Джошуа Феррис - Безымянное
На крыльцо дома напротив вышла женщина и, встав в дверях, попрощалась за руку с вышедшей следом супружеской парой. Когда супруги удалились, она окинула взглядом улицу в обе стороны, словно дожидаясь кого-то еще. Тим заметил наклеенный под окнами плакат «Продается».
Он перешел дорогу и заговорил с женщиной, представившись партнером из «Тройер и Барр». Громкое название сработало, его сразу же пригласили посмотреть квартиру. Подтянутая, элегантно одетая, риелтор вела заученный монолог. Пока Тим любовался видом из глубоко сидящих окон, она стояла позади, у камина, и рассказывала, периодически уточняя у самой себя: «Так… Что же еще?» Тим смотрел на темнеющую улицу, пока его собственное неподвижное отражение не заслонило заоконный пейзаж.
— Можно выключить свет? — спросил он.
Риелтор прошла в кухню, стуча каблуками по паркету. Комната погрузилась в темноту, и отражение в стекле пропало. Освещенные окна через дорогу казались золотисто-янтарным лоскутным одеялом, наброшенным на бурый песчаник. Прохожие тянулись к своим бело-красно-коричнево-кирпичным домам неслышно, словно падающий снег. Тим решил позвонить Кронишу. Они его все равно не пустят назад. Но какая теперь разница?
— Замечательное расположение, — сказал он риелтору.
16Джейн стояла между высокими белыми колоннами портика, дожидаясь, пока Тим уложит ее сумку в багажник. Переменчивая погода со вчерашнего дня успела наладиться, и день стоял теплый и ясный. Они проехали к воротам под сенью едва проклюнувшейся листвы.
— Хочешь, прокатимся? — спросил Тим.
— Куда?
— А, все равно. Я не знал, захочешь ты сразу домой или сперва посмотреть, что в мире делается. Ты ведь давно нигде не бывала.
Она не знала, как сказать ему, что не хочет домой. Она вообще, похоже, не готова уезжать из клиники. Здесь повсюду цветы и улыбки, уверенные голоса врачей, аккуратно подстриженные газоны. Здесь нет соблазнов, нет груза компромиссов и вины, здесь у нее всего одна комната с одной-единственной кроватью и жизнь упрощена донельзя — до элементарного выживания.
— Прокатиться можно, — согласилась она.
— И погода подходящая.
— Приятно, когда ветер в окно. Давно я не сидела в машине.
— Ты рада, что возвращаешься?
Джейн не ответила.
— Говори как есть, не стесняйся.
— Да. Очень.
Держась подальше от скоростных магистралей, они колесили по нумерованным шоссе, которые в городках обретали названия и превращались в улицы. Остановившись у заповедника, они поставили машину на парковку, прошагали по тропинке к обрамленному цветами озеру и застыли на берегу, слушая тишину.
— Давай окунемся, — предложил Тим.
— У меня нет купальника.
— Голышом.
— Средь бела дня?
— А кто смотрит?
Джейн оглянулась — действительно, никого. Ни в воде, ни на дальнем берегу. Зайдя за деревья, они разделись, повесили вещи на сук и молча вбежали в пронизанную солнцем воду, которая оказалась куда холоднее, чем на пробу пальцем.
— А-а-а, боже! — воскликнул Тим, в панике рванувшись к жене, которая уже тянулась к нему. Крепко обнявшись, они били ногами по воде, описывая круги, клацая зубами, растирая друг друга ладонями и гадая вслух, сколько они так продержатся. — Настоящая пытка.
— Бодрит, — заметила Джейн.
— Глупая затея.
— Твоя.
— Правда, глупая. Готова?
— Мы же только залезли.
Они помчались на берег, к вещам. Тим вытер жену своей майкой и, замерев, поцеловал ее грудь. Покрасневшие соски отвердели от холода, и Джейн, положив руку мужу на затылок, заставила его прижаться горячими губами покрепче. Опустившись на колени, он мягко прислонил Джейн спиной к дереву. Она раздвинула ноги, прижимаясь ягодицами к грубой коре, вцепилась в волосы мужа и не отпускала до самого оргазма.
В машине от них шел пар.
— Мне так этого не хватало! — признался Тим.
— Тебе не хватало? — переспросила Джейн, прижимая ладони к разгоряченным щекам. И расхохоталась.
Они катили вдоль воды, мимо причалов и туристических баз, проутюженных неделю назад первым в этом году ураганом, нагрянувшим раньше срока и превзошедшим все самые страшные прогнозы. На пристанях и пляжах не осталось живого места — в одном фешенебельном пляжном поселке им даже попался протараненный шхуной коттедж.
Они выехали на магистраль, ведущую к дому, но Тим проскочил мимо съезда.
— Ты пропустил съезд, Тим.
— Какие планы насчет работы? Вернешься? — спросил он.
