Роман Перин - Руна жизни
Блядика удивляло, как бывшие «красные директора» без особого сопротивления шли на приватизацию своих предприятий, заранее понимая, что их ждёт гибель. Замаячившие большие деньги превращали «закалённых партийцев» в послушных псов. Блядик быстро понял гнилую сущность кадрового отбора в КПСС и уже не пугался партийной биографии и наград «верных ленинцев». Они продавались в своём большинстве так же легко, как и бывшие комсомольские вожаки. Не создавали особых проблем вчерашние и действующие сотрудники КГБ: их кадровый отбор тоже не отличался качеством. Блядик как профессиональный разведчик хорошо знал, что миф о всемогуществе КГБ раздувало ЦРУ, чтобы выбивать под себя дополнительное финансирование. Тысячи сотрудников КГБ, с 1954 по 1988 годы. побывавшие в заграничных служебных командировках, перебежали на Запад, и сотни стали двойными агентами — такими «результатами» не может похвастаться ни одна разведка в мире. А с началом перестройки сдавались целые страны. Так была предана «Штази» ГДР. А уж после того, как на глазах главных чекистов в 1991-ом горстка обкуренных панков и профессиональных диссидентов разобрала «железного Феликса», чей бюст, как тотем, стоял в каждом кабинете обширной сети КГБ, все поняли, что КГБ уже нет. Поэтому бывший осведомитель КГБ не испытывал перед Комитетом никакого трепета. Блядик совершенно не чувствовал активного присутствия Комитета в политической и экономической жизни страны. Ельцинская Россия стала «Клондайком» для всех разведок мира, которые не могли понять, куда делись люди, на которых держалась эта страна — вчерашняя империя. Куда делись люди, на которых стоял СССР, не мог понять и Блядик. Ведь кадровый состав руководства «Новой России» на 90 % был из вчерашних членов КПСС не последнего ранга. Блядик с этим вопросам обращался к ведущим аналитикам «Моссада», которые в ответ хитро улыбались и разводили руками.
Блядик только однажды столкнулся с человеком, помешавшим ему прибрать к рукам нужное предприятие. Он возник странно, из ниоткуда. Когда все заинтересованные лица собрались для окончательного утверждения документов в ресторане одного из друзей Блядика, он бесцеремонно сел за стол и жёстко спросил:
— Господа, на каком языке предпочитают разговор?
Все присутствующие переглянулись, не до конца понимая ситуацию и вопрос.
— Хорошо, будем разговаривать на русском, — продолжил мужчина лет шестидесяти, достав из пиджака записную книжку. — Итак, вы хотите сожрать одно из системообразующих предприятий. Я против.
— «Баба Яга против», есть такой детский мультик, — сказал один из присутствующих, но сразу стушевался, встретившись с незнакомцем взглядом.
— Я не верю ни в коммунизм, ни в демократию, ни в Христа, даже в народ не особо верю, вот только, может, в Бабу Ягу. Поэтому когда некоторые из вас обнаружат завтра утром в своих почтовых ящиках «письма счастья», то имейте в виду: это только малая часть того, что у меня есть на вас. И учтите, информацией я не торгую. Если вы положите в карман предприятие, вся информация о вашем «светлом прошлом» будет отдана журналистам от Москвы до Камчатки. О зарубежных изданиях я тоже побеспокоюсь, — он оглядел всех присутствующих, что-то чиркнул в записной книжки.
— Приятного аппетита, господа.
Блядик заметил, что незваный гость пишет дорогой ручкой Parker и одет в костюм от хорошего портного.
— Как вас зовут, если можно? — быстро спросил Блядик, боясь упустить хоть клочок информации о человеке, ставящем условие людям, способным принести горе в любой дом.
— Меня, Миша, зовут Николай. Привет Шабтаю Шавиту, — он взглянул на часы и стремительно удалился.
За всё пребывание в России в роли разведчика у Миши Блядика впервые по позвоночнику пробежала холодная струйка страха. Сегодня он встретил человека, который, как бы между более важными делами, спутал ему карты и передал привет директору «Моссада». Интуиция подсказывала Блядику, что этот Николай не блефовал.
— Я понимаю так, что после такого внезапного наезда разговора не получится, вы все в ожидании обещанных «писем счастья», — Блядик говорил бодро и быстро, стараясь скрыть волнение, — поэтому предлагаю встретиться завтра, у меня.
