Чем звезды обязаны ночи - Юон Анн-Гаэль

Я замираю от изумления. Но лишь на несколько секунд, не больше. Потом я внутренне улыбаюсь. Мне кажется, что я вижу посреди этой комнаты мать. Руки на клавишах рояля. Боа вокруг шеи. Как можно представить, что она выросла в иной обстановке, кроме вот такой? И тогда, под взглядом экзотической птахи, во мне рождается странное ощущение, что я наконец вернулась домой.

Бальтазар

Я пытался рассмотреть виллу со стороны пляжа. Особняк с розовым фасадом и большими створчатыми окнами… Райский уголок в стиле ар-деко, которым можно было любоваться только с моря. Как же туда пробраться? После разговора с отцом этот вопрос не давал мне покоя.

Спустя несколько дней я прознал, что на вилле идет подготовка к очередному приему. По дороге-серпантину, ведущей к дому маркизы, один за другим шныряли грузовики. Я обошел всех своих знакомых в кафе при игровых домах, обещая хоть луну с неба, хоть деньги, которых у меня не было, любому, кто сумеет меня туда провести. Все впустую.

Но я не сдавался. Я сменил баскский наряд на костюм-тройку, сшитый по последнему слову моды. Так, во всяком случае, утверждал одолживший мне его знакомый. Но на самом деле теперь я напоминал недоделанного гангстера. Костюм был белый в полоску. Пиджак коротковат в рукавах, брюки широковаты и слишком свободны в бедрах. Намного позже она мне скажет, что именно это ее во мне и привлекло. Она всегда любила антигероев. Оригиналов. Неудачников. И добавит: «Особенно когда они попадают в яркий свет прожекторов». У нее была такая манера выражаться: я не всегда понимал ее, но неизменно соглашался.

Вечером я двинулся в гору пешком, в шляпе и с пиджаком под мышкой. Воздух был спертый, дорога крута и извилиста. Туфли натерли мне ноги. Меня обогнал автомобиль. Затемненные стекла, сверкающий кузов – махина неслась на всех парах в туче насекомых, поднимая пыль. Про себя я молил: вот бы какая-нибудь машина притормозила, и меня предложили подвезти. Я думал: следующую я точно остановлю – но машина проносилась мимо, а я не осмеливался поднять руку и продолжал взбираться в гору на своих двоих. Тяжесть новенького блокнота в кармане придавала мне мужества. Своей лучшей ручкой я написал на первой странице собственное имя. Хотел там изложить и первые журналистские впечатления, но пока мне ничего не приходило в голову.

Наконец за очередным поворотом послышалась музыка. Показались верхушки деревьев, позолоченные солнцем. Вилла маркизы!

Вообще-то я везучий, надо только держать нос по ветру. Я надел пиджак, разгладил поля шляпы, приблизился к огромным воротам и для храбрости закурил. Через секунду открылась сторожка, на пороге возник приземистый тип в фуражке, с приплюснутым носом и физиономией в шрамах. Такие шутить не любят.

– Чем-то помочь? – процедил он, не выпуская изо рта зубочистки.

Я напустил на себя непринужденный вид, приличествующий репортерам Sud-Ouest, когда их одолевают расспросами.

– Я жду друга.

Ее разбирал неудержимый хохот каждый раз, когда я описывал эту сцену, хотя она и считала мои попытки изобразить Марселя далекими от совершенства.

Этот самый Марсель, чье имя я узнал намного позже и который так никогда и не проникся ко мне теплыми чувствами, окинул меня взглядом с ног до головы.

– Ну и как звать друга?

Я не успел ответить. Подкатил новый автомобиль, его длинному желтому капоту так подходил чарующий рокот мощного мотора. На переднем сиденье красовался шофер в ливрее, куда элегантнее меня, отчего я невольно скривился. А на заднем – три неотразимые дамы, тонущие в головокружительном смешении перьев, стразов и шляпок. В крайнем возбуждении они радостно щебетали, попивая шампанское. Одна из них махнула бутылкой в мою сторону.

– Твое здоровье, красавчик! Как тебя зовут?

Я покраснел, за что готов был проклясть себя, но, к счастью, было уже темно. Шофер протянул Марселю визитку, тот согласно мотнул подбородком. Ворота открылись.

Я был ослеплен.

