Алена Артамонова - Маша, прости
Федор закурил сигарету. «Кажется, я делаю что-то не так, сам себе придумываю врагов и сам же с ними воюю. Дон Кихот наших дней, только…» – додумать дальше ему не позволил телефонный звонок.
– Алло.
– Ты читал газеты?!
Он сначала даже не узнал голос отца. «Откуда у него мой телефон?»
– Что молчишь? – рычал в трубку разъяренный голос. – Какой позор!!! И это мой сын?!
– У тебя нет сына! – Федор со злостью нажал на рычаг. – Пошел ты!
С новой силой нахлынули старые обиды. Где же справедливость? Он мечтал, как отец на коленях приползет к своему знаменитому сыну, а тут – «Позор!» – это была еще одна пощечина. И в глубине души опять всколыхнулось грызущее нетерпение и не дающее отдыха беспокойство. «Я должен стать лучшим. Я должен им доказать!»
Традиционно дети хотят добиться успеха, чтобы согреть души близких, он же мечтал подняться вверх, чтобы сделать им больно.
1713 г. Франция. Париж
Через год после смерти Поля маркиз де Обинье официально усыновил Филиппа. Проведя мальчика по галерее предков и коротко рассказав о каждом, сильно постаревший маркиз с пафосом обратился к Филиппу:
– Наша ветвь идет еще с каролингских времен, а ветвь твоей матери, то есть маркизы, имеет свое происхождение от Карла Великого! Я надеюсь и верю, что ты достойно будешь нести наше имя! Я скажу тебе то же, что говорил мне мой отец, а ему его: «Береги честь смолоду»!
– Клянусь светлой памятью Поля, – с достоинством ответил Филипп, выдержав придирчивый взгляд.
– Сынок, – маркиз не сдержал слез.
Они прожили в замке еще шесть лет. Филипп к тому времени превратился в высокого стройного молодого человека. Лицо его было не просто красиво, в нем читались сила, мужество и решимость, а в ореоле белокурых волос сияли безгрешные, как само небо, голубые глаза. По настоянию маркизы, которая руководствовалась тем, что мальчику уже давно пора быть представленным ко двору, семья перебралась в Париж.
Переодевшись в костюм подмастерья, Филипп накинул широкий черный плащ с капюшоном, надел такого же цвета широкополую шляпу, скрывающую лицо, и, полностью слившись с ночью, покинул свой шикарный особняк на улице Сен-Доминик через черный ход. Пешком он пересек Вандомскую площадь, оставляя позади себя величественные особняки парижской знати. Было уже около девяти часов вечера, и город окутала тьма, но с наступлением сумерек жизнь в Париже не затихала. По каменным мостовым плавно катили изящные экипажи, громко скрипели телеги, груженные мясом и овощами. Филипп остановил извозчика и направился в квартал Маре. Там тоже текла своя ночная жизнь, где хозяйничали попрошайки и грабители, мелкие воришки и падшие женщины.
– Все, дальше не поеду, – едва переехав Новый мост, заявил возница. – Да и вам не советую, хоть вы и надели простое платье, но вид благородного господина вам скрыть не удалось, – и уже тише добавил: – Поверьте, месье, нигде в Париже человеческая жизнь не ценится так дешево.
– Не переживай за меня, – Филипп весело подмигнул и, щедро расплатившись, уверенно зашагал по грязным улицам, стараясь как можно дальше держаться от окон домов. Как только вечерело, из окон прямо на улицу лились помои и нечистоты – таким образом парижане освобождались от ненужного мусора. Маркиз де Обинье, не оглядываясь, шел вперед, эти места ему были прекрасно знакомы, к тому же он успел прикрепить на шляпу красное перо, алый знак банды «Красных петухов», наводившей ужас на пригороды Парижа.
После той памятной драки Филипп, Рыжий и Косой стали добрыми друзьями. Филипп после пережитых им испытаний всех и всегда сравнивал с собой, и если он находил сходство, то открывал ларчик своего сердца и запускал туда «достойных». Люди для него делились на своих и чужих. Эти мальчишки, не знающие тепла и уюта, никогда не ведавшие материнской ласки, оборванные, полуголодные, угостившие его последним куском хлеба, навсегда запали в душу. И они платили ему тем же. Зная его настоящую историю, мальчишки искренне, от всего сердца радовались за товарища, ведь ему повезло больше, чем им. Здесь не было зависти, притворства, фальши, никто не прикрывался масками и титулами, эта шпана была намного благороднее и честнее тех, с кем ему приходилось жить. Здесь вор назывался вором, а падшая женщина – падшей.
