Екатерина Вильмонт - Кино и немцы!
Апельсины решила не покупать, все-таки цитрусовые… Тридцать первого утром долго валялась в постели, смотрела по телевизору старые фильмы и чем дальше, тем больше ей нравилась мысль встретить праздник дома. А то в последние годы все знакомые обсуждали новогодние телепрограммы, а она никак не могла принять участия в этих беседах. Пришлось даже наврать, что тетушка терпеть не может телевизора, она, мол, так изысканна и старомодна, что не может выносить телевизионную пошлость. Ей вообще пришлось столько придумать о тетушке, что у той сложилась даже целая биография. Ленинградская блокада, потом ее, умирающую, нашел какой-то военный, приехавший к жене с фронта, а жена уже умерла с голоду, и он не смог оставить умирающую соседку… Все продукты, которые привез жене, он отдал ей, и она выжила, а потом он опять приехал, и у них начался роман, он женился на ней, а в сорок девятом их обоих арестовали. Она выжила, а он погиб в лагерях, и тетушка всю жизнь любила только его…
– Да, эти женщины умели любить, – вздыхали коллеги, утирая слезы. Самое сметное, что она сама поверила в существование тетушки-аристократки, сроднилась с нею, еще бы, ведь тетушка была плодом ее собственной фантазии. Однажды она даже поймала себя на том, что стоит у прилавка и думает: а не купить ли тетушке вот этот теплый платок? Он такой большой, уютный, а в Питере зимой так промозгло…
Но в семь вечера ею вдруг овладела такая тоска, такое отчаяние, что она оделась и помчалась на вокзал. Встала в очередь за билетами, но когда до окошка кассы оставалось совсем немного, ее вдруг зазнобило, она закашлялась до слез. Я заболеваю! Куда ж ехать в Питер, где даже голову негде преклонить? С ума я, что ли, сошла? И она вышла из очереди.
– Женщина, вы стоять будете? – крикнул кто-то ей вслед, она только рукой махнула, ее душил кашель. Все решилось само собой! Никакого новогоднего чуда, просто грипп! А уж с гриппом, понятное дело, надо сидеть дома, даже не сидеть, а лежать. Мысль о теплой постели была отрадной. Она добралась до дома, купив по дороге каких-то таблеток, наглоталась их и легла в постель.
Уснула мгновенно. А проснулась в половине двенадцатого, прислушалась к себе и с изумлением поняла, что чувствует себя совершенно здоровой. Ни кашля, ни температуры, ни озноба. Неужто так подействовали какие-то таблетки? Или это было нервное? В подкорке сидела мысль, что ехать нельзя, вот организм и придумал ей грипп, как она придумала тетушку Ангелину Игнатьевну! Да, интересно! Ну что ж, такое надо отпраздновать! Она встала, надела новые трусики, лифчик и колготки. Говорят, в Новый год надо надевать три новые вещи. Посмотрела телевизор, выпила вина, поела и опять завалилась спать, вполне довольная жизнью. И решила, что утром будет спать сколько влезет! Но проснулась рано, съела грушу и подумала: как хорошо дома! Блаженно потягиваясь, включила телевизор и с наслаждением стала смотреть детский фильм, старую «Снежную королеву» с юной Прокловой. И вдруг в дверь позвонили. Она испугалась, словно застигнутая на месте преступления. Накинула халат и выскочила в прихожую. А может, затаиться, не открывать? Звонок повторился. Она прильнула к глазку. Никого не увидела.
– Кто там? – спросила на всякий случай.
– Откройте, пожалуйста! – раздался в ответ детский голос.
– Тебе кто нужен?
– Инга Григорьевна!
– Тут таких нет.
– Как нет? – голос прозвучал испуганно.
Майя открыла дверь. На площадке стояла девочка лет десяти. Пухленькая, веснушчатая, в красной шляпке и клетчатом пальто.
– Ты откуда, Красная Шапочка? – невольно улыбнулась Майя.
– Из Лахти.
– Лахти? Это, кажется, в Финляндии?
– Да, я приехала с папой! А где же мама?
– Какая мама? – поразилась Майя.
– Моя мама, Инга Григорьевна Сорочко. Она тут живет, вот адрес!
Девочка протянула ей бумажку. Адрес был Майин.
На лестнице дуло.
– Ты заходи, разберемся, – подбодрила она девочку, у той был испуганный вид.
– Меня зовут Василиса, а вас? Можно я сумку тут поставлю?
Сумка была объемистая.
– Давай сюда, она тяжелая?
– Да. Спасибо! А вас как зовут?
– Майя. Снимай пальто, Василиса! Ты есть хочешь?
– Нет, спасибо, мы с папой завтракали в самолете.
– А где же твой папа?
– Он уехал в Киев.
– Как уехал? – поразилась Майя.
– Он на самолет опаздывал, довез меня, сказал, чтобы я пожила три дня у мамы. – Глаза девочки наполнились слезами. – А мамы нет… Она раньше тут жила…
– Господи, что за кошмар! А как же он… твой папа… Он маму предупредил?
– Он сказал, что это будет новогодний сюрприз для мамы. Она откроет дверь, а на лестнице я…
Твой папа полный кретин, подумала Майя.
– Ну ничего, что-нибудь придумаем, поищем твою маму… А пока побудешь у меня.
– Правда?
– Правда, не выгоню же я тебя на мороз… Но папа… У него есть телефон? Он не мог успеть далеко уехать.
– Конечно! – обрадовалась Василиса. Она вытащила из кармашка мобильник. Набрала номер. – Выключено!
Таких отцов надо убивать! – подумала Майя.
– А вы тут давно живете?
– Два года. А ты почему спросила?
– Тетя Майя, а нельзя как-нибудь найти мою маму? Может, через Интернет?
– У меня, к сожалению, нет компьютера. Можно, конечно, сходить в Интернет-кафе… А кто твоя мама?
– Балерина.
– А где она танцует?
– В кабаре.
Час от часу не легче.
– Ты давно ее не видела?
– Почти два года. Мы с ней на вокзале встретились, когда в Финляндию уезжали. Папа с мамой поссорился, отсудил меня у нее, и мы уехали в Екатеринбург, к бабушке. А потом папа устроился на работу в Финляндии… Мама не сказала, что переезжает… Они с папой все время ругались…
– Знаешь, я, кажется, придумала, как нам найти твою маму! Конечно, сегодня не самый подходящий для этого день… Но попытка не пытка. Ты вот поешь все-таки… Пирожное хочешь?
– А какое? – деловито осведомилась Василиса.
– Есть эклер, есть наполеон.
– А можно сначала наполеон, а потом эклер?
– Можно, – улыбнулась Майя, – но может, сперва бутерброд?
– Нет, спасибо. Лучше пирожные.
– Вообще-то я тебя понимаю. Вот, садись, а мне надо позвонить. Чаю налить?
– Да ну его. А лимонадику у вас нет?
– Увы, чего нет, того нет.
– А какао?
– Какао? Какао где-то, кажется, было! Ага, вот!
Она заварила девочке какао и пошла в комнату звонить. Понимая, что, если ее пошлют куда подальше первого января утром, она не вправе будет обижаться.
Но на ее звонки просто никто не ответил. Господи, подумала Майя, а если бы я все-таки поехала в Питер, что было бы с ребенком? Но что же это за отец? Чудовище какое-то! И как ему удалось отсудить девочку у матери? Или мать совсем уж пропащая? А девчонка такая славная! Красная Шапочка.
