Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан
— Леонард, делай иллюстрации сам, ты ведь всегда хорошо рисовал. А потом избавься от важных боссов и публикуй свои книги. Переезжай на Багамы и пиши на пляже, — сказала Хелен, которая всю жизнь занималась тем, что исподволь подкидывала другим вдохновляющие идеи, словно подавала бейсбольный мяч, чтобы они могли сделать свою игру.
— Может, когда-нибудь и возьмусь, — ответил Леонард. — Проблема в том, что все научно-популярные книги уже миллион раз написаны, поэтому трудно сказать что-то оригинальное. У нас на передовых рубежах иллюстраторы, а я только пересказываю всем известные факты и фактики. Но я, в общем, вполне доволен: приятно думать, что мои книжки читают дети и они им нравятся.
— Читающий ребенок — это самое прекрасное зрелище, — подтвердила Хелен. — Помню, как Грейс читала, лежа на ковре, на животе, не замечая ни телевизора, ни нас. Никогда не встречала ребенка, который не любил бы читать, если у него была такая возможность. Помню, ко мне в школу приходили родители и жаловались, что их дети не читают, и я всегда давала им один и тот же совет: если родители будут читать, то и дети последуют их примеру. Хотите, чтобы ребенок читал, — читайте сами. Могу поспорить, что их родители читали книжки, — добавила она, кивнув в сторону студентов на экране замершей на паузе телевикторины.
— Кстати, о талантливой молодежи. Что-то не видно вашего любимого сына, — сказал Леонард.
— Он наверху, просил тебя подняться, — ответил Питер и потянулся за телевизионным пультом. Когда Леонард вышел из комнаты, запись была вновь включена, и он услышал за спиной вопль Питера: «Магнетизм!»
В комнате Голодного Пола наверху никого не было. Не зная, как положено входить в спальню взрослого человека, имея лишь платонические чувства, Леонард остановился в дверях и задержался там на некоторое время, услышав, как его друг где-то в глубине своего жилища опорожняет кишечник. Так Леонард получил возможность окинуть взглядом спальню Голодного Пола, в которой раньше он вроде бы никогда не бывал. После примерно двенадцати лет юноши обычно не заходят в спальни друг к другу — трудно придумать для этого убедительный предлог. В этой спальне смешались следы разных периодов жизни ее обитателя, в основном преобладал небрежный глянец взрослого человека, кое-где нарушенный приметами мальчишеских увлечений. Пластиковые фигурки героев стояли в соответствующих позах на полках, где, как, несомненно, надеялись родители Голодного Пола, однажды появятся великие книги. Прикрепленный к единственной люстре, висел самодельный картонный макет истребителя «Спитфайр». Стены выкрашены в нежно-зеленый оттенок — такой выбирают для детской, когда еще не знают пол ребенка. Занавески и покрывало на кровати были в обычном домашнем стиле: листочки и прочие завитушки разных оттенков голубого и серого цветов. На стенах висели собственные творения Голодного Пола, включая кособокий портрет «Смеющегося кавалера», исполненный им по размеченной основе, и пазл «Где Уолли?», сложенный, вставленный в рамочку и водруженный на стену как свидетельство успешного завершения тяжкого труда. Нельзя сказать, что комната была неопрятная, но в ней чувствовался беспорядок, который иногда замечаешь в спальнях выросших детей, все еще живущих с родителями.
Голодный Пол вышел из ванной в белом махровом халате, повязанном белым поясом, спортивных штанах и резиновых шлепанцах, к которым пристал кусочек туалетной бумаги. Он тряс кистями и внимательно смотрел по сторонам, как это делают люди с мокрыми руками, пытаясь найти полотенце. То обстоятельство, что Голодный Пол оказался в редком положении человека, одетого в халат из самого подходящего для вытирания рук материала, могло бы подтолкнуть на это действие и менее значительную личность, но, раз уж он рискнул пойти в туалет по большой нужде в белой одежде, то не собирался капитулировать перед куда менее серьезным вызовом. Проблема была решена с помощью извлеченной из корзины с грязным бельем футболки, о которую он и вытер руки. Вещь, еще совсем недавно считавшаяся чистой — видимо, решил он, — вряд ли внезапно стала такой уж грязной. Облегчение было очень приятным, и, заметив Леонарда, Голодный Пол приветствовал его с искренней теплотой.
