Александра, Плотникова - Нф-100: Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью
- С моего "Стремительного" -- хватит, - уверенно заявил Лаккомо. - Дай мне своих хакеров и вскоре, я обещаю, у нас будет достаточно данных о том, из кого таких красавцев делают.
- Сколько?
- Двадцать мест за терминалами корабля найдется.
- Но нужно продолжать поддерживать секретность, - строго напомнил Эйнаор. - Если необходимо -- даже самим гасить слухи.
- Нашёл, кого учить, - не удержался от лёгкой язвительности Золотой Журавль и улыбнулся.
Зашипи он змеей в тот момент, сходство было бы поразительным.
- Хотя, - чуть сбавил тон король,- любой дополнительный полиморф нам для изучения и статистики не помешает.
- Я не могу просто так их списывать. Но... - вице-король на полсекунды умолк, обдумывая идею. - Вам достаточно будет их кристаллов? Без оболочки. Или, скажем, в другой оболочке?
- Вполне.
Разговор можно было считать оконченным. Вопросы иссякли, поток возмущения обмелел. Схлынуло грязной пеной всё накипевшее, и стало не о чем говорить. На Лаккомо запоздало нахлынуло чувство стыда -- он даже не поздоровался с братом, как явился. До чего довела эта проклятая служба... А сколько они не виделись? Десять месяцев? Тогда он ради исключения ещё приехал к нему на свадьбу. Но счёл весь церемониал настолько занудным, а гостей -- набившими оскомину, что уже через неделю забыл какого цвета было платье невесты и брата. Мда... Полагалось бы спросить, как они ужились.
От медленного падения в бездну собственного стыда Лаккомо спас брат. Продолжая какую-то невысказанную мысль, он пробормотал:
- И кто только придумал без спроса измываться над людьми и их памятью..
Но вице-королю было уже не до серьезных вопросов.
- Знай я кто это, - потягиваясь в кресле, сказал он, - привез бы этого отца идеи сюда, да скормил бы твоему намшеру в зоопарке. Десять лет уже зверюшка скучает по живому мясу. Скоро на посетителей кидаться будет.
И вот поди пойми его выражение лица -- шутит он или всерьёз.
- Не наговаривай на мою кису, - тем не менее пригрозил пальцем Эйнаор. - Я ей отборных овцебыков списываю.
- То-то она такая стройная, что лопатки блестят, - улыбнулся краешком губ Лаккомо.
- Кстати! - хозяина кабинета осенило, и он бойко вскочил с места, - Ты должно быть голоден с дороги.
- Только не общий ужин! - мигом выпалил брат, изобразив напуганный взгляд.
Эйнаор легко рассмеялся, подошёл к Журавлю, и тронул его за плечо.
- Нет. И не беспокойся ты так. Тетушка в санатории с прошлого месяца. На грязях.
Что-то общее, ехидное проскочило в их взглядах впервые с момента встречи. Шутливые огоньки-задиры вспыхнули поверх напускной холодности и будто сожгли за раз обоим по семьдесят лет, возвращая в буйное детство.
- Неужели я в кои-то веки вознагражден судьбой и меня не будут пытаться женить! - всплеснув руками, с сарказмом воскликнул Лаккомо и встал. - А может, тогда по этому случаю зайдем в наш портовый ресторан? Уже три года скучаю по сангриловой рыбе.
- Надо же! - издевательски отметил Эйнаор. - Ты больше не боишься выйти в люди?
- Я потерплю, - с ухмылкой выкрутился брат.
И уже перед самой дверью, положа руку на управляющий камень охранного контура, король спросил то, что тревожило его.
- Кстати, между нами, Лакки, я хотел бы спросить твоё мнение.
- Да?
- Во всей этой истории тебя тоже больше всего смущает то, что им затирают память?
Лаккомо не заставил себя ждать с ответом.
- Нет. Нисколько.
- Почему? - слегка изумился король.
- Потому что это как раз объяснить проще всего, - спокойно пожал плечами Лаккомо. - Им есть, о чём молчать перед общественностью. Даже если они попадут к ней. Даже если им кто-то поставит голос. И вот о чём положено молчать полиморфам, Исток свидетель, я узнаю для всех нас.
Лишь в провинциях и на планетах-колониях показавшийся среди горожан монарх вызвал бы немое удивление. Жители Лазурного Берега относились к прогулкам братьев проще. Если "Золотой стражи" рядом мало -- значит, правители просто гуляют. Ничего интересного, и личного счастья от лишнего взгляда в лицо королю не прибудет. Если охраны много и назревает шумиха -- следует держаться поближе. Потому как визорных записей может не сохраниться и стоит лично приобщиться к зрелищу. А если золотых мундиров при королевской особе нет вовсе -- значит, правитель изволил остаться для народа инкогнито и можно сколько угодно пытаться разглядеть венценосного в толпе -- затеряется. Как им это удается, один Учитель знает. Сам же и объяснял.