В конце аллеи, обрамленной апельсиновыми деревьями, тысячью огней сверкал особняк. В глубине парка столетних деревьев две монументальные лестницы вели к террасе, на которую выходили огромные сияющие окна. Розовый фасад отражался в водной глади, окруженной пальмами, цветами и фонтанами. Музыка стала громче, слышались смех, возгласы, шум голосов. Вот какое-то животное пронеслось по лужайке – но ворота уже закрывались.

– Я с ними! – крикнул я Марселю, устремляясь вслед за машиной.

Но охранник преградил мне путь и угрожающе выставил челюсть вперед.

– А ну-ка, убирайся отсюда!

Я не считал себя смельчаком. Конечно, я шалопай, но не отчаянный. Промямлив: «Конечно, мсье, всего доброго», – я отправился восвояси.

Я был ошеломлен. То немногое, что я успел увидеть во дворце маркизы, удесятерило мое желание узнать больше. И дело было не только в статье. Меня пленили те три богини в перьях.

Я долго пробирался вдоль ограды в надежде отыскать какую-нибудь дыру, лазейку, дерево, по которому я смог бы забраться внутрь. Все напрасно. Парк был огромен и выходил на скалистый обрывистый берег. Внизу лежал океан, похожий на мятую ткань, освещенную полной луной.

Вдали послышались раскаты грома. Сейчас или никогда. Я проберусь по скалам! Пиджак я обвязал вокруг талии – мне нужны были свободные руки, потому что туфли предательски скользили по водорослям. Я перепрыгивал с камня на камень, удерживаясь, как мог, на ногах и стараясь не думать о тянущей меня вниз пустоте. Любой неверный шаг мог стать смертельным – скалы не прощают ошибок.

Вдруг поднялся ветер, и я потерял равновесие. Спина выгнулась, нога скользнула в пустоту. Я наверняка свалился бы, если бы не выступ, в который я вцепился в последний момент. Сердце рвалось из груди. На бедре кровоточила ссадина. Я еле сдержался, чтобы не выругаться в голос. Мне еще придется платить за этот паршивый костюм, который я больше никогда не надену. Когда меня перестало трясти, я обрадовался. Моя вылазка обретала очертания настоящего приключения. В голове уже роились цветистые фразы, которыми я буду живописать эту эпопею в газетной передовице.

В конце концов я добрался до самой темной части парка. Шум далекого прибоя смешивался со стрекотом сверчков и тихим журчанием фонтанов. Воздух наполнял чудесный запах – тонкий аромат цветов, которые, должно быть, распускались с наступлением ночи, как в садах султана. Поистине сказочный аромат.

Вдруг упала дождевая капля. Потом вторая. За ними последовал порыв ветра, снова едва не сбивший меня с ног. Я набросил пиджак на пики ограды и полез через решетку. Сверкнула молния. Гроза обрушилась на меня с неожиданной яростью. Сквозь струи воды я разглядел какую-то беседку. Пока я туда добежал, успел промокнуть до нитки. С несчастного костюма текла вода, шляпа превратилась в бесформенную губку. Я походил на клоуна – пародия на репортера с размокшим блокнотом. Но, черт возьми, у меня получилось!

3

– Итак, вы знали мою мать?

Гостьи ушли, в доме тишина и покой. Роза кивает и протягивает мне дымящуюся чашку с чаем.

– И твою мать, и бабушку тоже. Колетт была мне как сестра. Мне так жаль, что она не видит тебя сейчас! Она бы гордилась тобой.

Колетт? Это имя мне ничего не говорит. Взгляд Розы затуманивается. Я молчу и внимательно ее слушаю. За окном непроглядная ночь, различаются только причудливые очертания больших деревьев.

Роза выросла в этом доме. В окружении женщин ярких, свободных и увлеченных, любивших мужчин почти так же, как шампанское. Когда-то она была хозяйкой мастерской по изготовлению эспадрилий, известной в весьма взыскательном мире парижской моды. Там работали женщины, которым она помогала найти свою дорогу в жизни. С той поры дело перешло в другие руки. Но сохранилась традиция принимать тех, кто нуждается в убежище, тепле, очаге – на несколько дней, а порой и лет.

– Бедняжки, – грустно улыбается Роза. – Женщины, которых жизнь не щадила.