На завтра никто не пришёл. Все, от кого зависела судьба предприятия, от сотрудничества с Блядиком отказались. Что было в «письмах счастья» капитану израильской разведки догадаться было не сложно, там должен был быть компромат бронебойной силы. К тому же, хитрый Николай предупредил, что он не продаётся, и ему все поверили. Оставалось узнать, откуда этот информированный тип, бросивший вызов «Моссаду».
«…Крах Российской империи не привёл к гибели империи, напротив, Сталин даже прирастил территорию. Были люди, были кадры. Эти люди родили детей, воспитали их по своему образу и подобию. Куда иссякла созидательная энергия нации при полном биологическом сохранении её численности? Почему гражданская война, страшный голод не убили империю, а перебои с продовольствием в девяностые годы двадцатого века разрушили страну? Народ не верил в коммунизм ни при Сталине, ни при Горбачёве — идеология тут не может являться топливом созидательной энергии нации этих исторических периодов. Может, это неожиданная мысль, но мне она кажется верной: всё дело в уровне влияния разрушительных сил. Степень созидательного полностью объясняется низким уровнем влияния разрушительного. Если научный или трудовой коллектив работает даже на 60 % своих возможностей, он достигнет успеха, но при отсутствии в коллективе силы, даже на 10 % целенаправленно работающей на разрушение. Замкнутая система может перемолоть лентяя, дурака, но не антисистему. Раковая клетка по сравнению со всей махиной человеческого организма ничтожно мала, но она съедает человека. Насколько дольше проживёт человек, поражённый раком, полностью зависит от того, на какой стадии обнаружили заболевание. Так и с государственным организмом.»
Пикин достал лист из печатной машинки и передал Базунову.
— Вот, Николай Евгеньевич, ваш текст для выступления перед ветеранами КГБ и вашей мутной «партразведки». Если бы не «слухи» о моих антисемитских взглядах, я бы мог стать «золотым пером» года. А так перед моей фамилией пишут «известный антисемит».
Базунов прочитал текст, на секунду задумался.
— Недаром прошли наши беседы. Молодец: коротко, мудро, профессионально. Насчёт «антисемита» не переживай, в этом строю много великих. Я назначаю тебя «золотым пером» добрых дел, — Базунов достал свой Parker с золотым пером и вручил удивлённому Пикину.
— А вы, буржуй, паркерами разбрасываетесь. Спасибо, оставлю для автографов. Насчёт всемирного строя «великих антисемитов» я знаю, да дело в том, что все они жили в другие времена:
«На их стороне, хоть и нету законов, -
Поддержка и энтузиазм миллионов».
— Времена, Андрей Романович, как вы знаете, не выбирают. Сейчас многие порядочные люди и честные патриоты пройдут через ярлыки «антисемит», «фашист» и новояз «красно-коричневый». Это плата за беспечность. Единственное, что я могу предвидеть, нам не придётся бежать из своей страны и работать таксистами, как это пришлось сделать русской аристократии после 1917-го.
— Почему вы в этом уверены?
— Мы знаем больше чем они, у нас страшный исторический опыт. Мы насильно мудрее. Вот им, а не Россия, — Базунов сделал фигу и ткнул ей в лежащую на столе газету «Смена». Пикин рассмеялся.
— У них таких газет много.
— Надо положить прибор на их газеты и создавать свои…
Напиши книгу, которую
Глава четырнадцатая
— А ты знаешь, с кем я встречался час тому назад? С твоим теневым хозяином на выборах, с капитаном израильской разведки, — сказал Базунов и выбил мелодию «Бони Эм» из песни «Распутин», отстукивая ладонями на краю стола.
— Неужели с Блядиком?
— Да, нам удалось на него выйти как раз за неделю до большой сделки. Судя по всему, твой следователь не врал, действительно взрыв вашего штаба с его подачи.
— Откуда мелкий следак может знать шпиона?
— Ну, это мы знаем, что он шпион, а следователь его знал как однокурсника по институту. Блядик, узнав, что бывший приятель работает в органах, прибегал к его услугам. Так тот и узнал, что он курирует выборы Жаждина.
— А как вы вышли на него?
— После твоего рассказа мы стали изучать биографию Блядика и нарыли целую сеть, созданную им.
— Вы мне позвонили месяц назад, через семь лет после случайной встречи на почте. Я рассказал вам о своей проблеме, и вы через три недели узнаёте о нём всё.
