Айрис Мердок - Время ангелов
Лео изумленно посмотрел на нее, затем рассмеялся:
— Да! Во всяком случае я отдам их. О Боже! Ты довольна мной, Мюриель?
— Но ты все еще связан со своей сочувствующей пожилой дамой?
— Да. Я не могу сейчас думать об этом, но найду какой-нибудь выход. Послушай, дорогая, ты мне всерьез говорила о своей кузине?
Мюриель отвернулась от него. Перед ее взором мысленно предстала картина: душная тьма, что-то жужжит в глубине комнаты, как рой пчел. Она быстро повернулась к Лео:
— Да.
— Пойми, я не полный дурак, — сказал Лео, — хотя часто прикидываюсь дураком, но здесь все будет в порядке. Я очень хочу познакомиться с твоей кузиной, просто познакомиться, что бы ни случилось потом, даже если ничего не произойдет. Я думаю о ней постоянно с тех пор, как ты рассказала мне, и не могу отказаться от романтических грез. Если ты позволишь мне познакомиться с ней, клянусь, я не подведу тебя и буду делать все, что ты скажешь.
— Хорошо, — сказала Мюриель.
— Ты не расскажешь мне немного о ней? Какая она?
Мюриель стиснула зубы. Внутри нее что-то завибрировало, и она, почувствовав, что вот-вот снова хлынут слезы, встала.
— Не сейчас. Как-нибудь в другой раз. А теперь я должна идти.
— Я сказал что-нибудь не то?
— Нет.
— Не сердись на меня, Мюриель.
— Я не сержусь.
— Не грусти.
Подойдя к двери, Мюриель почти споткнулась о Лео. Он опять неловко обнял ее, и она на минуту горячо прижалась к нему Когда она вышла, то услышала голос Пэтти, все еще доносившийся из комнаты Юджина.
Несколько минут спустя Мюриель неслышно вышла из парадной двери. На улице стояла тишина. Туман стал чуть менее плотным, и воздух наполнился снегом. Огромные мягкие белые снежинки бесшумно кружились вокруг нее и, казалось, коснувшись земли, снова поднимались и летели по воздуху, рисуя узор, от которого рябило в глазах. Они падали столь обильно, что заполнили атмосферу холодом, как густым неласковым мехом. Мюриель отбросила их от лица и, опустив голову, пошла вперед. Снег скрипел под ногами. Внезапно перед ней выросла укутанная фигура и прошла мимо, направляясь к дому священника. Она напоминала миссис Барлоу.
Мюриель быстро шла, не глядя куда, и пыталась размышлять. По крайней мере способность думать, казалось, вернулась к ней. Она подверглась сильному давлению. Карел употребил свою власть, и, хотя он не произнес особых угроз, в его силе ощущалась скрытая опасность. Но чем он мог ей угрожать? Мюриель боялась потерять связь с реальностью. У нее не было времени подумать между разговором с Карелом и встречей с Лео, и все же она инстинктивно уцепилась за возможность как-то использовать Лео. Она боялась Карела, опасалась ослушаться его. Но еще больше она боялась чего-то другого — изоляции, паралича воли, превращения мира в нечто маленькое, сонное и огороженное, как внутренняя часть яйца. Ей казалось, будто Карел пытался вовлечь ее в какой-то дьявольский заговор или, скорее, загипнотизировать ее, привив чувство неизбежности. Ей нужна была резкость, даже абсурдность Лео, чтобы убедить себя в своем собственном независимом существовании.
Но почему она думала о словах Карела как о дьявольском заговоре? Если это и был заговор, то она в нем давно участвовала. Она никогда не сомневалась в том, что Элизабет больна и нуждается в защите от потрясений окружающего мира. Она была главной защитницей Элизабет от этих потрясений, и сама намеренно создала тот будуар, в котором теперь Элизабет казалась такой пугающе сонной и оцепеневшей. Все это воспринималось как необходимость. Доктора приходили и уходили, качали головами, предостерегали против напряжения и рекомендовали полный покой. Элизабет была инвалидом и вела жизнь больной. Что здесь таинственного?
«Почему я не могу относиться ко всему этому проще?» — размышляла Мюриель. Возможно, Элизабет и должна вести такую тихую жизнь. Но почему она так изолирована от людей? Карел внес какую-то путаницу в отношения, и теперь нужно все расставить по местам. Это не такое уж не допускающее никаких отступлений дело. Почему бы Мюриель не пойти к отцу и твердо и прямо не заявить ему о своем мнении — Элизабет нужно общество и почему бы для начала не познакомить ее с Лео Пешковым? В предложении не было ничего ужасного. Так почему ей тотчас же показалось, что было?
Вот что ей нужно сделать — объяснить все Юджину. Он здесь, он благоразумный, и мысль о том, чтобы привлечь его, успокаивала. Но одобрит ли он идею познакомить Лео с Элизабет? А почему бы и нет? Однако самой Мюриель осуществить этот план теперь казалось так же дико, как, например, разбить зеркало. Разумному постороннему человеку эта идея показалась бы вполне обычной. Хотя, чтобы посторонний действительно понял ситуацию, не придется ли его слегка заразить своим мрачным восприятием событий? Но удастся ли ей это? Не угаснет ли тогда тот огонь и не покажется ли совершенно нереальным? Может, он действительно не настоящий? «Я должна поговорить с Юджином», — сказала себе Мюриель. Но, воображая свою беседу с ним, она представляла себя заключенной в его объятия.
