Саша Саин - Приключения сионского мудреца
Мы заскучали, решая: куда идти дальше. Тут к нам подошёл небольшого роста, лет 50-ти, мужчина и спросил: «Кто вы и откуда?». — «Инженеры», — почему-то, ответил я. Он на нас скептически, но участливо посмотрел и ещё раз спросил: «Евреи?» — на идиш. «Конечно», — согласились мы. «А почему вы такие худые и бледные?» — продолжал интересоваться он. «Как и большинство евреев», — оправдывались мы. «Я тоже еврей, — сказал он, давая нам понять, что необязательно быть худым и бледным, — здесь работаю, — добавил он. — Здесь дорого, и мест нет. Да у вас, наверное, и с деньгами не очень, — логично продолжил он. — Идите, лучше, вон там, напротив, у фонтана, другая гостиница — Дом колхозника, там дешевле». Там желающих тоже было не меньше, но публика попроще. Не все были худыми, но все или уже выпившие, или ищущие, что выпить! Нам дали ключи, взяли с нас пять рублей аванса, паспорта для прописки и сказали: «Не более пяти дней будем держать!». Наш номер оказался большим, но густонаселённым, как военная казарма. Одно отделение точно там разместилось бы: более десяти железных кроватей, стоящих в два ряда. На них кто лежал, кто сидел, кто курил, а кто уже пил. Остальные, кто уже выпил — крепко храпели. В воздухе, вернее, в пространстве, висел дым, перегар и другие пахучие вещества. На нас смотрели с интересом, в шляпах, видать, здесь ещё никого не видывали. Спросили, не братья ли мы. После непродолжительного знакомства легли спать и уже ничего не слышали и не чувствовали. Проснулись поздно утром и увидели всё ту же компанию, только те, кто вчера спал, теперь пили и курили, и наоборот: кто вчера пил, сегодня спал. «Пойдём искать работу, — предложил брат, — и, возможно, общежитие, денег надолго не хватит!». Раньше решили зайти на почту, надеясь получить обещанный денежный перевод от отца. Перевод был на наше имя, что нас чрезвычайно порадовало. Значилась сумма в 37 рублей 50 копеек. Поняли: отец где-то одолжил сорок рублей и на отправку потратил два рубля 50 копеек из этих же денег, т. к. других не было. Поэтому решили идти пешком и не тратить деньги на транспорт. Вернее, у нас был выбор: идти пешком, но купить булку и есть её по дороге, или без булки, но ездить в транспорте. Решили в пользу булки, вернее, я решил, а брат согласился. Отправились в бюро информации, осмотрели доски объявлений с предложениями о работе. Рабочие требовались везде, а вот техники, инженеры редко, но были тоже нужны. Записали несколько адресов и решили прогуляться, осмотреть город. Булку съели довольно быстро. Снега уже в помине не было, было солнечно и даже непривычно жарко для начала апреля. Только вчера была зима, а сегодня уже +25 градусов! На душе стало как-то веселее, не так безнадёжно, а тут ещё хорошая примета: на асфальте, он был уже сухой, нашли пару конфет! Через метров 10 — ещё пару, а затем ещё три-четыре конфеты! Подумали: «Если дальше так дела пойдут — найдём торт!» — но не нашли. Поэтому решили поесть и попить чай в чайхане, как они здесь именовались. Войдя, увидели несколько столиков с лёгкими стульями из алюминия и несколько деревянных лежаков, как куриные насесты, на которых, с ногами в сапогах, сидели таджики в ватных халатах и тюбетейках на головах. Они что-то «тарабанили» на непонятном нам языке. Они важно пили чай из пиал, кто-то ел плов руками, другие — жареную рыбу, которая тут же жарилась в глубоких чанах. Взяли и мы по чайнику зелёного чая, конфеты «печак» — мука с сахаром, запечённая в форме подушечки, которые оказались твёрдыми, как из керамики. Купили также плов и, запив чаем, слегка разогрелись и расслабились.