— Не знаю. А что?
— Просто интересно.
На работу Джейн не хотела. Наверное, это лучший способ времяпровождения, достойное занятие, помогающее убить лишние часы, придающее жизни смысл и цель. Однако на самом деле Джейн не хотела заниматься ничем. Почему-то у нее сейчас не осталось ни одного жизнеутверждающего желания. И хорошо, что они пропустили съезд. Теперь можно катить до бесконечности куда глаза глядят.
— Наверное, да, — ответила она.
— Если вернешься, я тебе кое-что сосватаю.
— Сосватаешь?
— По знакомству.
— Мы что, в город едем?
— Скажи мне, только честно, — попросил Тим. — Ты очень хочешь домой?
— Это, наверное, последнее, куда я сейчас хочу.
— Почему же сразу не сказала?
— Но я ведь должна радоваться, что возвращаюсь.
— Если дом тебя не радует, никому ты ничего не должна.
В городе Тим остановил машину у пожарного гидранта и включил аварийку, но остался сидеть за рулем. Джейн ждала, что будет дальше. Развернувшись к ней, Тим объявил, что ушел из компании. Накануне подал заявление Кронишу, но, как оказалось, штатным юристам заявление подавать не обязательно, достаточно уведомить отдел кадров за две недели. Лишь теперь, услышав сенсационные новости, Джейн будто проснулась.
— Они бы все равно не приняли меня обратно по-настоящему, — объяснил Тим.
— А ты думал, примут?
— А на что я, по-твоему, рассчитывал?
— Я подозревала, что без партнерского статуса ты там работать не сможешь.
— Так и получилось, — признал Тим, открывая дверцу. — Пойдем.
Они вышли из машины. Тим отпер своим ключом входную дверь в браунстоуне, который Джейн видела в первый раз, потом дверь на этаже, а потом дверь в пустую квартиру.
— Она пока еще не наша, — уточнил он.
Джейн застыла на пороге. Тим вошел внутрь и привалился к стене, дожидаясь.
— Что все это значит?
Он жестом пригласил ее следовать за собой. Они прогулялись по квартире. Размером она была раз в десять меньше их загородного дома, но обладала шармом и настроением. Солнечные окна, паркетные полы, переоборудованная кухня, отреставрированные деревянные панели, старинная люстра и ванна на гнутых ножках радовали глаз. Тим провел жену в дальнюю комнату.
— Это спальня. Единственная.
Джейн обошла пустую комнату.
— А куда мы денем все наше барахло?
— А зачем нам барахло?
— А когда Бекка будет приезжать на каникулы?
— Положим ее на диване.
— А если она захочет после колледжа жить с нами?
Тим посмотрел удивленно.
— Кто? Бекка? Наша?
— Да, действительно…
— И это самое главное.
— Что?
— Всего одна спальня, — разъяснил Тим. — С одной-единственной кроватью.
Холод — оцепенение
Они проснулись в той же кровати, что хранила их, как талисман, утро за утром. Четыре года миновало, и никаких обострений. Любое предрассветное шевеление под одеялом подсказывало проснувшемуся, что второй тоже готов встать и начать новый день. Если ни тот, ни другая не открывали глаз, значит, до подъема еще далеко, и оба погружались обратно в сон. Так, в полудреме, с оглядкой на часы и друг на друга, начиналось большинство дней.
Когда Джейн проснулась, мужа рядом не было, и как он выходил из комнаты, она не помнила. Не до конца еще осознавая себя, она мгновенно провалилась в бездонный страх, как в пропасть. Выскочив из постели, Джейн накинула халат, сунула ноги в тапочки и, прихватив очки для чтения, прошла через всю квартиру в кухню, наполненную ароматом кофе, который сразу успокоил и взбодрил. Не говоря ни слова, она подобралась к читающему газету мужу и обвила руками за плечи.
— Я так испугалась, когда открыла глаза. Не слышала, как ты встал.
— Чего испугалась?
— Не знаю.
В это время суток на кухне разворачивалась мелкая рутинная возня. На столе выстраивались банки с джемами, масленка, молоко и сахарница, выскакивающий из тостера хлеб сразу же намазывался, а опустевшие кофейные чашки моментально наполнялись заново. Джейн предпочитала получать утреннюю газету на дом — не только ради кроссворда, но и ради запаха свежей типографской краски, уступающего лишь кофе в качестве вестника нового дня. Ей нравился шелест страниц и ощущение цельности мира, которое давали собранные вокруг привычные предметы. Тим ел тост, она чистила мандарин, оба пересказывали друг другу статьи и заметки, до которых второй еще не добрался, комментируя попутно самые возмутительные или (куда чаще) самые предсказуемые новости. Иногда то он, то она легонько касались друг друга протянутой через стол рукой, словно говоря «доброе утро», и, улыбнувшись, возвращались к чтению.