— Мюриель!
Мюриель отпрянула, поскользнулась и чуть не упала с тротуара. Рядом с ней в коричневато-белом вихре снегопада стояла какая-то фигура. «Где я?» — было первой мыслью Мюриель. Она брела наугад, и теперь кто-то окликнул ее по имени.
— Мюриель…
Мюриель узнала Нору Шэдокс-Браун.
— А, привет…
— Моя дорогая девочка, какая удача, что я встретила тебя. Я как раз собиралась зайти к вам. Этот коричневый демон у дверей всегда говорит, что тебя нет. На этот раз я намеревалась назвать ее лгуньей, и надо же, встретила тебя!
— Да… — сказала Мюриель. Она ощущала себя настолько отрезанной от Шэдокс, столь безразличной и неспособной понять ее, что, казалось, едва ли стоило отвечать.
— Мюриель, я хочу серьезно поговорить с тобой.
— Все это не имеет значения, — сказала Мюриель. Ей хотелось поскорее отделаться от Шэдокс, но у нее не было сил что-то выдумывать.
— Что ты сказала? Послушай, нет смысла стоять здесь в такой снегопад. Кажется, ты умираешь от холода. Надеюсь, ты не спешишь? Отсюда недалеко до моего дома. Мы сможем дойти за пять минут. Быстрая ходьба согреет нас. И никаких разговоров по дороге! Идем быстрым шагом!
Нора просунула руку под локоть Мюриель и потянула за собой. Их ботинки проваливались в снег. Хлопья, как холодная вата, залетали в их тяжело дышащие рты. Говорить в любом случае было невозможно.
В первый момент Мюриель слабо посопротивлялась.
Мысленно тяжело вздохнув, она с возмущением ощутила, как рука Норы сжала ее локоть в ее бедро прижалось к ней. Затем ей стало все равно, и она позволила потащить себя вперед. Она даже закрыла глаза и впала в своеобразный транс.
— Вот мы и пришли. Вверх по ступеням. Я обитаю наверху. Внизу никто не живет. Но ты же была здесь прежде.
Мюриель действительно была здесь однажды по случаю, который предпочитала не вспоминать — тогда Шэдокс пыталась убедить ее поступить в университет.
Внезапное тепло гостиной почти причинило боль. Постепенно отогревающиеся ноги ломило, а прикосновение пламени, казалось, обвела контуром ее лицо. Машинально Мюриель сняла пальто и шарф и положила их на стул. С трудом стянула с себя перчатки. Руки окоченели и побелели от холода. Она засунула одну руку под мышку и крепко сжала, будто ожидая услышать, как она сломается. Ее руки болезненно ныли., Мюриель поняла, что готова снова заплакать. Она почувствовала, как слезы наполняют глаза. Что бы ни произошло, она не должна плакать в присутствии Шэдокс. Подойдя к окну, она хрипло откашлялась в носовой платок.
— Ну и денек! — воскликнула Нора. — Садись, Мюриель. Я думаю нам обеим необходимо, подкрепиться! Я заварю нам кофе. Извини, я покину тебя на минуту.
Мюриель продолжала стоять, вытирая лицо носовым платком и глядя на непрекращающийся снегопад. Снег заполнил воздух так, что отдельных снежинок не было видно; Он напоминал огромное курчавое белое одеяло, которое медленно встряхивали за окном. Снова открылась дверь, и звякнул поставленный на стол кофейный поднос.
— Ты выглядишь как беженка, дитя мое! Садись, пожалуйста, и расскажи, как у тебя дела. Тебе следовало ответить на мое последнее письмо, не правда ли? Это было бы вежливо.
— Извините, — сказала Мюриель. Она вернулась кохию и села. — Но я была так подавлена с тех пор, как приехала в Лондон. — Ей не следовало говорить так. Это было как раз то, чего ожидала Шэдокс.
Нора минуту-другую молчала, изучая Мюриель, затем сказала:
— Думаю, тебе лучше рассказать мне обо всем. Мюриель огляделась. Гостиная Шэдокс осталась точно такой же, как она ее помнила. Огонь пылал на каминной решетке, отбрасывая блики на большой каминный прибор с медными ручками. На каминной полке стояли белые фарфоровые чашки с элегантным цветочным узором. Белые деревянные книжные полки разместились в нишах. Книги Норы, все еще в суперобложках, казались такими же чистыми и аккуратными, как и ее фарфор. Цветистый мебельный ситец на стульях слегка поблек и приобрел приятный, как бы присыпанный пудрой оттенок. Превосходные репродукции современных французских художников висели на стенах. Обои были покрыты крошечными розочками. Мюриель с изумлением обнаружила, что вздохнула с облегчением.
