Зэди Смит - Белые зубы
— Ми-и-истер Джонс, зачем вы сюда приходите, раз это вам так неприятно? Будьте благоразумны. Зачем он вам? — домработница поднималась за ним по лестнице на чердак, вооруженная какой-то чистящей жидкостью. — Он сломан. Он вам не нужен. Видите? Видите? — Она воткнула вилку в розетку и продемонстрировала мертвый выключатель. Арчи вытащил вилку и молча обмотал шнур вокруг пылесоса. Он заберет пылесос, пусть даже и сломанный. Все сломанное уйдет из этого дома вместе с ним. Он починит эти чертовы агрегаты, лишь бы только доказать, что он кое-что может.
— Вы ничего не можете! — Санта, как хвост, тащилась за ним вниз по лестнице. — Свели жену с ума. Вот и все, на что вы способны!
Прижимая пылесос к груди, Арчи вошел в наполненную людьми гостиную, достал ящик с инструментами и под прицелом дюжины осуждающих глаз принялся чинить этот сломанный агрегат.
— Только посмотрите на него, — начала одна из итальянских бабушек, вся обмотанная шарфами. Она была не такая отвратительная, как другие, и у нее было значительно меньше родинок, — все забирает, capisce?[4] Он забрал ее разум, забрал миксер и старый проигрыватель — он забирает все, кроме паркета. А она, несчастная…
Дама из совета, которая даже в безоблачные дни напоминала промокшую насквозь длинношерстую кошку, закивала:
— Что и говорить, просто отвратительно. Отвратительно! Нам теперь о ней заботиться. А этот идиот…
Ее перебила медсестра:
— Она не может оставаться одна, ведь так?.. Сам сбежал, а бедная женщина… ей же нужен нормальный дом, нужен…
Я здесь, мысленно говорил Арчи, я же тут, черт бы вас побрал, здесь я. И это был мой миксер.
Но не в его характере спорить. Он молча слушал их еще пятнадцать минут, проверяя, как пылесос засасывает кусочки газеты, пока не почувствовал, что Жизнь — это огромный рюкзак, такой тяжелый, что легче бросить его на обочине и уйти в темноту, пусть даже оставив все необходимое, чем тащить с собой. Тебе же не нужен миксер, старик, и пылесос тебе тоже не нужен. Только лишний груз. Брось рюкзак, Арчи, и примкни к счастливым туристам на небесах. А как иначе? Когда бывшая жена и ее родственники жужжат в одно ухо, а пылесос — в другое, кажется, что конец близок. И дело не в Боге или еще в ком-то. Просто Арчи чувствовал, что конец света наступил. И ему потребуется нечто большее, чем жалкое виски, бульварные романы и коробка леденцов «Кволити Стрит» — все клубничные уже выбраны, — чтобы засвидетельствовать переход в новый век.
Он починил пылесос и вычистил гостиную со странной тщательностью, дотягиваясь до самых малодоступных уголков. Затем мрачно подбросил монетку (решка — жизнь, орел — смерть) и не почувствовал ничего особенного, когда увидел, что выпал орел. Он спокойно отсоединил шланг, убрал его в «дипломат» и в последний раз вышел из дома.
Но умереть не так-то просто. Самоубийство нельзя внести в список дел между «помыть сковородку» и «подпереть сломанную ножку дивана кирпичом». Это не то, что можно сделать, а потом, в случае чего, переделать; как рассеянный поцелуй. Что ни говори, а самоубийство требует мужества. Оно для героев и мучеников, по-настоящему тщеславных. Но Арчи — не герой и не мученик. Его значимость в Мировом Порядке Вещей можно выразить стандартными соотношениями:
Песчинка — Пустыня.
Капля — Море.
Иголка — Стог сена.
Несколько дней он игнорировал решение монетки и просто ездил со шлангом от пылесоса. По ночам он смотрел сквозь ветровое стекло на безграничное небо и осознавал свое значение в мире, он понимал, что такое быть крошечным и лишенным корней. Он думал о том, какой след останется после его исчезновения, и этот след оказывался таким ничтожным, что и говорить не о чем. Он тратил последние минуты жизни на размышления: можно ли называть пылесосом такой агрегат, который уже два месяца расплевывает пыль вместо того, чтобы ее засасывать, или это скорее «пылеплюй»? И все время шланг от пылесоса лежал на заднем сиденье, как вялый член, насмехаясь над его тихим страхом, глумясь над его бессилием и нерешительностью, издеваясь над голубиными шажочками, какими он подходит к палачу.
29 декабря Арчи повидался со своим старым другом Самадом Миа Икбалом. Такая дружба может показаться странной, и все же Самая был его самым старым другом: этот мусульманин из Бенгалии сражался с ним бок о бок в те времена, когда еще велись бои. Он напоминал ему о войне, о той войне, которая для многих ассоциировалась с жирным беконом и цветными чулками, но Арчи вспоминались выстрелы, бесконечная игра в карты и резкий вкус иностранной выпивки.
— Арчи, друг, — говорил Самад теплым, проникновенным голосом, — забудь ты про свою жену. Начни новую жизнь. Именно это тебе и нужно. Вот. И не будем больше об этом. Ставлю против твоих пяти шиллингов и в пять раз увеличиваю ставку.
Они сидели в баре «О’Коннелл» и играли в покер тремя руками: две принадлежали Арчи и одна — Самаду. Правая рука Самада не двигалась: она была серая, мертвая, кровь по ней не проходила. Они каждый вечер ужинали в этом наполовину кафе, наполовину игорном доме, который принадлежал семье иракцев. У большинства членов этого семейства были явные проблемы с кожей.
— Посмотри на меня: женитьба на Алсане дала мне второе дыхание, понимаешь? Открыла новые возможности. Она у меня такая молодая, такая энергичная — как глоток свежего воздуха. Хочешь совет? Пожалуйста! Забудь про прежнюю жизнь, Арчибальд. В ней все было неправильно, и тебе от нее никакой пользы. Вообще никакой.
Самад смотрел на него с сочувствием, потому что любил Арчи. Их военная дружба прошла серьезное испытание: тридцать лет они жили на разных континентах, но весной 1973-го Самад прилетел в Англию. Уже немолодой, он искал новой жизни со своей двадцатилетней невестой Алсаной Беджум, миниатюрной, круглолицей, с умными глазками. В приступе ностальгии и просто потому, что он больше никого на острове не знал, Самад отыскал Арчи и поселился в том же районе Лондона. Постепенно между ними снова установилось подобие дружбы.
— Ты играешь как идиот. — Самад выложил четверку выигравших дам. Он подцепил их большим пальцем левой руки и с легким щелчком бросил веером на стол.
— Я уже старик, — проговорил Арчи, бросая свои карты. — Я старик. Кому я теперь нужен? И в первый-то раз нелегко было кого-нибудь уговорить.
— Глупости, Арчибальд. Ты просто не встретил подходящую женщину. Эта Офелия, Арчи, совсем не подходящая. Насколько я понял, она сейчас даже не того…