Напряжение спало, и мы решили, что у нас уже не такой голодный и бледный вид, и можно попробовать пойти в гости к маминой сестре — тёте Эмме. Она, врач 45-ти лет, жила с мужем Исааком — военным врачом, подполковником медицинской службы, и с двумя дочерьми: старшая Лина на два года младше меня, а младшая — 14-летняя Мира. Их всех мы видели на фотографиях у бабушки, которые ей присылала их бабушка — родная сестра моей бабушки, тётя Фаня — она тоже жила здесь. Всё это семейство располагалось в десяти километрах от центра города, в одном из микрорайонов, поэтому туда пришлось добираться на троллейбусе. Довольно быстро нашли пятиэтажный, разукрашенный в разноцветные квадраты дом, на первом этаже которого располагался гастроном. Их трёхкомнатная квартира с телефоном, ванной, туалетом, лоджией, балконом нам показалась раем. Дома обнаружили также 70-летнюю тётю Фаню, которую мы легко узнали по фотографиям у бабушки. Она была относительно высокого роста, плохо видела, носила очки с толстыми стёклами. Нас она встретила безразлично. Удивилась, зачем мы уехали в такую даль из дому, и поинтересовалась, к кому мы приехали, есть ли у нас знакомые, у которых мы могли бы пожить первое время. Услышав, что нет, ещё больше удивилась нашей легкомысленности: нам, оказывается, еще и жить негде! «А, где вы сейчас живёте?» — спросила тетя (или бабушка) Фаня. Узнав, что в гостинице, обрадовалась и одобрила. Затем она сказала, что её Эмма на работе, и Исаак — Эммин муж тоже. Через некоторое время в комнату осторожно вошли наши троюродные сёстры и охотно с нами познакомились, с интересом слушали наши повествования о наших приключениях. «Идите, это не ваше дело! — прогнала их тётя Фаня, их бабушка. — Видите, — добавила она, — у нас вы не можете жить! У нас уже взрослые девочки!». Мы поняли, что выглядим угрожающе для женщин! Даже старухи нас боятся — молодых от нас спасают! «А почему вы обижаете свою маму?» — спросила напрямик тётя Фаня. Мы поняли, что наша бабушка ей написала про наше «зверство» по отношению к маме! Нам нечего было на это ответить, как только то, что больше не будем, но даже этого не сказали. Поэтому тётя Фаня посоветовала стать дружной семьёй и объяснила, что это означает: «Дружная семья, — произнесла философски, прищурив левый глаз, тётя Фаня, — это, когда все дружно живут». Мы согласились с такой глубокомысленной и всеобъемлющей формулировкой. Затем, когда брат на минуту вышел из комнаты, тётя Фаня втиснула мне в руку 10 рублей и посоветовала брату не показывать, а незаметно купить себе конфет. И, так как я младше — мне всего 20 лет, а ему уже 28 — незаметно от брата съесть их, например, ночью или когда в туалет пойду, понял я. Затем, примерно через час-полтора, пришла тётя Эмма — лет сорока пяти, высокого роста (в отличие от нашей мамы), в очках, подслеповатая, как тётя Фаня — её мама. У неё был плоский широкий зад, плоские стопы, она слегка картавила, и поэтому на Украине провалила бы экзамен «по горе Арарат», а значит, получила бы по заслугам! Тётя Эмма шлёпала по паркету и всё время поучала: «Надо трудиться, трудиться и трудиться! Как я, в поте лица, и ничего так просто не даётся! Надо жить в общежитии, пройти тяжёлую, суровую жизненную школу, заработать массу болезней: гипертоническую, аллергию и боли в спине, как я, тогда будет жизненный опыт! И надо хорошо относиться к родителям и, главное, к своей маме!». Видать, и здесь уже бабушка поработала или мама написала, какие мы с братом негодяи. Затем пришёл её муж — Исаак. Он был тоже высокого роста. Здесь почему-то, в отличие от нашей семьи, все были «гиганты»! Возможно, потому что они большую часть жизни провели в Средней Азии, а не на Украине, где евреи большими не вырастают! Здесь и овощи крупнее, чем на Украине! Дядя Исаак был в военной форме с медицинской эмблемой: змея, обвивающая чашу. Он был весёлый, добродушный, в отличие от тёти Эммы, и сразу понял, что нам нужно! Притащил из кухни большую кастрюлю с борщом, тарелки, большую ложку — черпак — и стал разливать по тарелкам борщ с мясом. Когда мы съели по тарелке, он без спроса налил вторую и только после третьей спросил: «Хотите ещё тарелку?». Затем он расспросил, как дела у евреев в Бердичеве, где он никогда не был, т. к. родился в Туле. Спросил, где мы живём, и пообещал устроить нас в общежитие. В отличие от тёти Эммы, он не сказал, что к маме нужно относиться гуманно. На обратном пути у нас было, что сказать в адрес родственников из Бердичева, кроме отца. Пожалели, что отец не с нами сейчас. Повторяли: «Оказывается, дружная семья — это та, в которой все дружно живут!». Я брату сказал, чтобы он почаще выходил из комнаты и оставлял нас с тётей Фаней одних, тогда я, возможно, буду получать на конфеты и другие продукты питания.
В гостинице всё гудело, курило, пило, рыгало. Жизнь шла полным ходом. С нами здоровались, но на дистанции. Мы были странными: бледными, худыми, но злыми и какими-то не здешними! На следующий день позвонили, как и договорились, дяде Исааку, и он дал нам адрес общежития, где договорился, чтобы нас устроили. Пришли сразу утром в общежитие — деньги были на исходе. Общежитие располагалось на пустыре, на окраине города. Во всяком случае, на автобусе добирались больше часа! Пятиэтажное здание в стиле «хрущевок» стояло одиноко и не гордо. Из некоторых распахнутых окон доносилась популярная музыка: «Увезу тебя я в тундру, увезу!», из других: «Наш адрес не дом и не улица — наш адрес Советский Союз!», что больше подходило для общежитских бездомников. Мы видели, что нас уже из окон с любопытством разглядывают, и в первую очередь, женщины. На дверях значилось, что это общежитие № 1, рабочих строительного треста домостроительного комбината — ДСК № 2. «Да, конечно, жители здесь не очень спокойные! — признался комендант, узнав, кто мы и от кого. — Лучше, если б Исаак Матвеевич ваш вам нашёл общежитие поспокойнее, например, медработников — он же врач. А здесь 70 % бывшие заключённые! Сами понимаете — люди недобрые: пьянство, драки! В общем, будьте осторожны!» — заключил он, давая нам ключи от комнаты, где находилось уже два жителя. Одного звали Коля, лет 35 — спившийся бывший, как он сказал, лётчик (или налётчик), второй выглядел, как злой Робинзон Крузо — лет сорока пяти, одичавший в бесконечных тюрьмах! Многочисленные наколки не оставляли свободного места на теле. На руках значилось: «не забуду» — и перечисление кого; на ногах: «хоть они и устали, но мусорам их не догнать». — «Шура», — объявил он нам своё имя без видимого уважения, разглядывая нас, как интеллигентов, слегка насмешливо. Он тут же достал из тумбочки кусок сала, чеснок, чёрный хлеб и стал с аппетитом есть.