Когда Филипп жил в замке, они виделись редко, но всегда помнили друг друга. С переездом семьи в Париж их встречи стали регулярными. Рыжий Артур к тому времени сколотил свою шайку, правда, они перебивались мелкими грабежами или вытаскивали кошельки у зазевавшихся горожан. Иногда им удавалось заманить приезжего простака в какой-нибудь притон и вчистую обыграть его в карты. С появлением Филиппа все изменилось, он давал им сведенья о перемещениях знати или о том, чей дом сегодня будет пустовать. Жить стало вольготнее, и шайка Артура получила большую известность в определенных кругах. Филипп, замаскированный, в надвинутой на глаза шляпе, и сам участвовал в этих «приключениях». Его влекло любопытство, азарт и тонкая нить хождения над пропастью. Ему хотелось узнать цену самому себе, и еще он видел в этом истинную справедливость – «чужаки» должны делиться со «своими».
Возле кабачка «Черная лошадь» протекал немыслимо вонючий, заваленный отбросами и протухшим навозом ручей, рядом с входом какой-то оборванец ругался с размалеванной девицей, чья профессия не вызывала сомнений.
– Привет, Розетта, – Филипп хлопнул женщину по спине. – Все собачишься?
– Да вот…. – из ее маленького рта потек бурный поток брани.
– Эй, приятель, оставь ее в покое, – приказал Филипп, когда понял, в чем дело, и пронзительно посмотрел на бродягу. Он уже давно научился управлять своим взглядом, то выражая полнейшую доброту и простодушие, то демонстрируя звериный оскал.
Филипп подхватил девицу за талию.
– Пойдем, угощу тебя вином, красавица!
В харчевне, как и в любом заведении подобного типа, гулял резкий, бьющий в нос запах пота, немытых тел, табачного дыма и дешевого винного перегара, больше похожего на уксус. За грязными столами на расшатанных лавках, в сумрачном отблеске свечей, вольготно расположилось местное отребье.
– Как поживаешь, старина? – поприветствовал Филипп хозяина, толстого, неуклюжего старикашку с маленькими глазками и улыбкой плута.
– Вашими молитвами, месье, – хозяин подобострастно поклонился. – Ваши друзья уже здесь.
– Налей-ка ей вина, – он махнул в сторону девицы и, увидев, как недовольно сверкнули маленькие глазки, с усмешкой добавил: – За мой счет. – И не оглядываясь, уверенно направился в дальний угол зала, где за неприметным столиком сидели его друзья в компании неизвестного монаха.
– Ого! Наконец-то появился Ангелочек. – Эту кличку Филипп получил за свою фантастическую везучесть, невинную внешность и любовь к чистоте. – Мы ждем тебя уже битый час, – громогласно возмущаясь, приветствовал Филиппа Шарль. Из маленького темноволосого мальчика он вырос в огромного детину, габариты его поражали воображение – широкая грудь, мускулистые руки, – даже сидя за громадным столом, он казался великаном. Это была личность необычайно активная и деятельная, ему было чуждо малодушие и дурное настроение, он плохо переносил скуку, был бестактен и несдержан, но при всем этом великодушен и без меры добр. Его шрам давно зажил, оставив в напоминание лишь едва заметную белую полоску, но прозвище Косой с легкой руки Филиппа все же осталась.
Сидевший рядом с ним Артур был полной противоположностью Косому – невысокий, коренастый, с чуть рыжеватыми вьющимися волосами. Правильное невозмутимое лицо поражало удивительной простотой, и если бы не зеленые глаза с неподвижным, ледяным взглядом, то он бы походил на простого деревенского парня. Рыжий был наделен упорством и стойкостью, производил впечатление уравновешенного и терпеливого человека, хотя друзья знали, что он подобен быку, мирно пасущемуся на зеленой травке. Но тот, кто его затронет, совершит роковую ошибку, может быть последнюю в своей жизни.
– Все в порядке? – более сдержанно поздоровался Артур, предпочитавший вначале узнать, в чем дело, а потом уже предъявлять претензии.
– Каналья извозчик высадил меня у моста, пришлось добираться пешком, – присаживаясь, объяснил Филипп.
– Боятся, значит, уважают! – с гордым видом удовлетворенно заметил Косой, попивая вино.
– А что делаете вы, святой отец, в этом вертепе порока? – поинтересовался Филипп у священника.
– Да вот, решил промочить горло.
– Ха, промочить горло, – заржал Косой. – Как бы не так! Наш святоша так увлекся, отпуская грехи жене булочника, что не заметил прихода мужа, и если бы не Рыжий, то рогоносец непременно убил бы беднягу.
– А зачем вы притащили его сюда?
