Карин Ламбер - Дом, куда мужчинам вход воспрещен
– Я ухожу, – сказал Padre, проверив, крепко ли держится на голове картуз.
– Пьяница, – процедила Mamma сквозь зубы.
Он схватил металлический кофейник «Биалетти», полный до краев горячим кофе, и запустил им в голову жены. Летом пятно сливалось с загорелой кожей, но зимой тень тянулась от шеи к вырезу платья.
В семье все делали вид, будто никакого пятна не существует. Джузеппина была еще крошкой, когда это случилось, но и сорок лет спустя глаза ее мрачнели, стоило ей вспомнить лицо матери.
Ее братья, Тициано, Анджело и Фабио, были как с одной матрицы: черные напомаженные волосы, щетина, рубаха нараспашку и цепь с распятием на волосатой груди. Брюки в обтяжку, руки в карманах, они ходили вразвалочку, поглядывая на женщин со смесью вожделения и вызова, а на мужчин как на соперников. И горе тому, кто назовет их итальяшками, нет хуже оскорбления для сицилийца.
Эти телохранители следовали за Джузеппиной повсюду и повторяли ей день-деньской:
– Nessuna confidenza con i ragazzi![7]
По их разумению, девушке не полагалось гулять, не полагалось пить, не полагалось курить. Девушка – воплощение добродетели. И однажды, когда она вернулась из школы с засосом на шее, они надавали ей оплеух. Три. По оплеухе на брата. Они были выкорчеваны из родной земли, и сестра оставалась их последним корешком, так что не дай бог ей стать сорной травой. И в свои тринадцать лет она стояла перед ними выпрямившись, глядела им в глаза и не плакала, только щеки горели.
Квартплату просили подъемную, но надо было еще понравиться домовладелице. Королева оценила силу характера, сквозившую в рассказе этой хромоножки, чье высохшее тельце напоминало насекомое. Серая прядь в черных волосах, глаза-угли, живой взгляд; одета среди зимы в цветастые колготки и шелковое платье фасона пятидесятых под великоватой ей старой замшевой курткой. Бесконечно длинный фиолетовый шарф, связанный кем-то, кто понятия не имел о лицевых петлях, довершал ансамбль.
Маленькая Джузеппина была полной противоположностью малышке. Каждое утро с пяти часов на ногах, даже не взглянув на небо, с неизменной сигаретой «Мюратти» в уголке рта она садилась в фургон и отправлялась заниматься своей лавкой на блошином рынке, искать старье или обследовать чердаки.
Королева сказала «да» без колебаний и никогда об этом не пожалела. Джузеппина тем более.
5
Жюльетта приглашена на последний этаж дома. С лестницы она слышит странный звук, напоминающий пение цикад. Она улыбается.
На стене пятой лестничной площадки висит афиша в старенькой раме, изображающая очаровательную девушку на пуантах, в белой пачке. «Королевская Опера. Стелла исполняет “Коппелию”. Суббота, 16 декабря 1972».
– Я слишком много на нее смотрела, поэтому вывесила за дверь.
Жюльетта поднимает голову. Женщина с афиши стоит перед ней, прислонясь к дверному косяку. Высокая, изящная – вот она, Королева! Прямая спина, расправленные плечи, ноги в шестой позиции; на ней балетки, идеального покроя брюки аспидного цвета и жемчужно-серый кашемировый свитер. Седые волосы собраны в высокий узел, открывая еще безупречный овал лица. Элегантность и простота, и особенно заметны глаза невероятного аметистового цвета. В ней и впрямь есть что-то царственное.
В свои семьдесят пять лет звезда не забыла овации того вечера: зал аплодировал стоя двенадцать минут, королевская семья присутствовала в ложе, на сцену летели букеты цветов. После спектакля кузен короля нанес визит в ее уборную и сказал: «Я пережил незабываемые мгновения. Вы самая красивая балерина в мире».
Самая красивая балерина в мире смотрит на свою новую жиличку. Свеженькая, аппетитные округлости под платьем в разноцветный горошек, бархатистая кожа и густые кудряшки цвета красного дерева. Лицо Жюльетты озаряют большие зеленые глаза с золотистыми искорками.
– Не удивляйся, что слышишь цикад. Я скучаю по лету… жара, лаванда, мое нагое тело на песке.
Карла, ты мне не все сказала!
– Заходи и закрой дверь. Просто чудо эти штучки, – продолжает домовладелица, показывая свой айпод. – Тут есть не только цикады, еще смех моего брата, он живет очень далеко отсюда, колокола деревни Сент-Элали, где я родилась, соловей, который поет у нас только с мая. И чайки, и много-много аплодисментов.
Жюльетта с восторгом оглядывает огромные окна гостиной – во всю стену. Ей кажется, будто она летит по небу.
– Добро пожаловать в мое королевство!
Изысканным жестом, вызывающим у Жюльетты зависть, Королева приглашает ее сесть рядом с ней на огромный диван, обитый красным бархатом. На низком плексигласовом столике свесились из вазы-шара бледно-розовые пионы, роняя лепестки на пол. Два бирюзовых стакана и такой же графин с грушевым нектаром стоят на зеркальном подносе рядом с крошечными лимонными тарталетками и пирамидкой макарони.
Совсем как микадо[8], если я возьму одно, все рухнет.
– Итак, крошка… в твоей жизни нет никаких мужчин?
На данный момент. Но ненадолго.
– Это обязательное условие, чтобы жить здесь. Мужчины дальше калитки не допускаются.
А посылать эсэмэски по ночам можно?
Властность этой женщины, незыблемость правил поведения в доме – сказать Жюльетте нечего. Ей нужна эта квартира. И все же не хочется лгать.
– Но есть Макс, мой лучший друг…
Королева не дает ей договорить:
– Никаких мужчин в моем доме! Никаких нарушений! Но город большой.
Она, верно, отрубает ослушницам головы, как Королева в «Алисе в Стране чудес».
– И чем же ты занимаешься?
– Я монтажер.
– В чем состоит эта работа?
– Сейчас я делаю подборку культовых сцен. Для ретроспективы.
Королева разливает грушевый нектар. Наполняет один стакан, подняв голову, смотрит на Жюльетту, наполняет второй и, прежде чем поставить графин на место, спрашивает:
– А как ты их выбираешь, эти сцены?
– Наверное, руководствуюсь эмоциями, – отвечает Жюльетта.
Две женщины смотрят друг на друга.
– Сцены, которые волнуют меня, которые я могу смотреть бесконечно, и они никогда мне не надоедают, как в «Людях и богах»[9]. Вы видели?
– Три раза!
С ума сойти! Я пью грушевый нектар в облаках с королевой, которая рубит головы и фанатеет от кино!
– Помните тот момент под музыку Чайковского, когда камера дает крупным планом одно за другим лица монахов, решивших проститься с жизнью?
– Ти-ли-ли… Ти-ли-ли… ти-ли-ли-ли… Это же музыка из «Лебединого озера».
Рука Королевы порхает быстро-быстро, точно бьющая крыльями бабочка, выписывая все балетные па. Жюльетта не сводит глаз с ее танцующей руки.
