Исаак Дан - Весна
Ей стало тоскливо. Она увидела и узнала его дом. Ей по душе было бы повернуть назад. Она шла к Спириту, как задумала. Потеряв весь свой пыл, заходила в лифт. Дом был прескучно сложен из однообразных бетонных плит, трудно было поверить, что он показался ей едва не живым существом, хранящим в себе наделённую душой Тишину.
Чем выше, тем тяжелей. Ане не хотелось входить в его дверь. В которую ворвалась так необдуманно. Она совершала немалые усилия, перемещаясь вверх, будто она тянула крохотную кабину, а не поднималась в ней, даже сердце забилось чаще.
В торце была квартира, в которую привел тогда Олег. Аня и позабыла о ней, как это было возможно? Её могли увидеть. Что за ерунда? Ещё и это будет её тревожить?
Аня замерла перед входом в жилище Спирита. Больше хотелось вернуться назад, чем войти. Если бы она ушла от порога, догадался бы он, что она почти побывала у него? Чувствует ли он сейчас, что она рядом? Может ли чувствовать?
Если и не Спирит, то кое-кто за дверью угадал присутствие Ани. Она услышала радостный лай.
Звонить, звонить, не показать, что колебалась. Держаться уверенно. Ничего не объяснять, как будто было естественным прийти к нему. Аня не могла найти проклятого звонка. Может, он вырвал его, чтобы не иметь, как телефон и телевизор? Глупость, к нему же кто-то ходил, не со своим же колокольчиком. Может стучать?
Заскрежетало, дверь поехала назад. За ней никого не было. Опять какой-то кошмар? Нет, это Джек каким-то образом открывал ей. Мог справляться зубами с замком?
Она шагнула внутрь гораздо медленней, чем в первый раз. Может, Спирита не было? Она с радостью бежала бы отсюда.
Заскрипела тахта. Он поднимается. Здесь. Спокойно, уверенно говорить.
– Здравствуй, – он приветствовал её, как обычно, словно ждал. На нём был поношенный, но ещё отлично выглядевший пуловер. Лицо казалось более худым и изможденным.
– Привет, – ответ не прозвучал легко, глаза Спирита изучали её пристально, на прогулках он редко так явно обращал к ней прямой взор.
– Проходи.
Ему и не были нужны никакие объясненья. Беспокоила себя этим напрасно, но не могла и представить, что снова будет так жутко у него.
Наклонившись, снимала обувь, он взял её пальтишко. Джек тут же улучил момент и лизнул в щёку. Он перебегал взад-вперед, довольно скуля и размахивая хвостом. Когда он приближался, Аня хваталась за его шерсть, как за спасательный трос. Пёс один был живым здесь. В тёмной камере, мрачном склепе.
В который Аня вошла, держась за космы Джека. Глухие шторы скрывали свет. Голые стены неколебимо хранили мрачную угрюмость, никуда не исчезнувшую с того момента, как Аня вырвалась из этого места. Тёмные цветы вновь неслышно щебетали, переговариваясь между собой, обсуждая Анино вторжение. Никогда б они не дали ей пощады. Она не отпускала Джека от себя.
Спирит рукой показал на свою приземлённую тахту, но поймав её взгляд, вышел на кухню, она догадалась – ещё за каким-то сиденьем. Она не привыкла усаживаться так низко, плед, покрывавший ложе Спирита, показался ей старым, пропитанным пылью, наполненным волосами Джека. Ещё тонкий клок таких волос она вырвала, и пёс обиженно взвизгнул, он потянулся за своим Хозяином, а Аня сильнее сжала пальцы. Моментально начала гладить его, надеясь, что он простит её, отдаст ей в руки огромную голову и больше не попытается оставить одну.
Спирит принес табурет. Схватывая на лету, он и не заикнулся о кресле. Когда Аня не смотрела на высоченную спинку, она знала – там сидит призрак с красными фосфорящимися глазами. Она опустилась на табуретку. Джек оскорблённо вырвался, он не привык, чтобы его тянули за шкуру. Аня потеряла последний оплот.
Спирит сел на краешек кресла. Аня думала, неприменно сольётся с красноглазым призраком. Но, нет. Чёрно-карие глаза глядели на неё с обожанием, с болью, вновь жадно тянули её в себя.
– Я так... в институт не пошла... Подумала, может, зайду, – с идиотской запинкой, смущеньем. Зачем? Не нужны были никакие объясненья.
– Я тебе очень рад.
Что-то тёплое коснулось Аниной груди. Призрак исчез. Его никогда не было. Джек вернулся и положил морду к ней на колени.
Но цветы забеспокоились и начали перешёптываться уже угрожающе. Потолок приближался к Ане и давил ей на голову. Аня проверила, так ли это. Сумрак искажал расстоянья. Её глаза возвратились к Спириту.
– Я тебе очень рад. Но это – мой Дом. И я такой, как ты видишь.
