Надежда Майская - Разбитая ваза
— У нас все отлично. Ну, пока. Не провожай. Привет семье.
— Стас…
Он уже закрывал за собой дверь.
Валерка высунулся из кухни.
— Ушел? Классный парниша! Что это он тебе принес? Ух, ты, смотри какая дубленая кожа, ты в ней будешь шикарно выглядеть, «и как мать, говорю, и как женщина». Смотри, тут еще и футлярчик есть. Ой, мама, это же «брюлики»! Ничего себе, отхватила ты Катюшка «спонсора», скажи адресок, может, я там же найду.
— Валера, престань, сложи все на место и уходи.
— Ты, что? Ревешь? Вот дура-то! Или от счастья?
— Валерка, — заорала вдруг Катерина, — уходи! Что ты понимаешь! Он больше не придет и не позвонит, он знаешь какой самолюбивый! И не спонсор он, а бывший друг.
— Тише, горло же болит, а ты орешь. Мужик загляденье, что и говорить, только как это, бывший друг? Друг он или есть, или его нет. Так он решил, что я с тобой? Того? Кино, ей богу, страсти американские.
— Уходи, мне не смешно, а обидно, почему он так брезгливо со мной себя повел? Оставь меня!
— Понял, ухожу. Стукнешь в батарею, примчусь, солнце мое.
«Нет, так поступать нельзя, что это я? Катька жизнь мне спасла. Дважды. Взрыв бы меня прикончил, если бы не было ее накануне, а потом еще и выстрелы. Не прав я. Придумал себе в благополучной Англии, что влюблен в Катьку, а она в меня, потому что скучал по Питеру, по знакомым, по сотрудникам. Я одиночка, привык, а вот у папы под крылышком растаял, решил, что мне непременно нужна родная душа, что она есть, что она ждет. Кто еще, кроме Катьки в последнее время мне стал роднее? Никто. Все придумал, мечты не сбылись, я был не готов, поэтому с Катькой себя повел, как свинья.
Почему у нее не может быть мужчины? Конечно, она не Синди Кроуфорд, но вполне милая девица. Надо посоветовать ей, не отращивать волосы, с такой прической она выглядит вполне стильно. Валерка этот ей явно не подходит, какой-то он сладенький, что ли, впрочем, с Катькой любой уживется, характер у нее легкий. Интересно, почему она шикнула на меня, когда я спросил про рану? Как же они занимаются любовью?
Черт, меня не туда понесло. Не мое дело! Надо исправлять положение. Вечеринку по поводу моего возвращения организовать? Семена с Верочкой приглашу, Катьку с ее Валерой, себе кого-нибудь вызвоню. Не очень хочется затеваться, можно в ресторан позвать. Все равно перед Катькой надо немедленно извиниться и пусть этот ее Валерка принимает нашу дружбу, как хочет, но я намерен продолжать звонить Катьке перед сном, пока она сама не скажет, что это неудобно».
Стас смял, пустую пачку, сигареты кончились, надо бы поехать и купить, но он не тронулся с места. Он сидел в машине возле Катькиного подъезда с тех пор, как выскочил из квартиры. Сначала он не понимал, куда ему надо, настолько был расстроен, потом ему стало стыдно. И что он скажет папе? Что Катька лежала, в ее квартире находился чужой мужчина, а он, Стас, кинул ей в ноги пакет с подарками, словно откупился и ушел?
Как снова войти и не потерять лицо? «Я тут подумал, а не предложишь ли мне кофе, а Кать? Ладно, пусть думает обо мне, что хочет».
Стас зло посмотрел на себя в зеркало, хлопнул дверцей, машина отсалютовала на сигнал и он не торопясь, вошел в подъезд.
«На этом боку я уже лежала, пора повернуться», — грустно усмехнулась Катерина. Когда Валерка ушел, она еще немного поплакала. Причин было достаточно. Болело горло, крутило суставы, поднялась температура до тридцати восьми, а это значит, что полезет еще выше и придется ее сбивать, и болеть она будет долго, и ее могут уволить. И вообще, когда она температурила, ей становилось жалко себя и она плакала.
Зря Валерку выгнала, он хотя бы пить принес. Хотя и не зря. Одной лучше, особенно когда болеешь, покой необходим.
Катерна забылась. Сон был беспокойный. Ей снилось, что приходил Агапов, кричал на нее, она оправдывалась.
Катерина очнулась от звонка в дверь. Вставать совершенно не хотелось. Что за назойливость! Если Валерка, я ему нагрублю, если соседка, постараюсь сдержаться, но быстро выпровожу. Сколько можно трезвонить!
— Валерка, я тебе не открою, я болею, просила же не приходить! — прохрипела Катька, приоткрывая дверь.
— Открывай, это не твой драгоценный Валерка, — Стас потянул на себя дверь.
— Стас?
Агапов потеснил Катерину, закрыл дверь, снял обувь.
