Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания
— Все хорошо, — радовалась она. — А вдруг опять начнет?..
— Подсыпай ему в еду тетуран, — посоветовал Звягин, доставая упаковку.
— А если заметит?
— Во-первых, вряд ли. Во-вторых, и заметит — поймет и простит. Скажи-ка, у вас с соседкой отношения как? не сболтнет?
— Ой, да никогда. Ее мужик тоже иногда закладывает, она понимает… А Гена — такой счастливый сейчас!..
— М-да? — иронически спросил Звягин. — А ты?
Она в возбуждении сделала летательное движение руками, пытаясь за нехваткой верных слов изобразить свое состояние:
— Как вас благодарить, Леонид Борисович, не могу себе этого представить…
— Скрыться с глаз моих долой, — буркнул Звягин с той напускной грубостью, которую любят себе позволять заведомо добрые люди.
День был туманный, и Нина, улыбнувшись и поклонившись, скрылась в этом тумане по своим делам; и туман времени, как написали бы в старом романе, опустился на закончившуюся историю.
Как-то в зеленом и веселом месяце мае, вылетая в своем реанимобиле на Новосибирскую улицу, Звягин зацепил острым взглядом троицу на тротуаре: семейство Анучиных степенно гуляло. Он вспомнил, как началось знакомство; перед ними притормозил на светофор автобус, через заднее стекло уставился юный модник с золотой сережкой в ухе.
— Правильно, — заворчал Звягин, — если женщина может быть главой семьи, почему мужчина не может носить серьги?.. Старею, видно, раз к моде цепляться стал, — со вздохом сказал он шоферу. — Ведь и Френсис Дрейк носил серьгу, а уж он был мужчиной, тут никуда не денешься.
Глава VI
Вольному воля
Непростая вещь — слава. Валерий Чкалов пролетел под Литейным мостом, что стало первой главой легенды о великом летчике, — это общеизвестно. А кто вспомнит фамилию парня, который на съемках фильма «Валерий Чкалов» пролетел под мостом четырежды: режиссер требовал дублей?
Звягин кинул палочку от шашлыка в урну и обернулся. Отсюда, с полоски песка у стены Петропавловской крепости, далекое пространство под мостом казалось немалым для крохотного поршневого истребителя. Игрушечный трамвай полз по мосту мимо черточек людей у перил.
— Хотите кинзы? — Сосед по столику, истолковав его молчание в пользу согласия, посыпал дымящееся мясо тертой пахучей травкой и завинтил баночку.
Звягин ограничился сухим «благодарю». Случайного знакомства с банальными разговорами не хотелось. Жена с дочкой укатили на весенние каникулы в Москву, и Звягин, подобно многим семейным людям, находил особенное удовольствие в недолгом одиночестве.
— Весна… — молвил сосед, вздохом и паузой приглашая к беседе. — Нева, Зимний дворец… — Перевел взгляд на противоположный берег. — Знал Петр, где строить город.
— Да, — холодно сказал Звягин. — Петр знал, где строить город.
— Игла Адмиралтейства, — куковал сосед, — купол Исаакия…
Он, похоже, настроился цитировать путеводитель для туристов.
— Казанский собор, — отрубил Звягин. — Невский проспект, Смольный монастырь. Пискаревское кладбище.
Край полосатого тента хлопнул под ветром и сбил с общительного едока шляпу. Шляпа плавно перевернулась в воздухе и шлепнулась в блюдце с кетчупом. Сосед вдруг побелел, затрясся и с маху швырнул шляпу в урну. На голове его обнаружилась косая унылая проплешина.
— Вещи — тлен, — изрек Звягин, — по сравнению с бессмертной красотой архитектуры нашего города.
Издевка не вызвала реакции. Сосед вгрызся в мясо, обнажив прокуренные зубы.
— А если бы брюки запачкались? — с интересом спросил Звягин. — Тоже в урну?
— В урну! — прорычал тот, жуя и задыхаясь.
— Чуждый нам образ жизни миллионеров, — согласился Звягин, — имеет свои привлекательные стороны. Например, носить новые сорочки, выкидывая грязные. Говорят, у них там жутко захламлены улицы.
— Ненавижу этот город, — прошипел сосед.
— А что ж вы в нем делаете?
— Что?! Живу!
— Тяжкая доля. А вы не пробовали поменять Ленинград на Конотоп?
Мятое, усталое лицо соседа выразило беспомощную покорность: он покорялся глумливости собеседника, пропаже шляпы, всем бесчисленным неприятностям, читавшимся в ранних морщинках.
— Молодец, — зло одобрил он. — Никогда никому не сочувствуй.
— Я так и делаю.
— Выпить хочешь?
— Хочу! Ты угощаешь?