Ане стало стыдно. Нельзя же так, будто она в пещере у хищного зверя. Она вздохнула, попыталась расслабиться. Что в самом деле напридумывала себе? Но цветы злобно перешёптывались, а потолок медленно падал на неё.
– Мне жаль, что тебе здесь плохо.
– Совсем нет.
– Но я вижу.
– Это так... Сейчас это пройдёт... Просто я испугалась... тогда, в первый раз.
И Аня почувствовала, что краснеет. И тогда, и сегодня он не звал её, она вламывалась без приглашения.
– Если б ты смогла остаться, я б сварил тебе кофе. Ведь ты любишь...
– Я бы даже сварила сама, – ей захотелось похвастаться своим утренним произведением. Цветы беззвучно расхохотались. Аня не могла это выносить. Поднялась. Джек едва ни уронил голову. Всё так неуклюже!
– Ты хочешь уйти?
– Нет, с чего ты взял? – но она хотела. Сделать вид, что поднялась для того, чтобы варить кофе? Схватить ботиночки, пальто и бежать?
– Мне так жаль. Но я не обижусь, – он проглотил комок, – если уйдешь... Я бы мог тебя проводить.
Это было то, чего не хватало ей. Змейка надежды собралась и распрямилась в груди.
– Прости, я не знаю, чего испугалась. Давай, правда, пройдемся. И Джека возьмём. Хоть в Битцу... Там не очень светло.
Наглое вранье. Там сияло солнце. В Битце наверняка стояла по колено вода.
– Хорошо. Но Джек останется.
– Почему?
– Не знаю. Он так не привык.
– Но...
– Не спорь, мы его не возьмём. Мне надо переодеться. Три минуты, не больше.
Категоричное – не спорь – вообще-то её не устраивало. Но очень хотелось уйти отсюда побыстрее. Момент для споров был не подходящий, Аня вышла на кухню. Джек сопровождал её.
Самодельные полки. Начисто выдраенная плита. На столике кружка. Один апельсин. Вот бедняга. И она – с ним. Тут было немного легче, но полностью нельзя было освободиться от жути.
Джек скулил, хватал поводок и ошейник и показывал им. Аня вопросительно ловила взгляд Спирита. Он качал головой. Пёс обиженно удалялся, ложился на пол. Аня не противоречила, чтобы скорее выбраться.
Они ушли, оставив Джека одного. Не дожидались занятого лифта. Шли вниз по лестнице. Холодной. Полутёмной. Бесконечно долгой. Подъезд был пуст, дверь защищалась скрипом. За ней был свет. Не яркий. Будничный, обычный.
Аня расцвела. Что с ней творилось там? Как ей надоели взбалмошные нервы, пугливое воображенье. Она смотрела на него.
Спирит свет ненавидел.
Его движенья на вид были, как всегда, легки, но Аня замечала в нем какую-то скованность. Он сжался под светом, лицо посерело, осунулось. Резкие звуки города заставляли его вздрагивать всем телом, едва, почти не заметно, наверное, совсем незаметно для других, но не для Ани. Он съёжился беспомощно, впился в её руку, как ребенок, будто боясь, что она сейчас бросит его. Ане стало его жалко. Какого черта она ввалилась к нему, чего она хотела добиться? И от кого? В его жизни ничего нельзя было изменить, в ней не было места для Ани. Да разве она думала занять место в его жизни? Разве она хотела? Он ли снился ей?
— Может, вернёмся? — несмело выговаривала она. Он качал головой. Шёл чуть твёрже, вёл её за руку, как ночью. Но вскоре ёжился и терялся опять.
Ане хотелось плакать. Это было так бесполезно. Нелепо. Они шли и шли. На каждом перекрестке выстаивая, пропуская машины. Она устремлялась глазами к небу, пряталась вдалеке, среди густых сиреневых туч.
Таял снег, и пели воробьи.
Каждый шаг давался так трудно. Но оставалось только выдержать и идти. Она позвала его, он не в силах был отпустить её руку. Расстаться с ней сейчас, после того, как целый день до её прихода думал только о ней и мечтал, чтоб она была рядом. Ждал, что она придёт. Не верил, что это возможно, хотя чутьё обычно не обманывало его. Сейчас под лучами он был жалок, так же, как могуч в полутьме, и ей был, верно, противен. Он должен был сказать ей – иди, возвращайся, тебе плохо со мной, но не находил в себе сил. Оставалось бродить с ней, пока она не устанет, жалость её не иссякнет, и она скажет сама – пора расставаться. И, скорее, не захочет больше прогулок. Никогда не захочет идти с ним во Тьму. Не то, что видеть его при свете дня. Ведь её жизнь там, в Реальности. Которая жестоко вторглась к нему сероглазым существом, и, смеясь, собиралась удалиться. Предоставить ему терзаться неосуществимыми желаниями, проклиная сны, всей своей волшебной силой неспособные подарить ему такую малость, как запах её волос.