Она прошла к дивану, взяла халат, завернулась в него и села. У нее не было сил выяснять, зачем он явился. И уже не было стыдно за свой вид, потому что ей было наплевать, потому что до нее дошло, что Стас зачем-то ее оскорбил, когда приходил первый раз и пришел сделать это снова. И она решила молчать.
Агапов снял свою модную дубленку, которая выглядела как легкая куртка, небрежно бросил в кресло, подошел к Катьке, пощупал ее лоб и приказал:
— Немедленно ложись, чокнутая! У тебя температура под сорок.
Катька даже не шелохнулась.
— Где у тебя лекарства и уксус? И раздевайся, нечего кутаться!
— Пошел бы ты, а? В свою Англию! — вяло огрызнулась Катерина. Оказывать сопротивление у нее не было сил.
Стас поднял ее, как какой-то мешок, усадил в кресло, разложил диван, нашел постельное белье и застелил. Катерина закрыла глаза, ей было стыдно. Опять он ухаживал за ней. Какая-то бесконечная история. Карусель. Он ухаживает за ней, его взрывают, затем в него стреляют и он снова ухаживает за ней, как там говорят? Если история повторяется, то это уже не трагедия, а фарс. Катерина хрипло засмеялась, как закаркала.
Агапов снял с нее халат, стянул носки-гольфы, затем джинсы и свитер. Он бурчал себе под нос что-то маловразумительное, что-то про брата милосердия и княжну, но это было в прошлой далекой жизни и вспомнить Катерина не могла. Ее трясло, просто скручивало от холода, у нее зуб на зуб не попадал, а этот садист не позволял укрыться и мазал ей руки и ноги вонючим холодным уксусом. Вдоволь насладившись, глядя как ее трясет от озноба и выслушав, какой он бессердечный негодяй и не человек, а какая-то медицинская помощь, он, наконец, позволил ей укрыться одеялом. Катерине стало немного легче, озноб еще сотрясал ее, но теплое одеяло согревало. Он заставил Катерину проглотить какие-то таблетки, которые не лезли в горло, пришлось их толочь, потом кричал на нее, что она ненормальная и спрашивал, где ключи. Она и сама знала, что дура. Потому что он исчез, он ушел и оставил ее с ее болячками, потому, что она надоела ему. Катерина разревелась еще раз и уснула.
Стас осторожно закрыл дверь. Катька уснула и пока не просыпалась. Он прошел в кухню, приготовил бульон, чай заварил, пошарил в холодильнике, досадуя, что не догадался купить продуктов. Холодильник был пустой. Одно яйцо и пакет топленого молока. Молоко, это хорошо, но он тоже хочет есть. Пришлось еще раз сгонять в магазин, пока она спит. Ликбез надо во всех школах ввести по медицинскому минимуму. «Как справляться с высокой температурой, не сбивая сразу».
Стас сделал себе кучу бутербродов, насыпал кофе и ждал, пока закипит чайник. Настроение, несмотря на Катькину болезнь, у него было отличное. Ничего не надо было объяснять. Катька, конечно, орала голосом питерского пропойцы, чтоб он не смел к ней прикасаться, но ему было радостно, что он, как умеет, старается загладить свою вину и у него неплохо получается. Да и не прикасался он к ней. У него хватило совести не трогать ее бледную, почти голубоватую кожу, обжигающую температурой. Его смуглые руки казались почти черными на ее теле.
Стас налил кипяток в кружку и принялся за бутерброды. Позже он приготовит что-нибудь посущесвеннее, а пока просто утоляет голод. Он попытался думать о чем-то постороннем, но удавалось не ахти, и, как он честно признался, хочет, нет, жаждет заняться любовью с Катькой.
Извращенец, радостно констатировал он. Как еще можно назвать его? Катька без сил, горячая от температуры, а у тебя на уме секс. Просто ты Агапов, давно не видел женщин. Это тоже, отрицать нельзя, но он хочет Катьку.
Он поставил кружку в раковину и пошел к Катьке. Она спала. При ангине температура держится долго, главное, не давать ей повышаться. Агапов включил телевизор, убавил звук, чтоб не беспокоил ее и сел в кресло. Он чувствовал себя как дома, поэтому вечером принял душ, надел огромный халат и тапки, которые принадлежали неизвестно кому, Валерке они явно были велики. Катька проснулась, он снова мазал ее водой с уксусом, заставил полоскать горло, пить теплое молоко с медом и таблетки. Она вяло протестовала и быстро уснула.
Агапов помаялся в кресле, потом решил, что с него хватит, и, каким бы он не был братом милосердия, он не железный, спать ему хочется. Катька заворчала, когда он подвинул ее, но Стас не обращая внимания, улегся рядом.
Ночью она проснулась. Стас спал, притянув ее к себе, и у нее замерло сердце. А еще она боялась вздохнуть, потому что он поймет и проснется. Она умрет, если он проснется. Он крепко прижимал ее к себе, обхватив рукой и ногой, и, если она пошевелиться, он проснется. Было очень тепло, уютно и стыдно, что она так близко лежит к нему.
