Раздолбай - Лим Юлия

3. Демьян

Когда полицейские уходят, Демьян заваливается на кровать. Егора больше нет, а все, что он может, это раз за разом прокручивать в голове их дружбу, как киноленту. Если бы он заметил хоть одну маленькую деталь, если бы мог предотвратить гибель Егора, он бы не задумываясь отдал все, что у него есть. Сейчас он может лишь теребить серебряный крестик, сдерживать слезы, чтобы не разрыдаться перед родителями, и бесконечно задаваться вопросом: «Почему?».

Демьян загибает пальцы:

1) Егора любили родители.

2) У него всегда были брендовые вещи. Взять, к примеру, последнюю модель Apple Watch, подаренных отцом на шестнадцатилетие.

3) Его не гнобили в школе (если не считать Лисова).

4) У него был лучший друг.

5) Он никогда не выглядел расстроенным.

Так почему же?..

Отказавшись от ужина, Демьян притворяется спящим. Когда родители засыпают, он выбирается наружу через окно. Их частный деревянный дом – один из немногих уцелевших посреди города. Набирая сообщение, Храмов идет к дому Самары.

Слова о смерти Егора вертятся на языке, но не говорить же об этом с родителями или полицейскими? Стоит Демьяну расчувствоваться перед последними, как те что-нибудь заподозрят. Самара Реми́зова – вот кто его поймет.

Она ждет его возле ворот. В ней ничего не изменилось: короткое каштановое каре и темно-карие глаза, подведенные «стрелками».

– Почему он прыгнул? – Она теребит пачку сигарет, постукивая по ней неровно подпиленными ногтями.

– Понятия не имею.

Демьян подается вперед и обнимает Ремизову, уткнувшись в ее каштановые волосы. От них пахнет яблоками и табаком. С первого дня в школе она привлекала к себе внимание: единственная девчонка в классе с коротким, будто оборванным каре. А уж когда в седьмом классе у Самары выросла грудь, появилась косметика, а в речи стали проскакивать едкие матерные словечки, Демьян понял, что у него к ней совсем не дружеские чувства.

– Пойдем внутрь. Холодно, – отстранившись, Ремизова передергивает плечами и открывает дверь подъезда.

Они останавливаются на лестничной площадке, Самара приоткрывает окно. Чиркнув зажигалкой, прикуривает и выпускает в форточку струйку дыма.

– Ну, ты как? – спрашивает Самара, перекатывая во рту сигарету. Голос отстраненный, блеклый.

– Он умер, Сома. Его больше нет.

– Я про него не спрашиваю. Ты сам как себя чувствуешь?

Демьян разглядывает плитку, похожую на шахматную доску.

– Хотел бы я его отговорить…

Ремизова протягивает ему пачку сигарет, но он качает головой. Все вокруг навевает воспоминания об упущенной дружбе с Егором. Напоминает, что в жизни нет чекпоинтов, как в игре, и невозможно вернуться к сохранению и пройти ее по-другому.

– Можно остаться у тебя? – Демьян наблюдает, как Самара тушит бычок о стену, выкидывает на улицу и закрывает окно.

– Извини, не сегодня. – Она взъерошивает непослушные русые волосы Демьяна и целует в макушку. – Сегодня тебе лучше отдохнуть и подумать о Егоре. Вспоминай только хорошее, понял?

Он вяло кивает. Ремизова берет Демьяна за щеки ладонями и приподнимает его голову, заглядывая в глаза.

– Пообещай, что не расклеишься.

Демьян медлит. Пустое обещание вряд ли ее обманет, но он все равно говорит:

– Попробую.

Слезы подступают к глазам. Демьян обнимает Самару за талию, утыкается лбом ей в плечо и беззвучно плачет. Ремизова гладит его по волосам, не говоря ни слова. Она слишком хорошо знает его. Как никто другой.

Когда он успокаивается, Самара достает что-то из кармана:

– Возьми это, – и вкладывает ему в руку. – Выпей, поможет. Только не переборщи, а то отключишься где-нибудь на улице. Ты меня услышал?

Демьян кивает, разглядывая пузырек с успокоительным.

