Владимир Орлов - Лягушки
А тут ещё и пирожки. Да ещё и с капустой. И пожелание: "Чтоб и вам хотелось!"
Ресторан принимал путников через три вагона от Ковригинского. Был он полупуст, пассажиры, видимо, ублажили утробы в столичные предотъездные часы, но с ходом времени все столики заполнились. А пока Ковригин барином уселся за будто бы заказанным для него столиком и именно у окна. Полупустота вагона, к сожалению, быстро пригнала (не проехали и пятидесяти верст) к Ковригину официанта. Ковригин поинтересовался, все ли блюда меню хороши и есть ли среди них какие-нибудь особенные синежтурские угощения. Есть, обрадовал его официант. А пирожки, не удержался Ковригин. И пирожки есть. Эти — с рыбьим содержанием. Карпятина и сомятина. Без костей, естественно. Почти что расстегаи. Карпы в Заводском пруду Синежтура плодятся и размножаются. И сомы с усами донских есаулов. Были рекомендованы Ковригину также тава-кебабы по-синежтурски из польского мяса. И лангет "Обоз-88" с жареным картофелем, этот, если, не съедая, внимательно поглядеть на него сверху, напомнит фигуру новейшего танка, какого и войсках НАТО нет. Ковригин заказал пару пирожков с усами есаулов (на пробу) и лангет "Обоз-88". Тава-кебабы вызвали у Ковригина сомнения. Тава-кебабы готовили в южных землях и из баранины. Вполне возможно, что в среднесинежтурском понимании баранина и была польским мясом, но выяснять у официанта секреты здешних тава-кебабов не решился. Из опасений потерять душевное равновесие. Пирожки и Обоз. И всё. И всё? Официант опечалился. Нет, конечно. С такой-то закуской! Конечно, конечно — сто пятьдесят и пару синежтурского пива! Сейчас же официантом, а выглядел тот способным служить охранником при тонированных стёклах, Ковригин был признан достойным углублённого внимания, и официант произнес тихо, но как бы своему:
— У нас ещё селёдочка есть замечательная, сосьвинская, северная… Не всем предлагаем… Не все вникают и не все разбираются…
— Прекрасно! — сказал Ковригин. — Тогда, естественно, не сто пятьдесят, а двести пятьдесят! А там посмотрим.
Сосьвинская селёдка действительно оказалась замечательной, нежнейшей, малосольной (легенды о ней, кстати, Ковригин слышал раньше), официант не отходил от столика в ожидании похвалы северной рыбе, и Ковригин в воодушевлении поднял большой палец, а потом, отправив ко рту стопку, произнёс:
— Чтоб и вам хотелось!
— И не икалось! — поддержал его официант и отбыл к вновь подошедшим клиентам.
Поначалу (при сосьвинской-то селёдке и пирожках, да и пиво синежтурское "невскому" из сретенской "Кружки" не уступало) думать о чём-либо Ковригин был не в состоянии. Но когда приплыл лангет "Обоз-88", явились к нему некие соображения.
Из соображений этих сейчас же было решительно удалено польское мясо (лишь в самом Синежтуре, постановил Ковригин, можно будет сыскать польскому мясу достоверно-убедительные разъяснения), а вот лангет дал мыслям Ковригина следопытское направление. Итак, прежде чем приступить к поеданию лангета, следовало внимательно разглядеть его сверху, с высоты незамутненных глаз.
Но тут боковым зрением Ковригин уловил за окном движение неведомого ему объекта. Оно то и дело отвлекало его. Пожалуй, и раздражало. Занавеска, белая, с синим водоёмом при плотине на ней (возможно, с Заводским прудом), была Ковригиным давно сдвинута, за окном темнело, луна вползала на небо, и, что там передвигается, что там мелькает, озадачивая его, Ковригин понять долго не мог. Причем движение неведомого происходило вопреки логике, то есть не навстречу поезду, а именно так наплывали на него строения, деревья, машины, люди, собаки и коровы и уносились к Москве. Это же, нечто мелькающее, будто бы сопровождало поезд (или конвоировало его?), старалось не отстать от него, а иногда и забегало вперёд. Оно мелькало между стволов деревьев, в вечернем тумане влажных мест, на бледных лунных полянах, а когда совсем рядом с железнодорожным полотном возник в огнях асфальт шоссе, Ковригину показалось, что сопровождает поезд голый мужик, не исключено, что босой и козлоногий.
Ковригин задернул занавеску.
Мало ли что может померещиться после нежнейшей сосьвинской селёдки и синежтурских напитков вперемешку! Необходима была еда основательная, а перед Ковригиным остывал лангет. Можно было посчитать, что огляд блюда сверху произведен, и пустить в ход нож с вилкой. Сходства с танком в конфигурации лангета Ковригин не обнаружил, впрочем, что он понимал в военной технике? Тем более что и специалисты НАТО не смогли превзойти наши новейшие бронемашины. И тем более, что лангет назывался не "Т-88", а "Обоз-88". И, спасибо повару, вкусовые свойства лангета оказались сносными.
