Ирвин Шоу - Люси Краун
— Да? — Хозяин принял свое выжидательное, полное непонимания выражение лица, подумав, Боже, в ее-то возрасте.
— Вы знаете его имя?
— Ну… Дайте-ка припомнить… — И он сделал вид, что старается вспомнить, дразня ее за это неприкрытое и непристойное преследование, наказывая за оскорбление памяти о тех женщинах, которых она ему напомнила всего несколько часов назад. — Да, кажется так, — сказал он. — Краун. Тони Краун.
Женщина закрыла глаза и оперлась рукой о стойку бара, как будто пыталась сохранить равновесие. Поймав озадаченный взгляд владельца бара, она открыла глаза и оттолкнулась немного поспешно от опоры. — Вы случайно не знаете, где он живет? — спросила она. Ее голос потускнел, и у мужчины появилось мимолетное необъяснимое впечатление, что она с облегчением бы услышала отрицательный ответ.
Он колебался. Затем пожав плечами, он дал ей адрес Крауна. В его задачи здесь не входило воспитание посетителей. Его дело управлять своим баром, а значит ублажать клиентов. И даже если сюда включались нелепые стареющие леди, спрашивающие адреса молодых людей, то это было их дело.
— Вот, — сказал он. — Я напишу вам. — Он быстро нацарапал адрес на листке блокнота, оторвал его и протянул ей. Он твердо держал листок, и по его легкому шелесту он понял, что у нее дрожат руки.
И тут он не смог отказать себе в удовольствии съязвить:
— Осмелюсь посоветовать вам, мадам, предварительно позвонить. Или что еще лучше написать. Мистер Краун женат на красивой и очаровательной женщине.
Женщина бросила на него непонимающий взгляд, будто не поверила своим ушам. Затем она рассмеялась. Смех прозвучал естественно, непринужденно и музыкально.
— Да что вы, глупый вы человек, — произнесла она сквозь смех. — Он мой сын.
Она сложила листок с адресом, предварительно тщательно прочитав его, и положила его в сумочку.
— Спасибо, — поблагодарила она. — И спокойной ночи. Я уже заплатила. Он поклонился и взглядом провожал ее до самого выхода, чувствуя, что опростоволосился.
Американцы, думал он. Самые загадочные люди в мире.
Глава 2
Оглядываясь назад, мы можем определить тот момент времени, который оказался решающим и поменял ход нашей жизни, в которой мы безвозвратно выбрали свой новый путь. Этот крутой поворот может быть результатом тщательно обдуманного плана или же просто несчастного случая; после себя мы оставляем либо счастье, либо разрушение, поворачиваясь лицом к другому счастью, или же к еще более страшной катастрофе; но пути назад нет. Это может быть момент в полном смысле слова — секундный поворот руля, обмен взглядами, брошенная фраза — или же это может быть долгий день, неделя, время года, в течение которого мучительно принимается решение — за это время сотни раз поворачивается руль вашей машины, накапливаются незначительные запланированные неприятности.
Для Люси Краун таким моментом было лето.
Началось оно обычно, как и все предыдущие.
В коттеджах вокруг озера раздавался стук молотков — это прибивались навесы, готовились к спуску на воду плоты, ожидающие первых купальщиков. В лагере для мальчиков на дальнем конце озера очищали и разравнивали площадку для бейсбола, каноэ устанавливались на рельсы, на верхушке флагштока перед столовой прикрепляли новый блестящий золотом шар. Владельцы гостиниц перекрасили свои здания еще в мае, потому что был уже 1937 год и даже в Вермонте было похоже, что депрессия наконец позади.
В конце июня, когда Крауны подъехали к коттеджу, снятому ими еще год назад, все трое — Оливер, Люси и Тони, которому в то лето было тринадцать лет, с удовольствием вдыхали парящее в воздухе томное предвосхищение предстоящего отдыха. Это ощущение усиливалось воспоминанием того, что за это время Тони чуть было не умер и чудом избежал смерти.
Оливер мог провести здесь только две недели, потом ему нужно было вернуться в Хэтфорт, и он большую часть времени проводил с Тони, они вместе ходили на рыбалку, плавали, прогуливались в лесу, чтобы ненавязчиво создать у Тони впечатление, что он ведет активный и нормальный для тринадцатилетнего мальчишки образ жизни, и тем не менее оградить его от перенапряжения, от которого предостерегал Сэм Петтерсон — их семейный доктор.
И вот прошло две недели, в воскресенье вечером один из чемоданов Оливера стоял упакованный на крыльце коттеджа. Вокруг озера царило оживление и суета, было необычно много машин — мужья и отцы семейств собирались в дорогу. Еще разморенные воскресным обедом и с шелушащейся от воскресного загара кожей, они забирались в свои машины и возвращались в город, где их ждала работа, оставляя свои семьи согласно американской традиции, по которой больше всего отдыхали те, кто в этом меньше всего нуждается.
Оливер и Петтерсон лежали в шезлонгах на лужайке под тополем лицом к озеру. У каждого в руке был бокал виски с содовой, и время от времени один из них взбалтывал напиток, наслаждаясь тихим стуком люда о стенки бокала.
Оба они были высокими мужчинами, приблизительно одного возраста, и, вероятно, даже одного социального класса и образования, но явно отличались темпераментом. Оливер сохранил тело и движения атлета: точные, быстрые и энергичные. Петтерсон, казалось, немного запустил себя. Ему свойственна была сутулость, и даже когда он сидел, создавалось впечатление, что поднявшись на ноги, он непременно чуть сгорбится. У него были проницательные глаза, почти всегда прикрытые лениво полуопущенными веками, возле которых кожа была изрезана сеточкой морщинок от частого смеха. Брови его были густыми и торчали во все стороны, нависая над глазами, волосы были жесткими, неровно подстриженными, с достаточным количеством седины. Оливер, хорошо знавший Петтерсона, однажды сказал Люси, что Петтерсон, вероятно, однажды взглянув на себя в зеркало, хладнокровно решил, что у него есть выбор между внешностью банального красавца, вроде кинозвезды на вторых ролях, или же интригующей небрежностью пробивающейся проседи. — Сэм умный человек, — одобрительно прокомментировал Оливер, — и он выбрал второе.
Оливер был уже одет по-городскому. На нем был костюм из индийской льняной полосатой ткани и голубая рубашка, волосы были немного длинноваты, так как он не считал нужным появляться у парикмахера во время отпуска, кожа носила ровный загар после часов, проведенных на берегу озера. Глядя на него, Петтерсон отметил, что Оливер в тот момент был в своей лучшей форме, когда явные результаты отдыха в оправе городского костюма, придавали ему вид учтивого официоза. Ему бы очень пошли усы, Петтерсон выглядел бы очень впечатляюще. Он похож на человека, занимавшегося чем-то очень сложным, важным и даже рискованным; он прямо как сошел с портрета молодого командира кавалерии конфедератов, которые можно найти в книгах по истории Гражданской войны. При такой внешности, если бы мне пришлось заниматься доставшимся от отца печатным делом, я был бы очень разочарован, подумал он.