– Можно мне тебя хотя бы поцеловать? – спрашивает он и сам удивляется тому, как жалко звучит его голос.

– Можно.

Он приникает к губам Самары. Она обнимает его за шею, чуть сжимая волосы.

– Ну все-все, – хрипло шепчет она, отстраняя Демьяна за плечи. – Ты так меня съешь.

– Я люблю тебя. – Демьян тянется за новым поцелуем, но Самара преграждает его губам путь рукой.

– Если ты действительно меня любишь, то иди домой, выпей успокоительное и отдохни. Не делай того, о чем будешь жалеть. – Махнув на прощание, она уходит по лестнице.

По дороге Демьян вращает пузырек в кармане. Сердце колотится, дышать трудно. Глаза то и дело застилает пелена слез, но он упрямо сглатывает комок и идет дальше. От нервов подташнивает, совесть болезненными молоточками настукивает по вискам: «Это ты виноват!»

Остановившись на безлюдном перекрестке, чтобы переждать светофор, Демьян достает успокоительное и делает глоток, другой, третий. В горле щиплет и першит, он едва заставляет себя остановиться. Пузырек снова в кармане. Тошнота в желудке смешивается с травянисто-эфирным лекарством. Упершись в колени, Демьян переводит дух, вытирает со лба пот и не глядя ступает на пешеходный переход. Машины все равно проезжают редко, можно и не ждать. Он идет наискосок, сокращая путь до дома. В голове ленивой ватой расползается туман, его клонит в сон, глаза сами собой закрываются. Еще пара шагов, и он будет на тротуаре.

Резкий автомобильный гудок – Демьян вздрагивает, жмурится и застывает, повернув голову к слепящим фарам – машина пролетает мимо, обдав его потоком прохладного воздуха и едва не задев. Демьян добирается до тротуара на трясущихся ногах, падает на колени, царапая ладони об асфальт, и постепенно заваливается на бок.

Сон опускает ему веки тяжелой ладонью. Тихие звуки города – тонкий писк светофоров, завывающие вдали полицейские сирены, отдаленная болтовня редких прохожих, свист проносящихся мимо машин с бахающими басами – проникают в сознание и переплетаются в единый клубок разноцветных ниток. Теплая летняя ночь укутывает одеялом, асфальт камнями массирует напряженную спину. Сиплые всхлипывания сменяются прерывистым дыханием, затем оно выравнивается и становится глубоким. Где-то на задворках памяти мелькает образ Егора, лучшего друга, которого Демьян не смог спасти.

Будильник надрывно звенит. Демьян с трудом открывает глаза, щурясь от яркого света, и с размаху бьет по кнопке. Этим летом ему хотя бы удается высыпаться: сейчас три часа дня, родители на работе, а старший брат, хвала небесам, в армии.

Вглядываясь в потолок, Демьян закидывает руку на лоб. Как он оказался дома, да еще и в постели? В голове туман, будто сотни курильщиков разом выдохнули.

Проведя рукой по лицу, Демьян встает и идет умываться. Нехотя готовит яичницу на завтрак. От обыденности происходящего его мутит. Лучший друг лежит в земле, а он сидит за столом и не радуется тому, что дышит, ест и может любить.

В восьмом классе у них с Егором состоялся серьезный разговор на школьном дворе.

– Я Сому люблю, – первым заговорил Демьян. – Как вижу ее, так перед глазами все сиять начинает.

– То-то мы теперь редко видимся, – усмехнулся Полосков, хрустя сухариками. Его родители повернуты на здоровом питании, поэтому только в школе и только с Демьяном он мог позволить себе «попортить зубы и желудок».

– Ты не обижаешься? – Не дожидаясь ответа, Демьян добавил: – Я просто… не знаю. У меня без нее как будто даже дышать не получается.

– Круто, наверное, – Егор отвел взгляд и смял опустевшую пачку из-под сухариков.

– Ты не представляешь как!

Проигрывая в голове воспоминания, Храмов пытается понять: когда Егор отчаялся? Смог бы Демьян помочь, если бы заметил?

Взяв опустевшую тарелку, Демьян кладет ее в раковину. Солнечные блики играют на лезвиях ножниц. От шеи к затылку бегут мурашки.