотно себя увести.
Мать говорила по телефону. Дед и Витек расположились на кухне. На столе появилась опорожненная наполовину бутылка водки. Распаляя себя алкоголем, они философствовали чисто по-русски, сразу обо всем: осуждали террористов, ругали власть, армию, милицию, депутатов, вспомнили мизерные пенсии, сумасшедшую квартплату, костерили дороговизну продуктов, падение нравов, рост преступности, горевали о развале Союза, великого и могучего, жалели народ, себя, молодое поколение и всю несчастную Россию, которую неминуемо толкают к погибели политики, евреи и олигархи, продавшиеся западному капиталу свои же… русские.
Лера любила эти посиделки, называла их «кухонными университетами», слушать деда и Витька было интереснее, чем высиживать в школе на уроках истории. И несомненно, полезнее. Весь сумбур этих нескончаемых разговоров двух стариков, непременно под водочку, о судьбе страны, жидовской революции, раскулачивании, коллективизации, сталинских репрессиях, войне, коммуналках, карточках, развенчании культа, дури Никиты, склерозе Брежнева, сильной руке Андропова, дружбе и вражде с китайцами, диссидентах, освоении целины, войне в Афганистане, распаде СССР – все это громоздилось в Лериной голове так же сумбурно, как и преподносилось, постепенно складываясь в какое-то зашоренное мировоззрение. Но сейчас ей не хотелось никаких разговоров. Вообще ничего не хотелось. Ни есть, ни спать, ни даже курить, Только жажда мучила. Она пошла в ванную, открыла кран. И вдруг увидела свое отражение в зеркале и не узнала себя. Казалось, за эту ночь она повзрослела года на два.
ГЛАВА ПЯТАЯ
С момента теракта прошло сорок дней. Про Катю все часто вспоминали, и на каждой даже самой развеселой пьянке поднимали за нее стаканы.
Здание школы обещали отремонтировать к новому учебному году. А пока всех учащихся распределили по другим школам района. Десятый класс Лера закончила как обычно, на «пять» и «четыре». Но оценки мало ее волновали. Учеба вообще отошла на десятый план. Все, кто стал участником этой трагедии, и родители погибших, и те, кто проходил курс лечения в больницах, и очевидцы до сих пор переживали стрессовое состояние. Лера занималась с психологом, но не особенно это ей помогало. Правда, воспоминания о девочке из еврейской школы и об Айне перестали ее преследовать. В душе ее жила постоянная тревога, сознание напряженно работало, она чувствовала, что становится другим человеком, каким – еще не могла объяснить, и никто бы ей этого не объяснил, но другим. И ей просто необходимо было понять себя. Как же трудно жить, когда ты сама себя не понимаешь.
Правительство Москвы обещало выделить денежную компенсацию пострадавшим при теракте. Что же, благодарить за «заботу». ВЫ НЕ ЗАЩИТИЛИ! А теперь хотите откупиться?
Лера смотрела очередную серию «Солдаты» на DVD, одновременно болтая по телефону с Юлькой. А в это время весь состав бригады подтягивался во двор. Один за другим бритоголовые и фанаты со всего района спешили к Штыку. Он готовил что-то необычное. Было видно, что он волнуется. Он часто курил мелкими затяжками, не мог устоять на месте. Ходил вокруг соратников, словно оценивая – готовы ли они к чему-то… Он дождался Леру и остальных. Как обычно, выбрал себе пьедестал, на этот раз – лавочку. Одернул черную олимпийку и начал:
– Итак, седня полный состав! Но не думайте, у нас не выезд в Одинцово, все гораздо круче. Короче, я говорил вчера с Быковым – из группировок скинхедов создаются штурмовые отряды. Я не знаю, за какие заслуги нас приметили фюреры РПР, ну, в общем, нас пригласили на «Авиамоторную» в двенадцать. Дело добровольное. Добровольное, повторяю! Вопросы есть?
– А на хрена это надо? – спросил Дима.
– Грядет национальная революция, которую возглавит Сергей Быков. Нами и РПР движет одна идея! Идея чистой Москвы и возрождения национал-социализма! Я горжусь вами, вы – отличные бойцы! Но я никогда не смогу научить вас тому, чему вас научит Быков. Я не настаиваю, но хочу, чтобы вы доверились старому волку. Зиг хайль!
– Зиг хайль! – в добрых полсотни глоток ответили бритые и полсотни правых рук вскинулись вверх, рассекая воздух.
Кто-то из «Штыков» только и мечтал пополнить ряды РПР, кто-то, наоборот, презирал эту партию, кому-то было все равно. В общем, отношения к Быкову были самые разные. Но тем не менее все как один двинулись за лидером к метро, как обычно распивая пиво и распевая песни:
Мы ненавидим иммигрантов,
Мы ненавидим дегенератов,
Любим ПИВО, любим «Ой!».
Эта страна для нас с тобой!
Эта наша с тобой страна,
Мы будем бороться за свои права!
На «Авиамоторной» их встретил скин, знакомый Штыку, и они пошли в какой-то двор. Штык приказал выстроиться в колонну по десять человек в ряд. В итоге получился боевой прямоугольник. Штык сам встал в строй, а Санек, тот самый скин, проверил точность построения и сказал: «Слава России! Короче, командир ваш – Медведь. Он порядок и дисциплину любит, так что стойте смирно. Медведь кого угодно завалит, если надо».
Санек зашел в подъезд. Скины тревожно переглядывались. Лера стояла в первом ряду, как обычно. Она, как, впрочем, и многие ожидала увидеть этакого шкафа «два на два» с бритым бычьим затылком, кулаками по пять кило каждый и туповатым выражением лица. Но, спустя минуту, из подъезда вышел невысокий парень, лет девятнадцати в черном бомбере с воротником и поднятыми рукавами. На тщательно разглаженных голубых джинсах болтались спущенные триколорные подтяжки. Было видно, что парад для него – дело чести, он видимо долго с ним возился, прежде чем выйти куда-нибудь. Он был худым, но держал осанку. Череп не сиял лысиной, что последнее время стало входить в моду у скинов. Выкинув сигарету, парень подошел к бригаде и оглядел ее. Гусь – массивный пацан, всегда завидовал обладателям пронзительного волчьего взгляда. Просто у Гуся были очень добрые глаза, а своей мускулатурой он уже никого не пугал. Вот ему бы взгляд Медведя. Тот вглядывался в каждого, и казалось, будто он подсчитывает, на которой секунде боец прячет глаза или краснеет. Медведь остановился на Штыке.
– Ты лидер? – низким голосом спокойно спросил Медведь.
– Да, я Штык.
– Выйди сюда. – Штык сделал шаг вперед.
– Че за братва, чем прославлены, откуда?
«Юго-Восточные Штыки». Пятьдесят семь человек. ЮВАО. Налет на еврейскую школу в центре, разгром рэперского магазина. Многочисленные рейды по собакам в Одинцовском направлении.
– Ну, если ты жидов себе не приписал для рекламы, то вы молодцы. Много шуму навели… молодцы. Я Медведь. Короче, слушайте сюда. Вы теперь – фашио № 8 – боевая сила РПР. Будете получать задания, выполнять их и отчитываться Быкову через меня. Вы – часть национальной революции. Штык должен пройти политзанятия, он время от времени будет меня замещать. А вы свободны. В среду вызову. Главное, делайте, что я говорю.