Из респектабельного «дипломата» блеснула бутылка «Стрелецкой», рыжая струя зашуршала в бумажные стаканчики: бульк, бульк.
— Кх-ха… А ты что же?
— Хочу, — с сожалением подтвердил Звягин, — но не могу.
— Как это?
— Я подшит, — горестно сказал Звягин. — Месяц как из ЛТП. — И пояснил: — Лечебно-трудовой профилакторий.
— Ух ты… — без сочувствия сказал сосед. — Тогда — твое здоровье!
Переступив по песку ближе, протянул руку — несильную, нерабочую:
— Володя.
— Леня, — Звягин изобразил слабое пожатие.
— Кем работаешь, Леня?
— Да вот, устраиваюсь пока…
— Семья-то есть?
Звягин немного подумал, как бы не будучи уверен, есть ли у него семья:
— Сейчас один, — неопределенно ответил он, гримасой давая понять, что это вопрос деликатный.
— А вот у меня все есть, — безрадостно сказал Володя. — Семья, работа, квартира… Вроде есть — а вроде бы и ничего нету… Не понимаешь? Да… Ты здорово закладывал?
Достойным кивком Звягин изобразил, что да, закладывал он здорово. Володя посмотрел на него с сомнением. Подтянут, черный плащ по моде, галстук вывязан узким узлом. Подбритые виски, артистическая проседь, на жестком лице треугольный шрамик, как у прусского студента-корпоранта.
— А смотришься, как большой человек, — сообщил он результат своего осмотра.
— Внешний вид способствует трудоустройству. — Звягин остался доволен своей канцелярско-неуклюжей фразой. Прикинул, какая роль оградит его от возможности попасть впросак.
— Я ведь шофер был. Первого класса. На «скорой», — подчеркнул со значением.
— А что ж не удержался?
— Машину я разбил. Эх… Со всей бригадой, с больным. Страх! Врач через стекло наружу вылетел, больной с носилок — на фельдшера, реанимобиль в брызги… Собрали меня по частям в больнице — и на суд. Семь лет и принудительное лечение. Вот что водка делает.
Володя посмаковал чужую горесть подозрительно.
— М-да… — протянул он. — А вообще ты на шофера не похож…
Похоже, он предпочел бы собеседника более образованного. Своего, так сказать, уровня интеллигентности, или социальной принадлежности, как бы это правильнее выразиться.
Звягин охотно пошел ему навстречу:
— Я раньше врачом был, — поведал он. — Первый медицинский, диплом с отличием. Аспирантуру предлагали. Да денег не хватало, ну и переквалифицировался.
— О, — сказал Володя. — Интеллигентный человек сразу чувствуется. А каким врачом? Не невропатолог случайно?
— Паталогоанатом, — решил Звягин. — Знаешь — спокойнее. Никаких тебе ошибок, жалоб. Скальпель в руки и вперед.
Володя покривился с почтительной опаской. Звягин увлеченно живописал подробности работы паталогоанатома. Володя нежно позеленел и прижал рукой прыгающий кадык.
— Мы за столом все-таки, — глюкнул он утробным баритоном. — Хоть и стоя, на воздухе, но все же… — Утер лицо платком.
«Я т-тебя отучу пить дрянь. Я т-тебя отучу плакаться на жизнь!» Звягин прибавил красочных деталей. Володя сомлел и изготовился к бегству.
— Приятного аппетита, — пискнул жалобный дискант. Юная компания вокруг соседнего столика была скандализована и собирала силы для отпора.
— Простите великодушно, — прижал руку к груди Звягин. — Недавно освободился из заключения, отвык от приличного общества.
Сегодняшняя прогулка развлекла его в полной мере. Ну можно ли быть таким мальчишкой, укорил он себя. Вечно я перехватываю через край.
— Не унывай, Вовик! — попрощался он.
Володя протянул клочок с номером телефона:
— Позвони в понедельник. У нас в институте, вроде, требуется шофер. Могу помочь устроиться — на первое время.
Тон был дружеский. Звягин испытал легкий укол совести.
— Спасибо. — И спросил прямо: — На что я тебе сдался? Ведь позвоню — так пожалеешь о своей общительности, отделаться от меня захочешь.
Володя смутился. Вежливость, привычная смазка в колесиках человеческих отношений, въелась в него крепко.
— Я по-человечески… — с тенью обиды сказал он.
Отвернулся, поколебался недолго и запустил руку по плечо в зеленую жестяную урну, набитую просаленными бумажными тарелками и смятыми стаканчиками. Извлек оттуда свою оскверненную шляпу и принялся заботливо очищать платочком.
Из-за столиков смотрели с брезгливой жалостью. Володя старательно не замечал этого. Волосы раздувались вокруг кривой плешки. Он расправил шляпу и собрался надеть.