— Здорово, Леонард! Родители направили тебя сюда? Прекрасно, прекрасно. Как делишки?
— В порядке. Спасибо. Ты почему в халате? — спросил Леонард.
— Начал заниматься восточными единоборствами. Как я тебе?
— Круто. Но с чего вдруг единоборства? Насилие — это же не твое.
— По поводу насилия я свое мнение не изменил, но восточные единоборства скорее учат спокойствию во время действия. Невозмутимости посреди боя. Речь, конечно, идет о физическом действии, но сознание при этом остается бесстрастным и умиротворенным. Насилие отсутствует в голове, у тебя нет никакого злого намерения, что, вообще-то, является худшим проявлением насилия. Кроме того, я выбрал дзюдо, так что мордобития или чего-то подобного не требуется.
— Так, значит, тебе нравится кататься по полу с неандертальцами? Мне казалось, ты не терпишь, даже когда до тебя дотрагиваются, а уж тем более когда твои руки и ноги закручивают восьмеркой.
— Тут ты прав. На самом деле я подумал, что это поможет решить мои проблемы с отношением к личному пространству. Как ты верно подметил, это один из наиболее контактных видов спортивной борьбы, поэтому мы надеваем одежду для сна, а не, к примеру, смокинг. Но, честно говоря, в первую очередь я задумался о своей физической форме. Мне не получить черный пояс, если меня мучает одышка на подъеме по лестнице.
С этими словами Голодный Пол упал на пол и начал отжиматься на кулаках. Послышался треск, за ним ругательство, потом он опять принялся отжиматься, точь-в-точь как танцор, исполняющий «гусеницу» в брейк-дансе.
— Сколько раз тебе нужно отжаться? — спросил Леонард.
— Мой сенсей говорит, надо тренироваться, пока я не почувствую свой предел, после чего тренироваться дальше. Быть как вода. В зале легче: там поролоновые матрацы, а здесь пол деревянный и жесткий. Может, попробовать надеть вместо шлепанцев нескользящие носки?
— Ты и так хорош в этом наряде. Белый пояс очень впечатляет! Какие движения ты уже выучил?
— Все идет своим чередом. Сначала мне объяснили, как написать отказ от претензий, а потом учили падать так, чтобы не травмироваться, хотя подозреваю, что вероятность травмироваться зависит от меня не больше, чем от моих будущих соперников. Потом я немного потренировался с другими. Они по большей части крупнее меня, так что я в основном отрабатывал действия в обороне.
— Думаю, тебе это полезно и для психики тоже. Восточные единоборства, как известно, воспитывают единство сознания и тела, — сказал Леонард, который кое-что писал про боевые искусства в статье про олимпиаду в детской энциклопедии, хотя они упоминались только в небольшом абзаце в самом конце, наряду со стрельбой и тяжелой атлетикой, а также в квадратной рамочке с интересными фактами про стероиды.
— Смешно, что ты об этом заговорил, — после занятия у меня голова стала совсем пустая. Так часто бывает, когда я берусь за что-то новое. Все-таки это моя первая тренировка. Я спросил сенсея, какие у меня перспективы, и он ответил, что, если я поднимусь с уровня халата и спортивных штанов до уровня, когда покупают ги — так называется форма дзюдоиста, — это будет первым признаком моей приверженности делу. Как я понял, потребуется много боев, чтобы завоевать его уважение.
Леонард пришел в восторг оттого, что Голодный Пол увлекся чем-то, в культурном отношении совершенно ему чуждым, и, подумав, согласился, что лучше купить ги, потому что банный халат, пожалуй, слишком махровый и не соответствует истинному дзюдоисту.
— Если ты сейчас тренируешься, может, мне лучше подождать внизу? — предложил Леонард.
— Ничего подобного. Я могу закончить позже. Давай спустимся вниз и поболтаем.
Голодный Пол затянул свой белый махровый пояс, завязав его узлом, как шнурки на ботинках.