На сей раз братья ограничились малым эскортом -- водителем и двумя охранниками, больше смахивающими на молчаливые тени. Открытый флаер почти беззвучно скользил вдоль аллеи, укрытой резными тенями крон. Прогретый летним солнцем воздух был пропитан приторно-сладким запахом цветущих пиней. Высоко над деревьями и крышами неторопливо проплывали в разные стороны серебристые стайки "воздушных рыб" - личный транспорт горожан. Торийцы не любили спешить и не любили суетиться. Правители молчали, думая каждый о своём, пока машина везла их в любимый портовый ресторан, где подавали помянутую сангриловую рыбу и любимых вице-королем улиток в сливочном соусе. Не клеилась беседа и за обедом. Всё-таки время и расстояние строят преграды даже между самыми близкими людьми. И уже ничего не значит то, что ты близнец и телепат, что способен услышать родную душу за многие сотни световых лет, ведь время -- утеряно. Жизнь развела безвозвратно по разным дорогам и для каждого нашла свои условия. Выросли мальчишки, подкладывавшие в суп любимой тетушке синих миног, от которых как минимум дней на пять синело лицо. Не гоняли больше на гидроциклах тайком от старших. Не сбегали от сотен нужных и не очень правил дворцовой жизни. И волосы одного успела пеплом присыпать первая седина...
Но всё же вихрь бесконечного "а помнишь?" поймал и закружил обоих, стоило только скрыться от посторонних глаз в самой заросшей части городского парка. Почти настоящий лес пьянил запахами, успокаивал тишиной. И разглаживались нервные морщинки на лице Золотого Журавля, улыбка опасливо заползала на лицо -- не прогонит? Говорил всё больше Эйни, генерал устало слушал. И как будто улеглась, свернувшись кольцами, нависавшая над плечом змеиная тень.
Вечером того же дня на планету тайно спустили Бэкинета. Притихшего полиморфа переправили в научно-исследовательский центр, пообещав извлечь из него всю полезную информацию, а потом отпустить, куда командование прикажет. Командование, разумеется, не собиралось держать на корабле машину, признанную разбитой и списанной. Нельзя было ни возвращать полиморфа в группу, ни тем более, держать его в том же шлюзе. Во-первых, это небезопасно, во-вторых, чужие любопытные носы никто не отменял. В-третьих, такого решения не поймет экипаж. И, наконец, в-четвертых, сам Бэкинет быстро свихнется от бездействия, сидя в тесном шлюзе. Нет, его следовало оставлять на планете, лучше всего -- на Тории, где ему гарантированно обеспечат и работу, и безопасность. Лучше выждать два-три дня, потом наведаться в Центр и спросить, не обнаружили ли ещё что-то новое. Потом спокойно пристроить железного бедолагу и заняться в полную силу подбором кадров для работы на корабле. А пока -- невиданная роскошь! - в распоряжении Лаккомо имелись аж целые сутки на отдых.
Но мысли по-прежнему крутились вокруг вороха предстоящих дел, и даже дворцовая тишина, которую не смели нарушать вышколенные слуги и придворные, не доставляла удовольствия. То ли дело собственный домик на берегу реки близ маленького провинциального городка. Скромный, одноэтажный дом под пологом прозрачного от солнечных лучей леса, увитый зеленью и укрытый настоящей, а не искусственно поддерживаемой тишиной. Жителям городка нет дела до того, кто обитает время от времени в домике с белыми стенами. Лаккомо вздохнул, глядя в потолок дворцовой спальни. В следующий раз он непременно поедет туда сразу же, как только спустится с орбиты. Сперва отдых, а потом уже разговоры с братом на свежую голову. А с другой стороны, какой, к дъеркам, отдых может быть при таких делах?!
Чёрная страшная усталость навалилась такой тяжестью, что вице-король никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, искал удобную позу, в конце концов вышвырнул вон почему-то мешающую подушку. Эгоистичный внутренний голос вкрадчиво нашептывал: брось всё, связываться с этим делом -- себе дороже, шею свернешь!
Нет, бросать нельзя. Теперь поздно. Потому что даже не по колено увяз во всём этом, по пояс. Шагни чуть дальше, и по горло засосёт. И ради чего? Ради Родины, где люди начинают перешептываться, а не продался ли их Золотой Щит со всеми потрохами федералам? Ради долга, которым все уши прожужжали с самого детства? Ради любви? К чему?..
"Ради самого процесса" - шепнул пробудившийся в глубине души безликий зверь. Голодный, жадный до азарта. "Ради Игры, в которой непременно нужно выиграть".
Капитан "Стремительного" заснул, забыв снять форму. В открытое окно влетел летний ветер, коснулся встрепанных волос, погладил мягкой лапкой по щеке. В эту ночь, вопреки обыкновению, снились ему не война и не космос, а дом на берегу реки. И кто-то выводил на струнном инструменте одинокую грустную мелодию, сидя на берегу под серебряной ивой.