Ковригин не только был путешественником, не землепроходцем, понятно, и не профессионалом-странником, а посетителем многих мест на Земле, главным образом пока в России, но и просто почитателем географии. Собирал путеводители и краеведческую литературу. Любил вызывать в себе, по сведениям знатоков и по линиям карт и планов, представления о том или ином городе, а оказавшись в нём, сопоставлять свои видения или фантазии с реалиями нравов и архитектуры. И совпадения, и несовпадения их с явью были интересны Ковригину, в них случались игры ума, эстетические удивления, а то и открытия. Вчера Ковригин пытался найти описания Среднего Синежтура и не нашел. Наткнулся лишь на коротенькие сведения о городе. Каким-то потаённым оказывался в них Синежтур. Хотя даже и в пору империалистических происков и шпионств закрытым он не был. Существовал с Петровских времен, превращал руду в металл, эти превращения происходили на берегах огромного Заводского пруда. Имелась в нём Башня "падающая", чуть ли не Пизанская, с ней были связаны зловещие легенды. Жило в Синежтуре тысяч четыреста с лишним граждан, кроме металлов они создавали художественные изделия из самоцветов, яшмы, малахита и моржовой кости (это сообщение, естественно, Ковригина озадачило, прежде о синежтурских косторезах он не слышал)… То есть из этих сведений выходило, что Средний Синежтур — некое безликое промышленное поселение, без особых красот и с зарослями дымящих труб. И никакой театр в них не упоминался. Что-то ещё дергалось теперь в памяти Ковригина и не могло восстановиться смыслом. Ах да! Вот что! Наконец, Ковригину вспомнилось. Одним из градообразующих предприятий Синежтура был назван Обозостроительный завод. Вот откуда лангет "Обоз-88"! И ведь действительно лангет при взгляде на него сверху напомнил Ковригину телегу. Вчера само слово "обозостроительный" вызвало удивление Ковригина. Какие такие обозы необходимо строить в двадцать первом веке? И как вообще можно строить обозы? Тыкался в справочники и получил разъяснения. Обозостроители, а трудились они чуть ли не в каждом уездном городе, мастерили транспортные средства, в соответствии с потребностями эпохи — телеги, сани, повозки, коляски (возможно, некогда — недорогие кареты), в тридцатые годы прошлого столетия принялись изготовлять прицепы, ну и так далее. В большинстве городов они за ненадобностью вымерли, а в Синежтуре, выходило, остались. Но это и не его, Ковригина, проблемы.
Лангет, надо полагать, был исторический, и Ковригин доел его с удовольствием. Специалисты же из НАТО понадобились местным кулинарам для рекламной приманки. Будем считать так.
Между тем места за столиком Ковригина заняли господин в пижаме и две сударыни-хлопотуньи, возбужденные дорогой, эти — явно после успешных отпускных развлечений. Они попытались вовлечь Ковригина в общий разговор и в соучастие в вечерне-воздушных тостах. Ковригин постарался быть любезным с дамами и, когда его попросили сказать слова, произнёс:
— Чтоб и вам хотелось!
Вот ведь, нахмурился Ковригин, прилипло к языку!
Тем не менее тост его вызвал шумное воодушевление, а господин в пижаме даже сказал: "Надо записать. Это небось ваша свежая московская фишка". А ведь Ковригин не объявлял, что он москвич.
— И с чем же связан ваш визит в Синежтур? — поинтересовалась сударыня с синими, прикупленными ресницами, длиною в полёт шмеля.
— Так… — смутился Ковригин. — С Башней связан… Некоторые творческие проблемы…
— С какой башней? — насторожился господин в пижаме.
— С этой… С Падающей… — сказал Ковригин неуверенно.
— С Падающей… — поскучнел господин. — Она же всем надоела…
А заказаны были компанией вовсе не лангеты, а тава-кебабы по синежтурски. Робко высказанные Ковригиным сомнения по поводу соответствия названия блюда и традиций национальных кухонь, со ссылками на труды Похлебкина, едоками не были приняты всерьез. Во-первых, в Синежтуре нынче в моде польское мясо, есть к тому основания. Во-вторых, развелось в городе много южных людей, а уж они-то разбираются в кебабах. "И откуда здесь южные люди?" — спросил Ковригин. "Отовсюду! Откуда хотите! И негры есть, и французы…" Было сообщено, что один из французов держит ресторан "Лягушки", там вкуснятина в меню, лапки оближешь. Это недалеко от отеля "Слоистый малахит", москвичи непременно останавливаются в нём. "Малахит" и "Лягушки", чтоб вы знали, — всего в километре от Плотины, то есть — на Блюдце. Не дожидаясь вопросов Ковригина, попутчики охотно объяснили ему, что Блюдцем называется центральная часть Синежтура. Пруд — это как бы донце Блюдца, окружают его холмы, а от них недалече и горы…
