Владимир Корнилов - Демобилизация
— Теккерея? Что ж, хорошая книга. Понравилась?
— Только начал, товарищ полковник, — выдавил из себя Борис.
— Советую продолжать.
— Некогда читать. Он сам писатель, — хмыкнул капитан Зубихин. — Вчера, товарищ полковник, я машинку у него попросил, так он, понимаете, пожалел. Самому, сказал, нужна.
Курчев покраснел и промолчал, и полковник, тоже ничего не ответив капитану, снова спросил:
— Ну, хорошо. Книги — книгами, а журналы читаете?
— Редко.
— А какие редко?
— Какие есть. «Огонек», «Знамя»…
— И «Новый мир»? Про искренность…
— Нет, — соврал Курчев.
Эту статью он читал у Сеничкиных. Алешка заходился от статьи, а Борису она не так чтоб чересчур понравилась и в полку разговоров о ней он не вел.
— Что — нет? — повторил полковник.
— «Закон чести» не читал, — сказал Курчев, работая под идиота.
— Я не про пьесу спрашиваю, а про статью «Об искренности в литературе».
— А, — сказал Курчев. — Не читал.
— Как же вы, педагог, литератор, а не читали?
— Я кончал исторический.
— Понятно. А «Вопросы истории» читаете?
— Читаю, — кивнул Борис.
— Это хорошо. Кажется, вы в аспирантуру собираетесь?
— Мне отказано в демобилизации, — ответил Борис.
— А если на заочную?
— Ездить далеко, а месяц отпуска для архивов мало.
— Да, мало… — согласно вздохнул полковник, словно сочувствовал лейтенанту. — И все-таки добивайтесь заочной. Вы человек грамотный, политически подкованный. Член партии?
— ВЛКСМ…
— Пора в партию. Иван Осипыч, что ж ты кадры не растишь? — снова повернулся к замполиту.
— У него с дисциплиной не ладится, — буркнул подполковник.
— Вот бы ни за что не подумал! — покачал головой смершевец. Грамотный парень, высшее образование, а дисциплина, понимаешь, никуда. Ну и ну, — усмехался непонятно над кем — Курчевым, замполитом или вообще над армейскими порядками.
— Может, газет не читаешь, лейтенант, а? — вдруг перешел по-отечески на «ты».
— Читаю, — сказал Курчев.
— Про футбол, небось, или про шахматы? «Смотри, угадал, — удивился Борис. — Или донесли?»
— Про все читаю, — сказал вслух.
— Ну, да. Будто я молодым не был? Был. И вроде тебя, больше легким полом интересовался. Он как на этот счет, Иван Осипыч?
— Да нет. Ничего такого не замечено… — развел ручками подполковник.
— Да? — удивился смершевец. — А я тут видел — у вас настройщицы подходящие. Красивые даже есть! — подмигнул Курчеву и тот подумал: «Неужели, падло, знает про Вальку? Нет, на пушку берет».
— Газеты надо читать, — посерьезничал вдруг полковник. — «Звездочку» штудируешь, лейтенант? Нет? А нашу окружную? Скучная, не спорю с тобой, а всё равно надо. Кому же, как не тебе? Или ты штатские больше читаешь? «Вечерку», например?
— Ее здесь нет.
— Здесь — понятно… Ну, а в Москве читаешь?
— Нет.
— Так-таки не читаешь? — испытывающе смотрел на лейтенанта смершевец, будто чтение «Вечерней Москвы» было делом подсудным.
— Мне ее негде брать, товарищ полковник. За ней очереди.
— Да, — вздохнул корпусной. — Ходкая газетенка. Ну, а все ж какую-нибудь покупаешь. Завернуть что-нибудь или в автобусе почитать от скуки.
— Вряд ли, — пожал плечами Борис. Он все ждал, скоро ли они вернутся к «малявке».
— Покупаешь самую какую ни есть неходкую? «Медицинский работник», например? Или дома газеты берешь?
— У меня нет дома, товарищ полковник.
— А в Москву к кому ездишь?
— Так… Ни к кому. Проветриться.
— А, понимаю. Закладываешь?
— Нет, не особенно.
— Не пьет он, Иван Осипыч?
— В рамках, — ответил замполит, пытаясь изобразить улыбку, но его круглое лицо по-прежнему оставалось уныло-неподвижным.
— Значит, пьешь средственно, а газет не покупаешь? — усмехнулся полковник. — А может, покупаешь все-таки? Заворачивать грязное белье во что-нибудь надо.
«Чего тянет?» — никак не мог понять Курчев. Оттого, что приходилось быть начеку, голова уже не так болела и жар не слишком донимал, но Борис не знал, надолго ли хватит сил и не взлетит ли температура, а этот зараза-корпусник не торопился. Приставал с какими-то газетами.
— Мне здесь стирают, — ответил Борис. — Женщина из деревни приходит.
— Ну, ладно. Ничего у нас с тобой, товарищ лейтенант, не получается, печально вздохнул полковник. — А кроме тебя, понимаешь, некому…
Курчев недоуменно уставился в жестоковато-бурое худое лицо смершевца.
— Да. Кроме тебя некому. Мы всех проверили.
Больше добродушия в полковнике не было. «Теперь, как пленного, начнет трясти», — решил Борис. Но что от него нужно корпусному, по-прежнему не понимал. И зачем тут молчаливый бесцветный майор — тоже было непонятно.
— Вот. Вы это привезли. Больше некому, — снова переходя на «вы», сказал полковник и вытащил из-за стола — видимо, из портфеля — сложенную вчетверо «Строительную газету». На левой свободной от текста кромке газеты был разорванный след от дырокола. По-видимому, газету сначала подшили, а потом выдернули из подшивки. Этот самый рваный след Курчев заметил раньше фотографии, которая лишь краешком выступала за сгиб газеты.
— Это не моя, — покачал головой Курчев.
— Да не эта. Другая. За то же число. Вы ее привезли в часть.
«Ну и ну», — подумал Борис. Он все еще ожидал разговора о машинке.
Полковник развернул газету, фотография изображала какое-то заседание. На трибуне стоял Маленков.
— Узнаете? — спросил полковник.
— Георгий Максимилианович, — четко сказал Курчев, потому что вчера это имя-отчество аккуратно отстукал на машинке.
— Газету узнаете? — резко повторил полковник.
— Нет, — помотал головой Курчев. — Не читал.
Он еще раз взглянул на фотографию. За спиной Маленкова, на скамьях повыше сидели, по-видимому, члены Президиума. Клише было не очень ясным, к тому же лейтенант был близорук.
— Очки наденьте, если не видите, — с издевкой сказал полковник.
— Слушаюсь, — Борис полез в карман кителя.
Теперь, в окулярах, он разглядел за спиной Маленкова Берию и улыбнулся. Газета была годичной давности — за 15 марта 1953 года.
— Узнали?
— Враг народа Берия.
— Газету узнали? — повторил полковник.
— Газету — нет. Меня тогда в части не было. Можете справиться. С февраля по май я находился в командировке — завод почтовый ящик…
— А в День Пехоты? — не выдержал капитан Зубихин. Он весь покраснел, набычился. Короткая шея готова была распороть воротник кителя.
— В День Пехоты я ходил к начфину в… — отчеканил Курчев, называя окраину Москвы. — Это рядом с заводом.
— Вы свободны, лейтенант, — холодно сказал полковник.
— Разрешите одну минуту, Андрей Тимофеевич, — повернулся красный, как свекла, полковой смершевец к корпусному.
— А это что? — вытянул он из-за спины фанерный щит и положил на стол перед поднявшимся уже лейтенантом. Верхнюю часть щита он прикрыл развернутым ЦО строительного министерства.
— Стенгазета, — ответил Курчев.
Собственно, это была не простая стенгазета, а стационарка, ленинка, как ее когда-то называли, размером в небольшую классную доску. Заметки в этой стенгазете не наклеивались, а вставлялись в специально прорезанные пазы. Каждый столбец отделялся от другого тоненькими переборочками.
— Твоя стенгазета? — спросил капитан.
— Нет. Не я редактор.
— Машинка, спрашиваю, твоя? Ты печатал?
— Я. А подписано — подполковник Колпиков, — усмехнулся Борис.
Он слегка привирал. Дело в том, что и печатал и писал заметку он сам. Подполковник был не шибко грамотен и часто просил Курчева сочинить ему доклад или составить конспект для политзанятий.
«Ну, теперь из-за этой заметки он нахлебается», — подумал лейтенант. Подполковник действительно сидел красный и смущенный. Капитан сидел красный и злой. Майор по-прежнему молчал. А полковник закурил «казбечину», предоставив капитану самому выпутываться из дурацкого положения.
— Значит, печатал? — злорадно вскрикнул Зубихин. — Печатал. Так? А смотри, на чем ты печатал?! — он отшвырнул газету и показал верхнюю часть стационарки. Справа от заголовка «ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!» была наклеена та же газетная фотография с выступающим Маленковым и сидящим над ним врагом народа Берия.
— На этом я не печатал. Это в каретку не влезет, — с насмешкой ответил Курчев. — Мне домой листки принес Хрусталев, я на них и печатал.
— Можете идти, лейтенант, — снова сказал полковник и поставил фанерный лист на подоконник.
— Слушаюсь. — Борис снял очки, поднялся, козырнул и вдруг, задержавшись взглядом на газете, улыбнулся и все понял. Ему даже стало жаль этих двух незадачливых смершевцев, у которых нет других дел, как гонять за столько километров ради миллиметрового изображения их бывшего начальства.